«Вам куда?» – «На автовокзал». – «А оттуда?» – «На ту сторону». Это диалог в аэропорту Ростова. Почему-то у всех – и местных, и приезжих – образовался один и тот же ответ: «На ту сторону».
Если едете в Донецк, надо звонить на автовокзал за сутки и бронировать билет. При этом вас спросят: «Донецк – ДНР?». Потому что есть еще другой Донецк – поселок в Ростовской области по пути в Луганскую республику. Кстати, еще полгода назад вопрос кассирши звучал иначе: «Донецк – Украина?».
Ростов – тыловой город двух войн. Сначала чеченской, теперь... Напротив автовокзала – железнодорожный. «Жэ-дэ», как здесь говорят. Отсюда уходят маршрутки – в Ереван, Тбилиси, Донецк, Луганск, Днепропетровск, Харьков... Да-да, именно так: можно в «республики», можно на Украину.
Ехать часа четыре, без учета границы. Самое время погрузиться в раздумья.
Неизвестная предыстория
То, что «донецкие», придя к власти в Киеве, сосредоточенно занялись самообогащением, стало очевидным довольно быстро. Равно как и то, что занятие это разворачивало их, как плохую лодку, то к Западу, то к Востоку. Игры в евроинтеграцию привели Януковича к майдану, что дальше – общеизвестно. Это для простых людей майдан был либо попранием конституции, победой антирусских сил, цивилизационным сломом, либо, наоборот, торжеством демократии и революцией достоинства. Для элиты он был просто переделом сфер влияния.
Хозяин Донбасса миллиардер Ринат Ахметов предпочел ответить несимметрично. Припугнуть победителей, чтобы не думали, что им теперь все можно. Благо идея лежала на поверхности: донецкий сепаратизм.
Исторической памятью в Донбассе дорожили всегда. Хотя тема Донецко-Криворожской республики была под негласным запретом и в СССР, и в незалежной (о ней не писали книг, не ставили фильмов). По воспоминаниям сотрудников исторического факультета Донецкого национального университета (ДонНУ), острые дебаты по истории Донбасса в студенческой и преподавательской среде шли с «нулевых» годов. А в 2005-м группа интеллектуалов во главе с Андреем Пургиным и Александром Цурканом создали общественную организацию «Донецкая республика». В 2007-м ей пришлось уйти в подполье, но свою деятельность она не прекратила. Более того, черно-сине-красный триколор был придуман именно в ней и стал ее флагом.
В час икс Ахметов стал искать контакт с общественными деятелями. Те восприняли это с благородной наивностью: верхи с нами! И вот тут верхи просчитались. Они-то хотели показать народный протест, поиграть в независимость – и были уверены, что вверенное им население уже достаточно вкусило благ общества потребления, чтобы высокие зарплаты стояли на первом месте в ценностной шкале. В сущности, Ахметов хотел ровно того же, что будет позже записано в Минских соглашениях, – широких прав Донбасса в составе Украины. Прежде всего экономических. Читай: сохранения активов «донецких».
Как только это стало ясно активистам Донбасса, они en masse не пожелали больше иметь дело с Ахметовым и его деньгами. Митинг перед областной администрацией 1 марта 2014 г выдвигает «народного губернатора» Донбасса – историка и предпринимателя Павла Губарева. 7 апреля родилась Донецкая народная республика (ДНР), которую Ахметов считал своим изобретением, но провозглашена она была не теми и не за тем.
12 апреля в Славянск приходит отряд Игоря Стрелкова, который мгновенно стал (и остается по сей день) культовой фигурой в Донбассе. Спустя месяц, 11 мая, в Донецкой и Луганской республиках состоялся референдум, сказавший «нет» жизни в государстве Украина. Целью подавляющего большинства было пойти по крымскому пути – в Россию.
Земля добровольцев
Дончане до сих пор вспоминают, как на местном «жэ-дэ» раскупали билеты «украинствующие» – гламурная публика, бизнесмены, госчиновники, интеллигенция. Набивались в плацкарт, в общие вагоны.
