Готова ли российская промышленность к экономической войне и изоляции, которыми нам грозят Европа и Соединенные Штаты? Одни эксперты говорят, что не очень: нам так и не удалось уйти от сырьевой модели развития, мы слишком зависимы от импорта и западных технологий. Поэтому нас ждет мобилизационная модель экономики – нечто среднее между Ираном и СССР – при резком падении уровня жизни. Другие отмечают, что новый кризис – это шанс провести наконец давно назревшие реформы. Правда, такая трансформация будет очень болезненной, поскольку властям придется пересмотреть экономические приоритеты и подходы к управлению экономикой, которые господствовали на протяжении трех десятилетий.
Если верить Росстату, то в общем объеме нашего промпроизводства доля обрабатывающих секторов в два с лишним раза превышает долю добывающих. В докризисном 2019-м добыча полезных ископаемых давала 18 324,127 млрд руб., а обрабатывающие производства – 47 436,025 млрд руб. Неплохо! Но, посмотрев, из чего складывается вторая цифра, мы увидим, что все не так просто. Например, самая крупная позиция в сегменте «обрабатывающие производства» – это кокс и нефтепродукты, больше 10 253 млрд руб.; еще более 2702 млрд руб. приходится на чугун, сталь и ферросплавы; прочие стальные изделия первичной обработки – 239,921 млрд; производство основных драгоценных металлов, цветных металлов плюс ядерное топливо – 3339,206 млрд руб. Добавим к этому «пеньку и лес», вернее, обработку древесины и изделия из дерева и пробки (без мебели) – это 714,28 млрд руб. Итого: больше 17 248 млрд руб. – продукция низкой степени обработки, полуфабрикаты. А есть еще, например, простые удобрения, которые мало чем отличаются от природного сырья.
С выпуском сложной техники дела явно не ахти. Сегмент «компьютеры, электронные и оптические изделия» сгенерировал 1519,204 млрд руб., или 3,2% в общем объеме; производство машин и оборудования (не включенных в другие группировки) дало 1334,048 млрд руб. (2,8%).
Увы, но даже довольно простым ширпотребом мы себя толком не обеспечиваем. Возьмем сегмент одежды. В 2019 году пошито 1,3 млн пальто и полупальто. А нас больше 140 миллионов, получается примерно одно пальто на 107 человек. Курток сшито 3 млн; костюмов и комплектов – 4,3 млн.
Портативных компьютеров всех видов (массой не более 10 кг), включая смартфоны, выпущено лишь 259 тыс. штук. Совсем мизер – один девайс на 540 человек. К тому же отраслевая аналитика услужливо подсказывает, что вся эта техника собирается из импортных комплектующих. Как и телевизоры – их было произведено 7,3 млн штук, т. е. больше, чем продано внутри страны. Но это локальная сборка корейских компаний, а также российские бренды, которые работают на китайских комплектующих.
Даже велосипедами мы себя обеспечить не можем! Всего в 2019-м их было произведено, вернее, собрано из китайских деталей, 1,5 млн штук всех видов. А импортировано только двухколесных более 2,1 млн штук.
Последние пару недель СМИ взахлеб обсуждали проблемы российского авиапарка: из-за санкций наши авиакомпании едва не остались без самолетов. Но еще в 2008 году правительством была принята Концепция долгосрочного социально-экономического развития, согласно которой, к 2020-му российский авиапром должен был выпускать 100 пассажирских самолетов в год. В действительности было выпущено всего 27 машин. Ладно, 2020 год был кризисным, производство просело у всех. Но и на пике, в 2019-м, удалось собрать всего 43 самолета, в 2018-м – 28, в 2017-м – 21.
Тяжелое советское наследство
Сырьевой перекос достался российской экономике в наследство от СССР. Как отмечал руководитель направления анализа и прогнозирования макроэкономических процессов Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Дмитрий Белоусов, еще в начале экономических реформ, на рубеже 1980–1990-х, выяснилось, что более-менее успешно работать и даже развиваться в рыночных условиях могут сектора, имеющие значительные экспортные доходы, – топливно-энергетический комплекс, металлургия.
Бывшие советские ведомства трансформировались в корпорации; газовики, нефтяники и металлурги смогли не только встроиться в рынок, но сформировали «под себя» институциональную среду, в то время как предприятия технологичной сферы (и оборонные, и гражданские) представляли собой «россыпь производств». Некоторым из них удалось «ухватить» наработанные технологии, производить и продавать продукцию, но обеспечить накопление капитала, создать производственные или научные заделы они не могли. Влиять на экономическую политику государства у них тоже не получалось, ибо, в отличие от газовиков и нефтяников, они не были представлены на уровне, «где принимают решения».
