— Мария, ваша актерская династия насчитывает уже несколько поколений. Дочь Полина Куценко окончила актерский факультет и играет на сцене. Мама была режиссером и актрисой. Говорят, она дружила с Виталием Соломиным?
— Виталий с женой Машей входил в ближний круг любимых людей нашей семьи. Как и Борис Клюев, Владимир Дубровский, Александр Клюквин, Екатерина Образцова (главный режиссер Театра кукол и внучка легендарного Сергея Образцова), Алексей Казанцев и Наталья Сомова, Герман Климов, Павел Тихомиров, который сейчас в Доме актера ставит много спектаклей. Еще у нас дома собирались артисты Малого и Большого театров, архитекторы, композиторы, художники, драматурги. Приходил замечательный хирург-онколог Евгений Матякин — верный друг Виталия, да и всего театра, который тщательно заботился о здоровье артистов. В эту компанию с особой радостью вливались дети, звучала гитара, с большим юмором обсуждались события и новости, все играли в шарады, буриме, дядя Дима — мой бывший отчим (Дмитрий Назаров, в те времена актер Малого театра. — Прим. ред.) на ходу сочинял стихи... Я всегда прямо мчалась в эту компанию, где бы ни находилась, — так интересно там было.
— Каким человеком был Соломин?
— К нему тянулись абсолютно все. При этом вокруг всегда оставалось некое пространство, в которое незнакомые или случайные люди не могли вторгаться — он не любил панибратства. Кстати, благодаря фильму Виталия Мефодьевича «Охота» я заочно познакомилась с прекрасной Танечкой Абрамовой, ставшей позже моей подругой. Она и Александр Лазарев играли в этой картине главные роли. Мы всей семьей пришли на премьеру в Дом кино, и я впервые увидела Таню на экране. А теперь, когда спрашивают, как мы с Абрамовой познакомились, шучу, что «я выросла на ее фильмах». И Тане эта фраза очень нравится, потому что она на два года меня моложе.
Соломин был горд этим фильмом. Его снимали в красивейших местах, в частности в подмосковной усадьбе Суханово. В картине потрясающие зимние пейзажи, замечательные костюмы. Виталик вообще был перфекционист. Если за что-то брался, обязательно доводил дело до конца. Он не переносил халтуру, «полуработу», когда что-то сделано не на должном уровне... У Виталия прекрасная семья: жена Маша, красавица, актриса театра и кино, которая его боготворит и любит, его гордость — дочки Настя и Лиза, прекрасные внуки, очень похожие на своего наиталантливейшего дедушку. Мы иногда видимся, созваниваемся. Память о Виталике у тех, кто знал его, настолько живая, что кажется — он где-то близко и обязательно дал бы совет в затруднительной ситуации. Думаю, он и с семьей своей рядом, оберегает своих девочек.
— Насчет компании — понятно, она была чудесная. А в театр мама с отчимом вас с собой брали?
— Мы с мамой часто ходили в Малый к дяде Диме Назарову. Помню там замечательные спектакли «Леший», «Волки и овцы», «Дядя Ваня» — режиссерский дебют в театре Сергея Соловьева. Вот где я хотела бы сыграть Елену Андреевну! А еще в Малом шла потрясающая «Свадьба Кречинского» в постановке Виталия Соломина — все было так ярко, музыкально, интересно, талантливо! Ах, возобновить бы эту постановку! Но, наверное, больше всего спектаклей в детстве я посмотрела в театре «Сфера», в котором работала мама. Благодаря ему у меня возникло непреодолимое желание быть причастной к актерской профессии. Худрук труппы Екатерина Ильинична Еланская часто приглашала в спектакли артистов из других театров: Евгения Киндинова и Екатерину Васильеву, Евгению Ханаеву, Евгению Симонову, Евгения Весника, Наташу Хорохорину. В «Сфере» были потрясающие спектакли, очень разнообразный репертуар — от комедий Гольдони до «Прощай, Гульсары» по Чингизу Айтматову (в этой постановке маминым партнером был дядя Дима, он играл коня, влюбленного в красивую женщину, и это получилось так трогательно, что я плакала, и многие зрители тоже). А в «Весенней сказке» — современной версии пьесы Островского, участвовала рок-группа, звучала изумительная музыка композитора Александра Марченко. Еще был спектакль «Гарольд и Мод» — мама его поставила и исполняла одну из ролей — о любви молодого юноши и пожилой женщины (главную женскую роль там блестяще играла Римма Быкова). Манера актерской игры, новаторство режиссерских приемов и находок, музыка, азарт — все это навсегда осталось в памяти как пример смелости и реформаторства в искусстве. Сейчас у театра сложные времена, дай бог, чтобы он продолжил свою творческую жизнь. Его нынешний главный режиссер Александр Коршунов, сын Еланской, приложил столько сил, чтобы сохранить дух этой труппы, ее необычный стиль! Ведь там даже конфигурация сцены необычная — шестиугольная. Этот театр уникален во всем.