Остальные готовились к обороне. И с колес создавали государственность. Не без разногласий между собой, но то были разногласия технические, не идейные. Потому что Донбасс вдруг сам оказался идеей. Идеей сопротивления, идеей альтернативы – в том числе Западу. Кто это чувствовал – стекались в Донбасс с Чукотки, из Северной и Южной Америки, как знаменитые в этих краях нью-йоркец Зак Новак и бразилец Даниель Лусварги. И, конечно, человек, которого весь Донбасс зовет «наш Гриша», – британский тележурналист Грэхем Филипс.
Петербуржец Александр Жучковский в Донбассе с мая 2014 г:
– Я понял, что надо ехать, второго мая. После бойни в Одессе.
Рассказывает Павел Комарь, житель Донецка:
– Ополченцы действовали жестко, но мы же все понимали. Если видели, что к соседу залезли, что на машине подъехали совершенно чужие рожи, мы звонили на блокпост, и этих рож уже никто и никогда больше не видел. Потому что мародерство – одно из самых тяжких преступлений.
Чего не было, так это спекулянтов. Даже за карманную кражу отправляли рыть окопы на передовую. Город в июле 2014-го был отрезан с трех сторон, и завозить в него что-либо становилось все сложнее. В августе начались обстрелы центра Донецка из ракетных установок «Град». В городе научились не только определять по звуку калибр, отличать тяжелые «Гиацинты», «Акации» и «Пионы» от легких «Васильков», но и острить: залпы, как звонки на мобильник, стали делить на «входящие» и «исходящие».
Когда я первый раз приехал в Донецк и спросил о мерах предосторожности на случай обстрела, ответом мне, как у Маяковского, «была порция хорошего, здорового смеха»: «Иди спокойно спать. Просто, когда будет «ложиться» близко, сам не поймешь, как в считанные секунды окажешься одетым, с деньгами и документами в кармане в подвале соседнего дома». Потом улыбка стала невеселой: «Ну а своего снаряда ты все равно не услышишь».
В те дни все дончане узнали не только как зовут неуехавших соседей, но и какие у них беды-невзгоды. Лишившихся крова брали к себе незнакомые люди.
Защиты: магистерские и от обстрелов
– Нас сегодня обкладывали весь день. Все дрожало – земля, стены... Но у нас весь день шли магистерские защиты, – рассказывал мне тогда по телефону Александр Хохуля, преподаватель Донецкого национального технического университета (ДонНТУ).
Постарайтесь представить, как просили докладчика повторить последнюю фразу, потонувшую в постороннем шуме.
А ведь им указано было уезжать на территорию Украины: ДонНТУ – в Красноармейск, ДонНУ – в Винницу, луганским вузам – в Старобельск. Все, кто хотел, уехали. Сегодня в Интернете можно найти два сайта ДонНТУ, два ДонНУ и т. д.
В Донецке не стало гражданских профессий. Дворники выходили с метлами и совками, не дожидаясь конца обстрела. О работе донецких врачей, не снимавших халаты сутками, сказано очень много. Таксисты, маршруточники, автобусники, шоферы «скорой помощи», а еще водопроводчики, газовщики, электрики делали свою работу порой под шквальным огнем... Москва разворачивала помощь Донбассу. Но – в обмен на уход Стрелкова. И никакого официального признания республик.
Ахметов тоже разворачивал помощь. Гуманитарную. Кстати, помогая ополчению, «большие дяди» ни в коем случае не отдадут ему Мариуполь – порт и металлургические заводы, сердце империи Ахметова. Он и сейчас шлет в Донецк гуманитарку. А в Мариуполе катает сталь для бронетехники ВСУ, вооруженных сил Украины.
«Мы работаем!»
...Когда въезжаешь в Донецк, город поражает чистотой и пустотой. Осталось чуть больше половины населения – тысяч, наверное, шестьсот. Но этого достаточно, чтобы не только поддерживать городскую жизнь, но и наполнять прохожими городской центр, улицы Университетскую и Артема. Людно в общественном транспорте, проезд в котором до Нового года стоил шесть рублей. На билетах еще год назад напечатали: «Донецкая народная республика». Но тогда цена была в гривнах.
Гривна ушла мгновенно, как только разрешили торговать за рубли. В рублях выплачиваются зарплаты и пенсии. Самые высокие зарплаты в республике – в ополчении (теперь уже – в армии): от 10 тысяч в месяц у рядовых до 35 – 40 у высшего командного состава. У остальных категорий граждан зарплаты редко достигают 15 тысяч.