При этом российские власти как минимум с 2000 года твердят о необходимости изменить структуру экономики, слезть с «сырьевой иглы», провести модернизацию, реиндустриализацию и т. д. Первая серьезная попытка в этом направлении была предпринята в 2008 году на фоне глобального экономического кризиса – в ноябре кабинет утвердил уже упомянутую Концепцию долгосрочного социально-экономического развития РФ на период до 2020 года. В документе содержались цифры и ориентиры по ключевым отраслям, просчитывались производственные мощности.
По оценке известного экономиста Сергея Глазьева, в случае реализации программы объем промпроизводства к настоящему времени должен был увеличиться в 1,5 раза. Но программа «позорно провалилась», поскольку не была подкреплена кредитными ресурсами. Это едва ли не главная драма российской экономики последних 15 лет: экономический блок правительства предлагает свои программы, а Центробанк их «не замечает», сосредотачиваясь на борьбе с инфляцией. Одни требуют стимулировать экономику через дешевый кредит, другие отвечают, что так мы разгоним цены, поэтому деньги нужно не тратить, а копить.
К слову, многие независимые экономисты уверяли, что российская экономика недофинансирована и крайне слабо насыщена деньгами по сравнению с экономиками развитых и даже развивающихся стран. А наша инфляция носит не монетарный характер, но является следствием дефицита товаров, недостаточной конкуренции и высокой монополизации ряда отраслей. Тем не менее власти все-таки предпочли откладывать деньги на черный день, де-факто принеся в жертву экономическое развитие. В итоге регулятору удалось на короткое время снизить инфляцию аж до 2,5%, но и рост ВВП с 2013 года находился в пределах 1–2%.
Как может работать целевое финансирование
Когда же черный день наступил, оказалось, что около половины (а по некоторым оценкам, до 64%) из накопленных Центробанком $643 млрд может быть заморожено странами, которые ввели против нас санкции. А российская экономика толком не диверсифицирована, и ряд ключевых секторов критически зависят от импорта.
Очевидно, что нынешняя ситуация заметно отличается от кризисов 2008–2009 или 2014–2015 годов. Одними финансовыми мерами этот кризис не разрешить, заявил «Профилю» главный экономист «ПФ Капитал» Евгений Надоршин, потому что «приличная часть проблем, с которыми столкнулся наш обрабатывающий сектор, – это проблемы и ограничения технологического характера». Нужно устранять разрывы логистических цепочек, предлагать инжиниринговые решения для замены санкционного оборудования, помогать с его поиском и интеграцией в производственный процесс.
«Меры во многих случаях должны быть очень конкретные и детальные, десятки тысяч пунктов, – говорит Евгений Надоршин. – Они должны опираться на двусторонние договоренности с внешними контрагентами, которые не собираются вводить против РФ санкции».
При этом некоторые экономисты уверяют, что санкции и угроза изоляции открывают окно возможностей – дают шанс для импортозамещения и реформы экономики, о которой российские власти говорят больше 20 лет. Сергей Глазьев заявлял, что загрузка отечественных производственных мощностей сегодня составляет 60%, в машиностроении – около 30%, в авиастроении – всего 15%. То есть мы вполне можем поднять уровень производства в 1,5–2 раза. Слово за властями.
Где забуксует импортозамещение
Область, где импортозамещение может быть особенно проблемным, – это элементная база для микроэлектроники. Как отмечал Дмитрий Белоусов, наша промышленность достаточно сильна в производстве специальных интегральных схем, которые «могут выполнять задачи в любых конструкциях». Речь идет о военных решениях. Проблемы начинаются, когда требуется массовое производство для гражданских нужд.
«Оборонка» может позволить себе делать что нужно, более-менее игнорируя экономику, – какая разница, сколько стоит процессор, обеспечивающий противоракетную оборону Москвы. Да никакой! И сколько он съедает энергии по сравнению с американским аналогом, тоже не важно. «Да хоть там АЭС построим, лишь бы работал», – иронизирует Белоусов. Но когда мы говорим о массовом выпуске гражданской продукции, цена и масштабирование производства выходят на первый план. А это традиционно слабое место. Эксперт полагает, что проблему придется решать в кооперации с зарубежными партнерами, скорее всего, с Китаем. Российские специалисты займутся научными изысканиями и созданием технологий, а компании из Поднебесной будут масштабировать их на мировой рынок.
