30 июня 1994 года завершился один из важнейших этапов истории новой России — ваучерная приватизация. Её затевали, чтобы спасти агонизирующую экономику СССР, в которой к тому времени был сплошной дефицит — денег, ресурсов, товаров.
Ваучеры Сбербанк начал выдавать 1 октября 1992 года. Но разговоры о необходимости приватизации велись давно, и сама идея не вызывала в народе протеста. Перед глазами были примеры Венгрии и Югославии, где небольшие частные фирмы лучше обслуживали людей, обеспечивали более широкий выбор продуктов, одежды, товаров для дома. Был уже опыт расширения инициативы и ответственности предприятий через внедрение самофинансирования, хозрасчета, аренды оборудования. И о том, что следующий шаг — это передача части госсобственности в частные руки, споров не было. Споры шли по поводу того, в каких отраслях это целесообразно и с какой скоростью это стоит делать. Символично, что СССР и РСФСР в июле 1991 года приняли свои законы о приватизации с разницей всего в 3 дня. При всех разногласиях между союзными и российскими руководителями в этом направлении они двигались синхронно.
Что получилось
Однако уже после распада Союза в августе 1992 году президент Борис Ельцин издал указ, вводивший раздачу обезличенных ваучеров. У Верховного Совета РСФСР было право этот указ отменить, но он этого не сделал. В остром противостоянии с президентской властью, в которое тогда втягивался парламент, многие депутаты действовали по принципу «чем хуже — тем лучше». Никто не думал об экономических последствиях для страны.
Сам Чубайс тоже никогда не говорил, что начиная раздачу ваучеров, он руководствовался экономической логикой. Политикам, окружавшим Бориса Ельцина, было важно создать класс новых собственников, чтобы сохранить свою власть. В результате под экономику заложили бомбу, которая тикает до сих пор. Частная собственность должна быть честной собственностью, а у нас её формирование стало родовой травмой.
Почему медлить было нельзя
Если бы приватизация вообще не началась, жестокий экономический кризис, в который попала Россия в 1990-е годы, оказался бы глубже. Хуже того: из него не было бы выхода. Независимо от того, кто пришел бы к власти, вытянуть страну мог уже только более инициативный и гибкий частный бизнес. Что он и сделал, когда предприниматели сумели адаптировать приватизированные компании к новой реальности. И стоимость самых успешных из этих компаний с начала 90-х годов к середине 2000-х выросла в десятки раз.
Наиболее успешной приватизация оказалась в сфере услуг. Она началась еще в начале 1992 года и шла по отдельной схеме, не предполагавшей выкуп предприятий за ваучеры. В разных регионах правила были разными. В Москве, например, все магазины и кафе были переданы в собственность людей, которые в них работали. И сейчас даже самый ярый коммунист не будет призывать возвращать их государству. Частные предприятия везде эффективнее государственных, если есть конкуренция — это очевидно.
Приватизация сформировала базу и для создания многих тысяч частных компаний с нуля. Молодые коммерческие фирмы не смогли бы нормально развиваться, если бы они не могли арендовать и покупать склады, магазины, цехи и офисы, которые раньше находились в госсобственности.
«Народная собственность перешла к бандократии»
Против
Директор Института социоэкономики Московского финансово-юридического университета (МФЮА) Александр Бузгалин
Почему приватизация стала синонимами слов «воровство» и «обман»? Был ли шанс у десятков миллионов граждан России стать полноправными собственниками?
Приёмы «распила»
Методы, которыми проводилась приватизация, соединили жульничество, насилие и бюрократический произвол. И выгоду от бесплатной ваучеризации получили только три группы: дельцы теневой экономики, директора приватизируемых заводов и бывшая партийно-комсомольская бюрократия.
Все эти люди похожи на компанию случайно собравшихся людей, которые выиграли в лотерею огромный дворец и не сумели распорядится свалившимся богатством. Будуары превратили в общежития, бальные залы — в склады, роскошную мебель распродали, обслуживающий персонал перевели на нищенское содержание. Для того, чтобы сохранять и воспроизводить бывшую общенародную собственность, у частных владельцев не оказалось ни нужных ресурсов, ни большого желания.