Не менее половины продуктов поставляется с Украины, причем цены на них не особенно выше российских. Это тем более странно, что любой житель города расскажет о страшных поборах, которые чинят на «укропских» блокпостах дальнобойщикам.
Экспорт из ДНР осуществляется через... Республику Южная Осетия! Это единственное государство, приславшее свои посольства в Донецк и Луганск. Впрочем, основной предмет экспорта – уголь – гонят на Украину и напрямик. Республике нужны деньги, у замерзавшей Украины альтернативы донбасскому углю нет. Война войной, а обед – по расписанию.
А еще на территории республик есть предприятия, рабочие которых живут по разные стороны фронта. На работу ездят исправно, хотя украинские солдаты смотрят на них, как на «сепаров» (сепаратистов). Тем временем эти предприятия через одно продолжают платить налоги Киеву. А закрыть их – где трудоустраивать людей?
Экономика малыми шагами, но развивается. Открытие (чаще расконсервирование) каждой новой лавы в шахте, строительство (чаще восстановление) каждого нового дома – пока еще событие, но ремонтируют дороги, пытаются запустить свой пассажирский поезд. Начинают работать банкоматы, хотя город еще пестрит рекламами типа «снимем деньги с карты за 3% комиссионных».
Работают два канала телевидения Новороссии, выходят свои газеты. С осени 2015 года в ДНР функционирует свой собственный сотовый оператор «Феникс».
Донецк, точнее, центральная его часть, уже гораздо больше напоминает столицу государства, чем областной центр. В кафе, торгово-развлекательных центрах, не отличающихся от питерских, сидят ополченцы, отдыхая в увольнительных. Но внимательный наблюдатель заметит уличную рекламу, призывающую вступать в армию ДНР, и объявления у дверей в городские храмы и университет – «С оружием не входить».
Ополченцы ходят по городу без оружия и без масок. Ношение и того и другого строго регламентировано. С оружием ходит только полиция республики. Безопасность на дорогах обеспечивает ГАИ ДНР. Бывает, встречаются две «единицы бронетехники» разных частей, и командиры экипажей, высунувшись из люков, как Чичиков с Маниловым, уговаривают друг друга проехать первым.
С Нового года вновь регистрируемые авто получают номера ДНР. А граждане – внутренние паспорта ДНР.
Иногда, как каравеллы, по центральным улицам проплывают белые джипы миссии ОБСЕ. Ни одного доброго слова об этой организации мне не произнесли.
Ни «входящих», ни «исходящих» в центре Донецка почти не слышно.
Одно из наиболее пострадавших зданий в центре – краеведческий музей, а рядом с ним – дворец молодежи «Юность», чьи стены тоже «потрогала» украинская артиллерия. Но над входом вывеска: «Мы работаем!».
По маршруту двадцать пять
Сажусь в автобус # 25, идущий по одной из главных донецких улиц – Университетской. Раньше для жителей Донецка это был путь, подобный нашему от Сенной площади до «Пулково» . И проспект, аналогичный нашему Московскому, называется Киевский. И пункт назначения – аэропорт.
Донецкий аэропорт имени Сергея Прокофьева. Два года назад происходящее там не сходило с наших телеэкранов. Потом было заявлено, что активные боевые действия здесь не ведутся... Однако уже на полпути отчетливо слышны «бахи».
А вот и кольцо. Временное. Перекресток с Партизанским проспектом. За ним – первый блокпост. Киевский делает поворот и выходит на Путиловский мост, взорванный во время летних боев 2014 года – под ним до сих пор стоит подбитый украинский танк. Отсюда до аэропорта полкилометра. Там уже фронт.
В этих местах нет ни одного целого дома. И очень мало людей. Но есть. Здесь живут. Сюда возвращаются. Отсюда ездят на работу и погулять в благополучный, условно мирный центр.
Иду на другой автобус – и на «жэ-дэ-вокзал». Он пуст, как и пути. Только несколько редкой красоты старинных локомотивов и вагонов – музей-депо станции Юзово. Счастье, что их не зацепило... И сейчас вроде тихо.
Нет! Стоит перейти пути – слышишь звуки среднеинтенсивного стрелкового боя. За железной дорогой начинается частный сектор, поселок Октябрьский. «Стрелкотня» (как ее называют местные жители) идет здесь беспрерывно месяцами. Люди привыкли. Они бредут по делам, из магазина, с работы. Лица их словно сошедшие с черно-белых фотографий семидесятилетней давности. Район железнодорожного вокзала в Донецке – это наше Автово в блокадные годы. Та же поселковая застройка на краю большого города, и та же неизбежная утомительная близость смерти.