— А когда на сцену стали выходить вы?
— Наверное, в детском саду. Героиня новогоднего праздника Снегурочка — девочка из нашей группы — заболела, и меня выбрали на замену. То есть моя актерская жизнь началась срочным вводом на главную роль. Позже, когда училась в старших классах, снова играла Снегурочку. Мой отчим был Дедом Морозом на грандиозном новогоднем шоу на Тушинском аэродроме — с выступлением рок-групп, артистов цирка, с участием даже борзых собак. Я терялась сначала, но потом поняла, что не имею права «не соответствовать», и выступила удачно. Кстати, после этого праздника дядя Дима официально стал главным Дедом Морозом страны.
И все же первый опыт был самым ярким. Моя бабушка Людмила Павловна Красноярская соорудила наряд из красивой фиолетовой дубленки с белой опушкой. У нее были золотые руки. Она работала артисткой оперетты и при этом изумительно шила и даже преподавала швейное дело. А еще создавала прекрасные альбомы — в помощь молодым костюмерам. Там были не рисунки, а сшитые бабушкой миниатюрные модели платьев, выполненные из креп-жоржета, панбархата — названия тканей помню до сих пор! Бабушка мне показывала правильные, идеально ровные швы. Когда теперь выбираю одежду, смотрю на нее бабушкиным профессиональным взором, обращая внимание на качество строчек.
Бабушка нас обшивала: очень люблю фото, где мы с мамой в сарафанах ее производства — с красными маками и белыми кружевами, и еще в шляпах (у мамы красная, а у меня красная в белый горох, мы ее называли «Шляпа мухомора»). А мама великолепно вязала спицами и на машинке. Тогда многие женщины становились рукодельницами, ведь красивую одежду было очень трудно достать. Художественный дар и фантазию мама проявляла в узорах и рисунках на свитерах, я до сих пор помню полосатый комбинезон на молнии, который мама связала для меня. Ее копии картин Моне и Сезанна на деревянных дощечках украшали мою детскую, а в большой комнате всю стену занимали «Муза» и «Над городом» Шагала в мамином исполнении. Так вот, для моего дебюта на сцене бабушка соорудила потрясающий наряд Снегурочки, украсив шубку кусочками парчи, которую принесла из театра. Еще она смастерила корону-кокошник: оклеила картон золотой и серебряной бумагой и украсила перламутровыми бусинками. Я тогда ходила с недлинным каре, но мне прикрепили косу из шикарных каштановых маминых волос: после окончания театрального училища она их отрезала и сделала шиньон, который потом не раз использовала на сцене. Коса была сантиметров 60, мне по колено.
— Тот костюм вы запомнили до мелочей, а сам дебют?
— Помню, что с большим удовольствием изображала прилежную красавицу и, размахивая метелочкой, пела: «Я Снегурка, внучка Деда, хлопотунья, непоседа. Все я в доме прибрала и крылечко подмела». Потом на сцену выбегали зайчики, и мы детям вручали подарки. Мне это казалось органичным: кого-то порадовать, сделать доброе дело. В садике я вообще была добрая атаманша: очень любила ребят, так их целовала и обнимала, что родителям приходилось разжимать мои руки — слишком уж страстные у меня были объятия. Кстати, у меня сейчас дочь Глашенька такая же любвеобильная.