К сожалению, первый антикризисный шаг российского Центробанка не вселил оптимизма – с 28 февраля регулятор повысил ключевую ставку до 20%. Этот демарш вызвал шок у отечественных компаний. При такой ставке экономика сможет «за счет инерции» протянуть максимум один квартал, заявил «Профилю» президент Ассоциации экспортеров и импортеров Андрей Поденок. «Такая процентная ставка не может регулировать бизнес, она его выводит за грань рентабельности, нет в мире такой процентной ставки», – сказал он, отметив, что процент не должен превышать уровня дохода обрабатывающей промышленности, а это сейчас 1,5–3%.
По версии Глазьева, для кредитования промышленности экономическим властям необходимо создать специальный инструмент рефинансирования: сформировать пул уполномоченных банков, которые бы могли получать кредиты от ЦБ под 1–2% годовых и финансировать производственные компании, – их перечень (или перечень специальных контрактов) мог бы определить Минпромторг. Для исключения нецелевого использования средств есть отработанная банковская технология, когда банк не перечисляет деньги на счет предприятия, а оплачивает его заявки на приобретение оборудования и материалов. По такой схеме сегодня финансируется оборонный заказ.
Экономист уверяет, что ресурсов в распоряжении Центробанка достаточно, а специальные инструменты рефинансирования позволят, не разгоняя инфляции, ежегодно вливать в экономику, а вернее, в специальные инвестиционные проекты, примерно 5 трлн рублей.
Нужен ли России нэп 2.0
Государство должно обеспечить целевое финансирование ключевых капиталоемких отраслей, таких как авиастроение, энергетическое и тяжелое машиностроение, строительный сектор, считает Андрей Поденок. Они, в свою очередь, станут локомотивами для множества смежных секторов. Строительство дает 14 рабочих мест в смежных отраслях, машиностроение – восемь. Тот же авиапром – очень наукоемкий сектор с огромным мультипликативным эффектом: каждый вложенный сюда рубль генерирует порядка 10 рублей в смежных отраслях.
Но целевое финансирование подходит для штучного производства, когда годовые объемы выпуска измеряются десятками или сотнями единиц, как в самолетостроении. Там, где речь идет о массовом производстве для потребительского рынка, необходимо учитывать спрос, конкурентную среду – это более сложная задача. Здесь логичнее политика вроде советского нэпа – новой экономической политики, которая в 1921 году пришла на смену военному коммунизму. Тогда большевики де-факто разрешили рыночные отношения в сельском хозяйстве, легализовали малый и средний бизнес. Нэп 2.0 для современной РФ должен обеспечить максимальную свободу для малого и среднего бизнеса, низкую налоговую нагрузку и доступный кредит.
Пока антикризисные меры властей весьма осторожны, они затрагивают прежде всего сферу информтехнологий (здесь обещаны кредиты, гранты, дотации), малому бизнесу пока сулят кредитные каникулы, введен мораторий на плановые проверки индивидуальных предпринимателей, отменен НДС на покупку золота, есть ряд кредитных льгот от ЦБ. Конечно, это хорошо, но прорывом все это не назовешь.
Меры государства по поддержке граждан и экономики
8 марта Владимир Путин подписал закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ», призванный поддержать граждан и экономику в условиях санкций. Малый и средний бизнес, а также простые граждане получают право на кредитные каникулы, если кредитный договор был заключен до 1 марта 2022 года. С просьбой об отсрочке заемщики могут обратиться к кредитору до 30 сентября. Документ позволяет правительству проводить дополнительную индексацию страховых пенсий, пенсионного коэффициента и доплаты к пенсиям. Изменится порядок установления прожиточного минимума и минимального размера оплаты труда (МРОТ).
Ранее, 2 марта, президентом был подписан указ «О мерах по обеспечению ускоренного развития информационных технологий в РФ». Он предполагает государственные гранты на перспективные разработки в сфере ИТ, средства на повышение зарплат и улучшение жилищных условий для сотрудников аккредитованных ИТ-компаний, льготный кредит под 3% годовых и набор налоговых льгот. Работающим сотрудникам также предоставляется отсрочка от армии до 27 лет.
Евгений Надоршин говорит, что сам «дух экономической политики» РФ пока не способствует развитию малого и среднего бизнеса в стране. «Взять и развернуть то, что десятилетиями формировалось как основной подход, – это смелый шаг, сопряженный с большими рисками, – пояснил эксперт. – Это требует кардинального пересмотра места и роли бизнеса, подходов к управлению в экономике. Не знаю, готовы ли к этому российские власти».
Еще важный момент: даже идеологически очень тяжело будет сделать решительный разворот в стиле нэпа, ведь новая экономическая политика вводилась «на смене режимов», когда многое делалось с нуля, многое было позволено и власти не имели ранее выданных обязательств. Сейчас ситуация иная – у государства большой пласт обязательств, отказаться от которых непросто.
0
44.25