Дельцы теневой экономики принесли на госпредприятия привычки криминального бизнеса, соединяющего насилие с примитивной коммерцией, ориентированной на быструю прибыль любой ценой. «Красные директора», забыв коммунистические принципы, заставляли рядовых работников отдавать за бесценок акции, распределенные в трудовых коллективах. А государственная бюрократия позаботилась о том, чтобы самые жизнеспособные компании достались «своим». Особенно заметно это проявилось на втором этапе приватизации, когда в 1995 году были проведены залоговые аукционы, в результате которых олигархические группы за бесценок получили нефтяные и металлургические гиганты.
Однако люди быстро разобрались, что к чему. 90-е гг. обогатили русский язык двумя меткими словечками — «прихватизация» и «бандократия». И иного быть не могло. Нарождавшаяся буржуазия, сращенная со старой бюрократией, стремилась получить как можно больше общественных богатств. О том, как это делалось, без стеснения выразился один из самых циничных олигархов того времени Борис Березовский: «Не надо покупать завод, надо купить директора». В практике «цивилизованного капитализма» такие вещи преследуются по закону. А в России 25 лет назад это стало универсальным правилом захвата собственности. Сначала такой купленный директор разорял своё предприятие, потом за небольшие деньги оно переходило к новым собственникам и быстро восстанавливалось. Многие частные компании, которые позже стали приводить как пример успешного развития, появились именно так.
Что украли у людей
Десятки миллионов граждан России выполняли роль массовки в этом спектакле. Стать полноправными акционерами возможности у них не было. Люди получили свои ваучеры в период страшной инфляция. Падало производство на заводах, на акции которых обменивались приватизационные чеки. Зарплаты повсеместно задерживались, семьи нищали. Чеки дешевели вслед за обесцениваем собственности. И у большинства людей выбора не оставалось — или продать свой ваучер за бесценок, или вложить в чековый инвестиционный фонд без надежды получить доход в будущем.
По опросу, проведенному ВЦИОМ осенью 2017 года, негативно оценивают итоги приватизации 74% жителей России. И хотя лично у них никто ничего не отнял, многие чувствуют себя обворованными. Люди потеряли главное — общенародное достояние, на основе которого они получали в СССР гарантированную занятость, бесплатное образование и медицину. При этом отказ от государственной собственности не дал толчок мощному развитию экономики и росту доходов. С того момента, когда начался демонтаж советского общественного строя, прошло 30 лет, но уровень благосостояния населения в стране остался примерно на том же уровне.
Альтернатива была
Ваучеризация в России решала политическую задачу — перевод страны в точку, откуда невозможен возврат на коммунистический путь. Поэтому как экономическая акция она провалилась. Альтернативой мог бы быть отказ от тотальной и быстрой приватизации. Так сделали в Китае, где добыча сырья и крупнейшие производства до сих пор в руках государства. Но российская бандократия на первое место поставила свои цели, а не интересы народа. А гражданское общество оказалось недостаточном сильным, чтобы заставить номенклатуру и теневых дельцов хотя бы частично делиться властью и собственностью. К концу 2014 г. в частные руки перешли 112,6 тыс. госпредприятий. Таких масштабов и скоростей не было нигде в мире.
Кто сумел озолотиться на ваучерах?
Олигархи в основание своих бизнес-империй заложили именно ваучеры. Улыбнулась удача и тем, кто вовремя поменял их на акции сырьевых компаний.
Всем получателям ваучеров выдавали памятку со словами: «Приватизационный чек — шанс на успех, который дается каждому. Помните: покупающий чеки расширяет свои возможности, тот, кто продает, лишается перспектив». Расширили свои возможности те, кто потом попал в список «Форбс». Как посчитали его составители в 2012 году, 2/3 российских долларовых миллардеров основание своих состояний заложили во время чековой приватизации.
На одном из первых инвестиционных аукционов 4,88% акций Саянского алюминиевого завода приобрела фирма, в руководстве которой находился Олег Дерипаска. Нынешний владелец «Северстали» Алексей Мордашов работал в это время заместителем гендиректора Череповецкого металлургического комбината по экономике. По поручению руководства он занялся выкупом акций, которые работники получили на ваучеры. И в итоге сам стал главным акционером.
Скупала приватизационные чеки компания «Ренова», которую учредили два других миллиардера — Виктор Вексельберг и Леонард Блаватник. Когда ваучеров накопилось достаточно, они пошли на приобретение активов в нефтедобыче и цветной металлургии. Сегодня состояние Вексельберга оценивается в 11,5 млрд долл. Блаватник, эмигрировавший за границу, несколько последних лет считался самым богатым жителем Лондона. А в 2019 году его сменил в этом рейтинге совладелец «Альфа-групп» Михаил Фридман, чей ЧИФ «Альфа-капитал» был одним из самых известных.