Потом в школе вместе с любимыми подругами Ириной Красильниковой (она сейчас живет в Ницце и преподает детям русскую литературу) и Екатериной Грачевой (она талантливый дизайнер, участница телепрограммы «Квартирный вопрос») мы постоянно что-то придумывали. Ставили сценки под безумно модные тогда итальянские песни. В номере на хит Пупо «Джелато аль Чокколато» я играла мужчину, который пытается завоевать любовь девушки: дарит цветы, приглашает танцевать, но она отказывается. И лишь когда угощает «бамбину» мороженым, та соглашается прогуляться с ним.
— И тогда вы захотели стать актрисой?
— Нет, в детстве я хотела стать балериной — мне очень нравилось танцевать. Я узнала, что в хореографическое училище при Большом театре берут после третьего класса, и пыталась готовиться к поступлению — ходила на художественную гимнастику. Мне казалось, что меня обязательно возьмут, потому что у меня были данные — растяжка и очень сильное желание. Но для поступления в училище уже нужно много чего уметь. Еще там смотрят на рост и комплекцию родителей, чтобы предугадать, каким станет 10-летний ребенок в будущем. А у меня папа очень высокий. Это сейчас балеринам не возбраняется иметь рост 180 сантиметров, а тогда комиссия сочла, что я буду недостаточно худенькой, маленькой и изящной. Хотя, если бы я поступила, сделала бы все возможное, чтобы соответствовать самым строгим балетным стандартам. Но что выросло, то выросло.
Мечту о балете я попыталась исполнить еще раз два года назад. Моей дочери Груне было десять, и я повела ее в училище, куда и сама пыталась поступить. У Груни данные гораздо лучше, чем у меня: дочка худая, гибкая, очень прыгучая, с прекрасной растяжкой (она занималась спортивными танцами). Груня прошла на второй тур, но потом сказала, что дальше мучиться не хочет.
Не поступив в хореографическое училище, я занялась народными танцами — пошла в школу при ансамбле «Березка» (в нем солистом работал мой папа Михаил Порошин). В школе с нами занимались педагоги из ансамбля, они мои «дробушки» хвалили, но чтобы добиться настоящих успехов в танцах, ими все-таки надо серьезно заниматься с ранних лет.
— И все же сценический опыт, приобретенный в школе народного танца, видимо, помог с выбором профессии. Да и от страха сцены наверняка избавил…
— Что вы! Я и сейчас несмелая. А уж в юности не просто боялась сцены и публики — я вообще боялась людей, пристального внимания к своей персоне, мне казалось, что как-то нескромно выходить и что-то вещать.
— И как же вы поступили в театральное училище?
— Помню, я все ходила около зданий институтов и не решалась зайти. Дождалась июня, когда прослушивания закончились и начались уже вторые туры. И вот гуляю я по Тверской — в огромной джинсовой куртке не по размеру и в каком-то деревенском сарафанчике — со своим другом Сергеем Шепелевым. Мы познакомились в Анапе, в пионерском лагере Большого театра «Спутник». Я там отдыхала, а он был лучшим вожатым, потому что вечерами собирал футбольное поле слушателей, которые приходили послушать, как он поет под гитару — Цоя, «Воскресенье», Барыкина. И вот мы гуляем, подходим к Камергерскому переулку, где располагается Школа-студия МХАТ, и Сережа говорит: «Ну когда же ты уже пойдешь поступать? Может, сейчас?» Отвечаю: «Да я не готова...» А он уговаривает: «Мы просто узнаем — остался у тебя шанс или нет». Зашли в училище, поднялись в учебную часть, там секретарь сказала, что я опоздала: уже идут туры, педагоги слушают «десятки» — группы абитуриентов по десять человек. Я обрадовалась: «Ой, как хорошо! Спасибо вам большое! Всего доброго!» Секретарь изумилась: «Что значит «спасибо вам»?» — «Ну, это же хорошо, что я все пропустила». Она с еще большим интересом на меня смотрит: «Так-так...» И тут Сережа говорит: «А можно девочке просто послушать, что там на втором туре происходит? Она же все равно опоздала. Сжальтесь, пожалуйста...» Она согласилась пойти узнать. А Сережа мне шепчет: «Может, тебя все же послушают». Я чуть не плачу: «Сережа, зачем? Я же не готовилась, я боюсь! И как я одета — это же кошмар, я страшная». Тут возвращается секретарь: «Пусть она проходит».