Приговоренные к миру
Еще в апреле 2015 года после двух «Минсков» практически все в Донецке – от дворников до политиков – верили, что Россия заберет Донбасс. Уверенности добавляли и помощь ополчению, и готовившийся переход на рубль. Законодательство приводилось в соответствие с российским, создавались ведомства, «зеркальные» российским. Осенью наступило осознание: этого не будет.
Позиция Москвы – это Минские соглашения. А значит, Донбасс ожидает затягивание вялотекущего военного конфликта с Украиной. Да и общественное внимание уже переключилось на Сирию...
«Я прагматик, – утверждает Андрей Евгеньевич Пургин, тот самый, один из создателей общественной организации «Донецкая республика». – Если бы я не был таковым, мы не могли бы развивать, казалось бы, абсолютно безнадежную идею Донецкой республики на протяжении девяти лет и увидеть ее какую-никакую, а реализацию.
Так вот, единение Русского мира – это наша конечная цель. Но она пока за горизонтом планирования. Сейчас надо осознать текущий момент. Романтический период «Русской весны» закончен. Если после референдума подавляющее большинство в Донбассе точно знали, что наша цель – вхождение в состав Российской Федерации, то теперь мы можем насчитать минимум шесть вариантов видения будущего, не считая совсем экзотичных. Пожалуй, в настоящее время население ДНР единодушно в одном: возврат в Украину невозможен».
Не впору ли прагматику лезть в петлю от сегодняшнего положения республик?
– Конечно, нелегко говорить об этом, когда – слышите? – идет обстрел из танков, но... вот, взгляните, – другой мой собеседник ректор Донецкого национального технического университета Александр Яковлевич Аноприенко открывает в своем компьютере презентацию. – Вся история Донбасса – это чередование периодов индустриализации и разрухи. Их было три. Первая индустриализация – с момента основания Юзовки-Донецка в 1870 году до Первой мировой. Затем – Гражданская война. В общей сложности семь лет разрухи. Затем с 1921 года вторая индустриализация. Вплоть до Великой Отечественной. С сорок пятого года по девяносто первый шла третья индустриализация. Она, можно считать, закончилась с развалом СССР. Потом было странное время украинской независимости, которое было для промышленности Донбасса скорее прожиганием нажитого, чем развитием, и, наконец, – новая война в 2014-м. Очевидно, сейчас, когда эта война закончится, начнется новая, четвертая, индустриализация Донбасса...
Разрушенные заводы, остановленные шахты, погашенные домны и разорванные цепочки поставок и сбыта не пугают Александра Яковлевича.
– В те летние дни 2014 года, когда нам грозила полная блокада со стороны ВСУ, мы внимательно изучали опыт Ленинграда, в том числе и опыт налаживания промышленного производства в условиях полной изоляции. Так вот, наши условия несравнимо лучше ваших! – смеется мой собеседник.
Эти идеи очень близки первому «народному губернатору» Донбасса Павлу Юрьевичу Губареву:
– Мы всегда говорили, что видим Новороссию как страну-технопарк. С одной стороны, на этом клочке земли что-то сделать труднее, а с другой – даже легче. Нам нужно осознать: наступает время не протеста, но созидания. Нам не нужны второе Приднестровье, вторая Абхазия или Южная Осетия, второй Карабах. Нам нужен Донбасс, который всегда был промышленным сердцем России, а сейчас стал еще и ее совестью.
...На скамейке у автобусной остановки – объявление. Институт культуры приглашает на занятия. Вход свободный. Пожалуй, мои собеседники не такие уж идеалисты.
P. S. Окажись наш автор в Донецке сейчас, тональность текста была бы определенно иной. В последние дни Кирилл Пшеничный получал новые сведения от друзей и просто знакомых оттуда: «опять массированные обстрелы по всему фронту, опять крупные калибры и, что самое страшное, реактивная артиллерия _ «Грады» и «Ураганы». Больше года не было такого. Также впервые за год с лишним был обстрелян Луганск...». В Путиловке и Октябрьском _ опять «прилеты»...
1.0