Самым выгодным вложением ваучеров оказался Газпром. Но купить его акции могли жители только 61 региона. И даже их приватизаторы поставили в неравное положение. Так, на чековом аукционе в Алтайском крае за 1 ваучер можно было приобрести лишь 16 акций газового гиганта, а в Пермской области — целых 6000. И если кто-то из участников пермской распродажи до сих пор сохранил свой пакет, то теперь он стоит на бирже больше 20 тыс долл. (см. инфографику).
Но владельцы 40% ваучеров не придумали ничего лучше, чем продать их по цене от 5 до 40 долл. Еще 15% «собственников» не нашли своим чекам вообще никакого применения. Идеально сохранившиеся экземпляры коллекционеры берут сейчас долларов за 10-15. А вложения в чековые фонды стоят и того меньше. Так, компания «МН-фонд» (бывший ЧИФ «Московская недвижимость») выкупает свои акции по цене, равной 440 руб. за ваучер, — ниже 7 долл. «МН-фонд» начал выкуп в связи с ликвидацией. А большинство ЧИФов ушли в небытие ещё раньше.
Сколько на самом деле стоили богатства России?
Номинал в 10 тыс. руб., который был указан на ваучере, не отражал реальную стоимость государственной собственности, которая стояла за ним.
Определяя номинальную стоимость ваучера, приватизаторы действовали просто, если не сказать — примитивно. За точку отсчета взяли балансовую стоимость предприятий РСФСР в 1984 году, составлявшую 4 трлн руб. Решили, что бесплатной раздаче подлежит 35% госсобственности на сумму 1,4 трлн руб. Затем поделили это число на количество жителей страны и округлили до 10 тыс., чтобы «было красиво».
«Но цифры эти были колоссально занижены, — утверждает бывший директор НИИ статистики Росстата Василий Симчера. — Ученые в конце 1980-х годов оценивали национальное богатство США в 150 трлн долл., а СССР — в 58 трлн. Доля РСФСР в союзной собственности равнялась примерно половине — 29 трлн. долл. или 1595 трлн. руб. по курсу 55 руб. за доллар в начале 1992 года. Поэтому имущество, подлежащее приватизации, могло стоить до 558 трлн. тогдашних неденоминированных рублей, а ваучер мог бы давать право на собственность в 3,8 млн. руб. Близкую оценку называл тогда и Всемирный банк: 4,2 млн. руб.
Чтобы получить точные цифры, нужно было перед началом приватизации провести инвентаризацию активов всех предприятий страны, вплоть до последнего магазина. Но у правительства Ельцина была тогда другая задача — пустить ваучер в оборот за любую цену, лишь бы как можно быстро избавиться от ненавистных ему коммунистических порядков. Что и получилось, когда миллионы людей по неведению продали чеки по цене нескольких бутылок водки, а кучка махинаторов приватизировала заводы и фабрики за бесценок».
Долгое эхо 90-х годов
Уродливая приватизация создала в экономике деформации, которые не выправлены до сих пор.
Олег Ожерельев, помощник Михаила Горбачева по экономике в 1990-91 гг.
Как ни парадоксально, приватизация не создала в России настоящей частной собственности. А вместо здоровой рыночной экономики был построен феодально-бюрократический капитализм. При желании государство в любой момент может поставить под сомнение права на компании, созданные сомнительными способами. Отсюда зависимость миллиардеров от власти и стремление спрятать свои активы в офшорах. Кумовской принцип раздачи предприятий заложил системные основы коррупции. Предприниматели на всех уровнях привыкли искать чиновничьего покровительства. А бюрократия, которая их контролирует, получает свою долю ренты.
Отставания в инновациях — тоже из 90-х, когда собственность досталась людям, которые оказались успешными в перераспределении созданного до них, но не самыми эффективными в создании нового. И низкий престиж предпринимательства — из тех времен, когда обогащались не самые креативные и добросовестные, а самые ловкие.
Если бы всех этих уродливых перекосов удалось избежать, я уверен: сейчас мы жили бы в другой стране — с более высокой долей малого бизнеса, инноваций, с более высокими доходами граждан. Но массовая экспроприация частной собственности станет сейчас не менее пагубной, чем уродливая приватизация 25 лет назад.