Сколько-то лет тому назад в городах нашей страны около станций метро и больших супермаркетов появились, поеживаясь и подпрыгивая от холода, немолодые, как правило, мужчины и женщины с навешенными на них картонными щитами, предлагающими разные увлекательные вещи наподобие «ликвидации юридических лиц». Ни в малейшей степени не ощущая себя юридическим лицом, я все равно всякий раз вздрагивал и поеживался.
Раньше я пытался по возможности деликатно и не слишком заметно вглядываться в физические лица этих людей, называемых иногда «людьми-бутербродами». Их лица были исполнены отрешенности от всего мирского, а глаза направлены куда-то внутрь. Эти лица и эти тела вообще не несут никакой социально значимой информации. Про этих людей – по крайней мере, поначалу – не хочется знать ничего: ни того, где они учились, ни того, женаты они или нет, ни того, есть ли у них дети и сколько. Их тела в данном контексте – вовсе не тела и даже не бутерброды, а скорее вешалки, подставки, подпорки, штативы, пюпитры, афишные тумбы. Они мучительно неинформативны, и это, как кажется, есть невидимая ни миру, ни им самим серьезная экзистенциальная драма. Иногда кажется, что если с них поснимать эти доспехи, то тела их вообще исчезнут, растворятся в воздухе.
Бывают, впрочем, исключения, которые, как известно, лишь подтверждают правило. Вот, помню, у «Красных Ворот» стоял и мерз чернокожий африканец со щитом, рекламирующим какой-то солярий. «Я загорел здесь!» – хвастливо было начертано на щите. Типа шутка. Не слишком политически корректная, но для здешних просторов, не стопроцентно еще охваченных нормами современной цивилизации, – в самый раз. Физические особенности тела использованы здесь как значимый элемент сообщения, как часть текста.
А еще мне посчастливилось увидеть совершенно пьяного, аритмично пошатывающегося человека, рекламирующего один из змногочисленных «оздоровительных центров». Сам облик этого носителя помимо воли его нанимателей и его собственной воли радикальнейшим образом разоблачал, выставлял на всеобщую потеху кипучий сангвинический идиотизм рекламной поэтики, подвергая решительному сомнению саму даже возможность здорового образа жизни.
Чуть позже живых сэндвичей, хотя и сознательно лишенных личностных характеристик, но все же наделенных полом и возрастом, появились люди вовсе без лиц и даже без фигур. Болезненно раздутые, неуклюже шевелящие руками, точнее – лапами, плавниками или щупальцами, и неуверенно держащие на плечах чужие головы. Поролоновые медведи, зайцы, чебурашки, крокодилы, львы, орлы, куропатки, рогатые олени, моллюски и амфибии заполнили улицы города, рекламируя что попало.
Под известным фразеологизмом «торговать своим телом» всегда было принято понимать лишь один, хотя и освещенный почтенной традицией род человеческой деятельности, обозначаемый часто пышным эвфемизмом «древнейшая профессия».
Но ведь это же несправедливо. А чем, скажите на милость, торгуют актеры, фотомодели, подиумные барышни с ногами и бюстами, цирковые акробаты, фигуристы и борцы сумо? Интеллектуальной собственностью, что ли? Душой, может быть? Ну, допустим, душой и талантом. Но ведь бывает так, что и отдельные представительницы той самой профессии, которая «древнейшая», иной раз инвестируют определенные душевные усилия в свою благородную, но неблагодарную работу.
Телом в известном смысле торгуют телеведущие, проповедники, публичные политологи, карьерные дипломаты, шаманы, колдуны, депутаты обеих палат и даже, страшно сказать, президенты. Но все они, как правило, торгуют одной лишь частью тела, официально именуемой «лицом», а чаще довольно цинично обозначаемой словом куда более экспрессивным и куда менее приличным, рифмующимся, например, со словом «забрало».
В общем-то, все так называемые публичные фигуры так или иначе торгуют своими фигурами, совокупно с напяленными на них (или снятыми с них) одеждами, шляпами, бусами и галстуками, служащими более или менее важными источниками информации и, в общем-то, успешным или неуспешным рыночным товаром.
Да и любой сколько-нибудь социализированный человек с разной степенью осознанности и с разной степенью целенаправленности стремится конвертировать свой так называемый имидж в капитал, пусть даже и символический. А что за имидж без телесной составляющей? Как в социальной жизни вовсе обойтись без тела, даже если ты самая что ни на есть высокодуховная натура? В общем, как сказано у поэта, «дано мне тело, что мне делать с ним?». И правда, что с ним, с телом, делать? Торговать, разумеется. Не сидеть же на нем как собака на сене.
Телом в известном смысле торгуют телеведущие, проповедники, публичные политологи, карьерные дипломаты, шаманы, колдуны, депутаты обеих палат и даже, страшно сказать, президенты.
А есть ли, хочется спросить, хоть кто-нибудь, кто не торгует телом?
Можно было бы на это ответить, что вот бомжи, например, вовсе не торгуют своими телами, декларативно лишенными какой бы то ни было рыночной привлекательности. Потом думается, что нет, не совсем так. Ведь и они, бомжи, – духовные потомки калик перехожих, ярмарочных калек и вагонных попрошаек далекого или недалекого прошлого, – клянча около твоего подъезда десятку на утреннюю поправку, норовят предъявить в качестве ходового товара свежайший фингал под глазом. Вот, мол, пострадал за правду, помоги на пивко.
Еще можно было бы сказать, что в этом смысле совсем бестелесны радиодикторы и радиоведущие. Не думаю. Во-первых, голоса и интонации – если это голоса и интонации живых людей, а не голоса ангелов или демонов – это безусловные проявления телесности. А во-вторых...
Мое детство прошло под звуки радио. Телевизор только что появился, но он долго еще не становился главным. Главным и основным было радио. Радио, висевшее на коммунальных кухнях, не выключалось практически никогда, служа одним на всех неумолчным фоном повседневного существования.
На радио звучали голоса, известные всей стране. Левитан («Внимание! Гаварит Мас-ква!»). Футбольный комментатор Вадим Синявский («Симонян передает мяч Нетто, Нетто – снова Симоняну. Надо бить! Ай-я-яй!»). Николай Литвинов («Здравствуй, малыш. Сейчас я расскажу тебе сказку»). Эти голоса знали все, но как выглядели эти люди, знали единицы.
Но как же мощно работали механизмы коллективного или индивидуального воображения, как на кухнях и на дворовых скамейках горячо обсуждали этих невидимых героев, пытаясь вообразить себе их облик, семейное положение, бытовые привычки! Про Левитана говорили, что, несмотря на свой мощный бас, он маленький и худенький. За Синявским почему-то тянулась упорная молва, в соответствии с которой он был одноглаз. Почему? Непонятно. То есть понятно – так как-то живее получается. Про многолетнего диктора по фамилии Герцик (а многие считали, что его фамилия Герцог) говорили, что он запойный пьяница.
Позже выяснялось, что ни то, ни другое, ни третье вовсе не соответствовало реальности, но кому какое до этого дело?
Тело можно видеть, а можно и не видеть, но оно все равно есть. А душа без тела если где и живет, то точно не в этой жизни.
0