Захожу в аудиторию, а там человек двадцать педагогов — стулья в три ряда. И софиты горят. Страшно! Я направилась в темный уголок, а мне кто-то из комиссии говорит: «Присаживайтесь». И показывает на стул в центре комнаты. Шепчу: «А можно я последняя почитаю, после всех, потому что я не готовилась показываться. И куртка на мне неподходящая, и платье...» — «Да нет, выходите и читайте. Все уже прочитали, вот вы последняя и остались».
В общем, вышла и начала что-то лепетать, комиссия захихикала. Потом я прочла стихотворение Ахматовой — очень серьезно, страстно. Комиссия уже громко смеется. И я не выдержала: «В чем дело? Я не понимаю, почему вы оскорбляете мои чувства?» — «Да вы просто еще очень молоды для такого стихотворения». Мне ведь всего 16 лет было, такая романтическая барышня. Но больше всего комиссию развеселило, как я читала прозу — рассказ про мокрую курицу, влюбленную в дождь. В конце меня спросили: «Вы «Мороз и солнце» знаете?» — «Ну кто же его не знает!» — «Давайте!» Я бодро прочитала два четверостишия, а потом текст забыла, начала запинаться. Весь зал стал мне подсказывать, и это снова развеселило педагогов. А я разрыдалась, стало так страшно и одиноко... Но, к моему изумлению, минуя третий тур, меня отправили сразу на конкурс — это последний этап творческого экзамена. Там я тоже отличилась. Пришла в брюках, хотя девочкам надо показываться в юбке — я этого не знала. Слышу, за моей спиной говорят: «Вот наглая какая — в брюках заявилась». Выручила Марианна Шульц, будущая прекрасная актриса Театра Табакова, с которой мы дружим до сих пор, — где-то достала для меня юбку. Это приключение тоже не придало мне уверенности. Но тем не менее я поступила — на курс Табакова, который тогда был и ректором Школы-студии. А через два года он предложил мне уйти и поискать себя в чем-то другом.
— А что ему в вас не нравилось?
— Так бывает, что худрук со временем решает, кого он хочет видеть на курсе, а кого нет. Просто не видит этого артиста в дальнейших работах. Ситуация для меня сложилась ужасная. Но тем не менее «все что ни делается...». Я была благодарна Олегу Павловичу. У меня произошла переоценка ценностей, это был важный урок — смерть и новый глоток жизни! Уйдя из Школы-студии в тот год полного творческого отчаяния, я попала в Щукинское училище, где провела четыре очень счастливых года...
В Щукинское попала случайно. Там был День первокурсника — по традиции все студенты показывают, чем занимались на двух первых курсах: этюды к образам, этюд на органическое молчание, на оценку факта, отрывок самостоятельный, отрывок педагогический, наблюдение за животными, наблюдения музыкальные, профнавык. И я поняла, что это какое-то волшебство и я хочу этому научиться...
В Щукинское пришлось поступать заново, на общих основаниях. Боялась и переживала еще больше, чем в первый раз. Абсолютно не было сил и уверенности, что правильно выбрала профессию. Помогала поддержка Гоши, который был рядом и вселял в меня надежду — он в течение всех лет, что его знаю, это делает. И еще повезло, что курс набирала Марина Александровна Пантелеева. Она улыбнулась, сказала: «Успокойтесь, все будет хорошо», — и взглядом показала свою заинтересованность и расположение. И это сразу придало мне сил! Я благополучно прошла и туры, и конкурс. Но когда зачитывали список принятых, меня там не оказалось. Это был очередной удар. Как же я расстроилась! Однако спустя несколько минут выяснилось, что я принята: просто из-за ужасного волнения и шума в холле прослушала свою фамилию. Так я попала на чудесный курс, где училась вместе с Антоном Макарским, Димой Мухамадеевым, Олегом Кассиным, Наташей Антоновой, Максимом Авериным, Кириллом Кяро, Ильей Бледным, Михаилом Владимировым, Олей Будиной, Федором и Олей Баландиными, Дмитрием Кошминым, Настей Медведевой, Оксаной Зубрицкой...
