После охлаждения отношений с Западом Россия начала отходить от Болонской системы. Профильные чиновники все чаще вспоминают времена Советского Союза, который обладал одной из лучших в мире систем образования. Вот только страна тогда была другая, и войти в одну реку дважды не получится. Преподаватели высшей и средней школы рассказали «Профилю» о наболевших вопросах в сфере образования и своем видении того, как оно должно быть реформировано.
Для того чтобы рассуждать, в каком направлении должно двигаться российское образование, нужно вспомнить о периоде, когда начала меняться его конфигурация. Проблемы возникли задолго до интеграции в Болонскую систему, которая, безусловно, провалилась, считает Сергей Гатауллин, декан факультета «Цифровая экономика и массовые коммуникации» МТУСИ. Негативная динамика пошла с ранних 90-х, когда образование, знания и носители этих знаний в нашей стране были абсолютно обесценены.
Прежде уважаемая профессия учителя стала непрестижной и малооплачиваемой, сфера образования превратилась в индустрию оказания образовательных услуг, в которой качество оценивает потребитель. Произошло катастрофическое вымывание высококвалифицированных кадров из высшей и средней школы, за которым последовал обвал качества обучения. Признаваемое во всем мире советское образование было отметено как непригодное, а создаваемая в последующие годы система российского образования бесконечно трансформировалась.
Сегодня в среднем по стране уровень школьного образования невысок. В 2018 году, когда Россия последний раз участвовала в международной программе по оценке образовательных достижений учащихся PISA, российские школьники показали неплохие результаты, но по сравнению с двумя предыдущими тестированиями отмечалось снижение среднего балла читательской, естественно-научной и математической грамотности. «И была продемонстрирована резкая и пугающая разница между уровнем образования в Москве и во всей остальной стране. Москва оказалась где-то в первой пятерке, страна – далеко за тридцатым местом, – сетует учитель высшей категории, педагог с 40-летним стажем Леонид Перлов. – Почему-то мы сильно хвастались, какой у нас высокий уровень образования в Москве. На мой взгляд, надо было не гордиться, а пугаться».
Москва, как гигантский насос, высасывает из регионов талантливых учителей, говорит Перлов. В столице они получают за свою работу значительно больше, чем в других городах или селах. Средняя зарплата преподавателя в Москве без учета премий, надбавок и переработок составляет 58,3 тыс. руб., а, например, в Волгограде – 23 тыс. Но учитель обычно берет более одной ставки и в столице может получить на руки более 100 тыс. руб.
В регионах даже с переработками средний заработок примерно вполовину меньше, подтверждает член совета профсоюза «Учитель», преподаватель истории Дмитрий Казаков. Молодые кадры не спешат идти работать в школу или вуз за такие деньги, предпочитая устроиться в частное образовательное учреждение или трудиться репетитором. При нехватке учителей не только в регионах, но и в Москве вряд ли можно говорить о высоком качестве среднего образования. Поэтому многие родители всеми правдами и неправдами пытаются устроить своих детей в рейтинговые школы.
Неудобные вопросы к ЕГЭ
Целесообразность ЕГЭ, с 2009 года ставшего единственной формой выпускных экзаменов в школе, до сих пор вызывает споры. Единый госэкзамен не способен проверить знание предмета, потому что это фиксированные задания на фиксированные темы, говорит зампредседателя Общественного совета при Минпросвещения РФ, народный учитель России Сергей Рукшин.
Единый по названию, ЕГЭ не является таковым по сути. Он не способен учесть интересы разных вузов. Например, для Института текстильной и легкой промышленности, Института сервиса и туризма нужен один уровень знания математики. Кафедра ядерной физики СПбГУ, ядерщики МИФИ, Военмех, где готовят конструкторов ракет и двигателей, или МФТИ, где учат специалистов по летательной технике, – все эти направления требуют качественно иной подготовки по математике.
Пока выпускной экзамен одновременно является вступительным в вуз, возрождения полноценного школьного образования не будет. «ЕГЭ порождает безответственность старшеклассников и поощряет пренебрежение своим прямым делом, учебой, – убежден Сергей Рукшин. – Они должны учиться в школе, а вместо этого берут из нее только то, что захотят. А это прямой путь к тому, что мы раз за разом будем получать поколения людей, не понимающих и не принимающих диалектику прав и обязанностей, берущих от жизни удовольствия, не готовых к осознанию своих производственных обязанностей и ответственности. И корни этих сорняков взрастают в удобренной ЕГЭ почве средней школы».
По мнению эксперта, необходим возврат не только к выпускным экзаменам, но и к некоторым ежегодным экзаменам в школе. «Нужно прежде всего возродить полноценное среднее образование, которое должно давать человеку представление об окружающем мире, фундаментальное ядро науки, воспитывать в нем чувство ответственности за свой труд, в частности, труд умственный», – считает Рукшин.
Школа образовательных услуг
Закон, по которому для школьного образования установлен статус сферы услуг, действует с 2012 года. Кстати, в документе слово «школа» заменено на словосочетание «организация, осуществляющая образовательную деятельность».
Академик Лихачев в свое время высказал очень верную мысль: слово материально, напоминает Леонид Перлов. Языковая среда, в которой живет человек, формирует среду его обитания. «Раньше дети шли в школу, теперь – в учреждение. Если осовременить текст одной замечательной песни, получится «для вас всегда открыта в ГБОУ дверь», – говорит Перлов. – Я вам назову несколько слов, которые в сегодняшней школе являются обыденностью: периметр, охрана, режим, контингент. Школьную среду сейчас формируют в значительной степени именно эти слова. Причем и для учителя, и, что самое страшное, для детей».