— После училища сразу стали получать главные роли в кино?
— Нет. Когда мы выпустились, фильмов снималось мало, а в редкие телепроекты попасть было практически невозможно. Приходилось постоянно ходить на кастинги, чтобы получить хоть какую-то работу. Так я попала в популярную телепрограмму «Шире круг». Меня красиво одели, рассказали, что говорить, где стоять, и вроде бы все выглядело прекрасно. Но у меня не было никакого опыта в качестве ведущей, я очень стеснялась, да и вообще, телешоу оказалось для меня сложным форматом. Мне хотелось делать что-то более душевное, что заставляло бы зрителя задуматься, переживать, сочувствовать. И я поступила в театр «На Покровке», его возглавлял Сергей Арцибашев. В институтских спектаклях у меня было много разноплановых ролей, в том числе и больших. А в стационарном театре почти каждый актер проходит такое испытание, как эпизодические роли. И можно вообще засидеться, годами ожидая чего-то значительного. В это время меня как раз стали приглашать в антрепризы, где интересные режиссеры предлагали хорошие пьесы и разноплановые роли, и я с радостью откликнулась на эту возможность. Мне посчастливилось играть с такими мастерами, как Юрий Смирнов, Таня Кравченко, Александр Феклистов, Александр Балуев, Валерий Гаркалин, Андрей Ильин. А поскольку сочетать антрепризу и репертуарный театр в тот момент было невозможно, от Арцибашева я ушла.
— А первые свои роли в кино помните?
— Сначала были эпизоды в ставших популярными сериалах: «Дальнобойщики», «Каменская», «Следствие ведут Знатоки. Десять лет спустя», «Потерявшие солнце». Последние два снимал замечательный режиссер Вячеслав Алексеевич Сорокин. Я считаю его одним из первых учителей в кино, он открыл мне важные секреты и законы профессии. В общем, набиралась опыта в маленьких ролях. А в них надо совершенно по-особому «распределяться». Когда постоянно находишься в кадре, роль выстраиваешь постепенно, но когда твоя героиня появляется на экране ненадолго — это совершенно другой опыт. Маленькую роль порой даже тяжелей сыграть, чем главную. Так было в «Бригаде».
Сейчас снимаюсь в сериале «Склифосовский». Там очень сплоченная команда, режиссер — моя подруга Юлия Краснова, с которой я работала в сериалах «Челночницы» и «Монтекристо», там играет мой замечательный однокурсник Максим Аверин. Роль у меня небольшая, и приходится преодолевать некие внутренние трудности.
— А после какой кинороли к вам пришла популярность? После «Бригады» или «Дозоров»?
— Первые годы люди вглядывались мне в лицо и говорили: «Ой, я вас где-то видел! Наверное, мы раньше встречались. Но не могу вспомнить где...» А однажды слышу, какая-то женщина так настойчиво кричит в мою сторону: «Тома, Тома!» Я думала, опять меня за кого-то приняли. Но оказалось, она меня запомнила по «Бригаде», хотя моя роль Тамары совсем малюсенькая. И «Бригада», и «Ночной дозор», и «Всегда говори «всегда», и «Четвертое желание» (новогодняя сказка, где мой партнер — Гоша Куценко) снимались параллельно. «Дозоры» вообще открыли новый жанр, новую технику съемок. Когда увидела фильм на экране, была в восторге: от того, как там все выстроено, как Сергей Лукьяненко замечательно выписал, а Тимур Бекмамбетов талантливо снял.
Но я люблю и другие свои работы той поры, не такие популярные, но для меня не менее дорогие. Немного сказочные, новогодние, где есть вера в чудо, в добро. Например, «Суженый-ряженый», «Моя мама Снегурочка». Они согревают душу, помогают жить…
— Теперь вы не только актриса, но и многодетная мама. А сейчас у родителей подростков очень волнующая пора: дети сдают ЕГЭ, а вскоре начнут подавать документы в вуз…
— У меня в этом отношении год не такой напряженный. Андрюшенька и Глафира в школу еще не ходят, Аграфена оканчивает шестой класс, а Серафима — десятый. Но с некоторыми сюрпризами столкнуться все-таки пришлось. У Симы ведь неожиданно возник интерес к театру! Месяца три назад она начала посещать театральный кружок. И уже дебютировала — в отрывке из пьесы-шутки Чехова «Предложение». Из-за гастролей я, к сожалению, смотрела отрывок не живьем, а в записи. Но, возможно, это и к лучшему, потому что мне самой в первые годы работы на сцене было очень страшно, когда на мои спектакли приходили родители или друзья. Потом я показала запись папе Симы (актеру Илье Древнову. — Прим. ред.), и он сказал: «А неплохо!» Конечно, это наш родительский, любящий взгляд. Но я увидела, что в игре дочки есть характер, ей нравится заниматься этим. А главное, на сцене она не растерялась, вела себя уверенно — в отличие от своей мамы. А еще Сима начала выступать в школьной рок-группе, даже стала ее солисткой! У нее хороший голос, она окончила музыкальную школу, так что получается неплохо.
— Вы не против, что дочка поет именно рок?
— Нет, что вы, я сама выросла, слушая «Короля и Шута», «Алису», «Кино». И когда группа Симы исполняет эти песни, мне очень радостно, что подростки вспоминают «нашу» музыку.
— Значит, и вторая ваша дочь — после старшей, Полины — решила продолжить актерскую династию?
— Мы-то думали, что Сима свяжет судьбу с архитектурой и дизайном. Она хорошо рисует — аниме, графику, у нее свой стиль. Но сейчас у Симы, как видите, другое увлечение. Я не перестаю ей повторять, что для актерской профессии нужно много читать классики, смотреть хорошие фильмы и быть очень наблюдательной. А может, через год дочь скажет, что хочет быть предпринимателем и финансистом. Кто знает? Я стараюсь не давить на детей и прислушиваться к их желаниям, оставлять некую свободу выбора. Для меня важно, что характер у Симы сильный, уверенности много, важно только, чтобы и знания были соответствующие. А там посмотрим. Груняшка тоже ходит в детский театр — под руководством Александра Федорова. У нее уже был дебют: роль королевского охранника в «Бременских музыкантах». Еще в этом году Груня окончила музыкальную школу.
А Глаша ходит в детский сад. Ей шесть лет, и мы еще годик хотим подержать ее дома. Полину и Груню мы отдали в школу в шесть лет, и я убедилась, что торопиться не стоит, в семь лет дети более усидчивые. Пока Глаша ходит на вокал, у нее очень сильный голос — как у Надежды Бабкиной. Она все время поет, знает все песни «Русского радио», «Нашего радио»: пока едем с ней в машине, постоянно выдает репертуар современной и советской эстрады. А Андрюша — ему три года — обожает слушать Магомаева. Он ходит на футбол, умеет считать на русском, английском и итальянском. В общем, у каждого ребенка несколько увлечений. Им нравится, но я иногда вхожу в ступор — кого, куда, во сколько и зачем! Голова кругом — зато весело!
Это так замечательно, что жизнь дает возможность заниматься тем, что я люблю, и дарить тепло тем, кого я люблю. Когда сочетаешь большую семью и профессию, пытаешься лавировать: беседовать с детьми по вечерам, ложиться спать и учить роль, уезжать на гастроли и проверять домашнее задание по пути в другой город. Игра стоит свеч — это я точно знаю, хоть и требует больших усилий. Я люблю жизнь, люблю свою семью — всех, кто в ней был и кто сейчас к ней причастен.
0
25.00