2023 год объявлен Годом педагога и наставника. Его миссия – признание особого статуса педагогических работников, в том числе выполняющих наставническую деятельность. Среди целей – повышение престижа профессии учителя. Но социальный статус учителя по-прежнему чрезвычайно низок, да и во всех финансовых документах школьное образование значится образовательной услугой.
Система образования – это один из фундаментальных государствообразующих общественных институтов, напоминает Леонид Перлов. В этой связи интересна недавняя думская инициатива, точнее, ее формулировка: чтобы статус учителя был идентичен статусу государственного служащего. «Обратите внимание на слово «идентичен», – замечает Перлов. – Учитель не должен быть государственным служащим, а статус его должен быть идентичным. Что это значит? По обязанностям ты должен быть как государственный служащий, а вот по зарплате и иным благам никто этого не обещает. То есть подчиняться учитель обязан как госслужащий: приказали – взял под козырек и сделал все, что велел тебе работодатель-государство. А вот что касается зарплаты, страховок, премий, медобслуживания и прочих благ – этого не жди».
«Оболонивание нации»
Как заявил в феврале 2023-го президент Владимир Путин, назрели существенные изменения в системе высшего образования: «Необходим синтез всего лучшего, что было в советской системе образования и опыта последних десятилетий». В этой связи он предложил вернуться к традиционной для нашей страны базовой подготовке специалистов с высшим образованием.
«Мы понимаем, что пресловутая Болонская система больше не справляется с задачами ускоренного технологического развития и модернизации экономики России, а значит, не отвечает интересам нашей страны», – отреагировал глава Минобрнауки России Валерий Фальков, анонсировав разработку соответствующих образовательных программ высшего образования, рассчитанных на 4–6 лет.
«Отказ от Болонской системы, или, как я это называю, оболонивания нации, – это вещь правильная и давно назревшая, – соглашается Сергей Рукшин. – Я выступал против ее введения еще 20 лет назад, предупреждая, что обещанные нам плюсы могут не реализоваться, а негативные последствия неизбежны».
Эксперт констатирует, что «нас уже обманули при введении Болонской системы». Если в Европе или Америке нужно было взять на работу выдающегося ученого, то никого и никогда не волновало сопоставление уровня образования, вопроса о признании дипломов не возникало. Признание дипломов имело политическое значение, считает он. Хотим – признаем, хотим – не признаем. Полноценным участником Болонской системы Россия никогда не была.
Болонская система, так же как и ЕГЭ, превратила наше высшее образование в ПТУ – педагогическое, инженерное и так далее. «Всю жизнь считалось, что уровни образования есть. В виде среднего специального (техникумы, колледжи) и высшего, которое готовило специалистов высшей квалификации», – объясняет Рукшин. Техникум занимался образованием и технической подготовкой специалистов, как правило, работающих на производстве, связанных с этим производством, обогащалась теоретическая база. Вдобавок техникумы давали практический опыт, потому что люди шли на практику или уже работали по избранной специальности на производстве.
Вот только бакалавриат на большинстве специальностей (к счастью, не введенный хотя бы в медицине) не заменил полноценно даже техникума. Он сопровождался огромным количеством часов, которые отдавались, в отличие от техникумов, под непрофильные дисциплины и «различные курсы по противодействию коррупции и экстремизму, повышению толерантности, работе по формированию неагрессивной окружающей среды и так далее», перечисляет эксперт. И эти учебные часы, оторванные от специальных дисциплин, существенно понизили уровень знаний даже успевающих студентов.
В результате бакалавриат зачастую превращался в осколки общего образования, чего в техникумах в советское время не было. Как не было, например, курсов русского языка и истории для тех, кто уже окончил полную среднюю школу. Бакалавры не осваивали полноценно ни теоретические курсы, которые шли в соответствующих вузах при подготовке специалистов, ни практическую работу, которая была в техникумах.
Суверенное высшее образование
Существует некоторое количество специальностей, для которых достаточно четырехлетнего обучения. «Я не уверен, что нам нужны специалисты по библиотечному делу, которые учатся пять-шесть лет. Должен быть перечень специальностей, на которых возможно сохранение бакалавриата в той или иной форме», – полагает Рукшин. Но инженеры, конструкторы, педагоги, врачи, специалисты по атомной физике и многим другим специальностям должны иметь полноценный специалитет. Это в интересах как будущих выпускников, так и национальной экономики и суверенитета страны.
Образовательные программы вузов необходимо выстраивать на основе разбора конкретных задач и кейсов из бизнеса, а студент по окончании обучения должен иметь как необходимую теоретическую основу, так и опыт работы в реальных проектах, подтвержденный рекомендациями работодателей, предлагает Сергей Гатауллин. Наука и образование неразрывно связаны и требуют финансирования не по остаточному принципу. Базовая зарплата научно-педагогического работника не может быть меньше, чем в предметной области. Для примера: бюджет одного из американских технологических университетов примерно равен всему бюджету российского высшего образования, отмечает он.
«Американская система высшего образования на уровне бакалавриата и частично магистратуры по сравнению с тем, что мы имели, вполне примитивна, – добавляет Рукшин. – Но США – очень богатая страна, и когда ей нужен специалист в какой-то области, она его купит за большие деньги. А Россия должна выпускать выдающихся специалистов для нашей страны с опорой на собственные силы».
Взяв за основу лучшие образовательные практики не только СССР, но и России, повысить качество обучения в наших школах и вузах можно и нужно. Это создаст основу для формирования национальной системы образования.
0
44.25
