ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Авг. 2, 2022

— Как себя чувствовали на знаменитой красной дорожке?

— Она была синей, потому что мы не попали на открытие фестиваля, а на просмотрах дорожки другого цвета.
— Тем не менее следовало произвести впечатление. Удалось неопытной молодой артистке Кузнецовой правильно подобрать наряд?
— Я приехала почему-то в льняном сарафане ручной работы, расшитом бисером. Девочка из Сибири... Не понимала, на каком уровне оказалась. Ну Канны, и что? В следующем году снова поеду. Наверное, актерам так и нужно думать всегда, быть уверенным в успехе, и тогда он точно придет.
— В этом году вы можете отметить двадцатилетие своей первой кинороли — проститутки в сериале «Даша Васильева. Любительница частного сыска».
— Ничего себе, уже двадцать лет! Это был небольшой эпизод, на который меня устроил мой художественный руководитель в Щукинском театральном институте Юрий Вениаминович Шлыков. Он снимался в одной из серий и договорился насчет меня.
Приехала, сразу провели на грим. В соседнем кресле сидела Лариса Удовиченко. Я поняла, что это актриса, причем очень известная, но имя ее забыла. И смутилась, когда она ко мне обратилась:
— Ой, девочка, ты где-то учишься?
Я говорю:
— В «Щуке», на первом курсе.
— А у кого?
— У Юрия Вениаминовича Шлыкова.
— Ну, привет ему передай.
Я спрашиваю:
— А от кого?
Она засмеялась:
— От Ларисы.
— И не обиделась на вас за дерзость? Как это — не узнать Удовиченко!
— Нет, ей было действительно смешно. Лариса прекрасно воспитанная, деликатная женщина. Ее знала вся страна, а какая-то наивная, простодушная девочка не узнала, оплошала, это же весело. И даже трогательно — я ведь не сделала вид, что конечно же знаю ее имя. Жаль, что у нас не было совместной сцены, я быстро снялась и уехала.
— Агния, отношение к профессии изменилось за эти годы?
— Тогда у меня было неистовое желание стать актрисой. Могла не есть, не пить, не спать, но заниматься только этой работой. С первого раза поступила в Щукинское училище... Прошло двадцать лет, я по-прежнему люблю свою работу, всегда все делаю честно, по максимуму, часто даже чересчур. Могла бы «маньячить» поменьше, но трудоголизм — черта моего характера.
Изменилось лишь то, что профессия отошла с первого плана на четвертый. Потому что если ею жить по-настоящему, то не нужно рожать детей, которых потом станет растить няня. И семью создавать не нужно, и замуж выходить.
Раньше мне казалось, что для женщины выбор стоит так: или — или. Или работать в полную силу, или погрузиться в материнство. Но с появлением ребенка я такое категоричное убеждение поменяла и пытаюсь совмещать перфекционизм в профессии и свою большую любовь к семье — мужу, сыну.
Что касается того, как меняется мое отношение к профессии, добавлю еще вот что. За двадцать лет российский кинематограф стал кардинально другим. Я застала еще то время, когда снимали на пленку. А теперь на такие аппараты, названий которых даже не знаю. Оператор может уже не выходить из плейбэка, не таскать камеру, теперь у него масса помощников. Но главное отличие «тогда и сейчас» — это способ попадания в кино. Двадцать лет назад следовало долго и кропотливо учиться, бегать по кастингам, раздавать сотни своих фотографий помощникам режиссеров. Теперь все иначе.
То, что появились платформы, — это прекрасно. Ребята, все хорошо, я буду уважительной, но скажу правду. Платформы дают деньги на кино. А там сидят люди, которые решают, кому конкретно дать или не дать, под какое лицо. Актера на роль утверждают теперь даже не режиссер и не продюсер, а владельцы платформ.
Среди нынешних актеров большая конкуренция, многие, как ни странно, непрофессионалы, что удивительно. Молодые люди зачастую не хотят учиться, а сразу берут киношного агента — и вперед. И получается так, что режиссеры тебя прекрасно знают, но что толку-то... Раньше, в нулевые, режиссер имел бо?льший вес. Сейчас, конечно, остались мастодонты, но их единицы...
— А в человеческом аспекте что нового? Раньше фильмы снимались долго, подробно, и съемочная группа на время становилась одной большой семьей. Современное кино другое. Многие актеры рассказывают, что никто ни с кем не общается, вбежал в кадр и выбежал. А ваш опыт о чем говорит?
— Съемки действительно проходят довольно быстро, месяца за два. Но если экспедиции длинные, то все дружат, плотно общаются, после смен ходят друг к другу в гости. Иначе работать совершенно невозможно.
— Многие зрители до сих пор узнают вас по главной роли в фильме Алексея Балабанова «Груз 200», несмотря на то что он вышел пятнадцать лет назад. Как вы попали к культовому режиссеру?
— Я училась на четвертом, последнем курсе. Однажды шла по коридору института и в фойе увидела женщину, маленькую такую блондинку. Она окликнула: «У тебя есть с собой фотографии? Ты хочешь сниматься в кино?» А я уже к тому времени снялась в главной роли в картине «Птицы небесные», и мне это не понравилось категорически, поэтому не сказать, что сильно обрадовалась.
— А почему не понравился кинодебют?
— Потому что есть разного уровня фильмы... Хотя именно на этих съемках я познакомилась с потрясающим Валерием Сергеевичем Золотухиным, который сказал: «Я научу тебя, как правильно сниматься». Показал мне, что такое «восьмерка», как смотреть, куда поворачиваться в кадре. Он стал моим учителем в буквальном смысле, очень его любила и уважала. Царствие небесное Валерию Сергеевичу...
Так вот, возвращаясь к той женщине в фойе Щукинского училища. Я ей протянула свои напечатанные фотографии, а она спросила:
— Знаешь, кто такой Балабанов?
— Конечно! Это мой любимый режиссер.
В конце девяностых, когда вышел фильм «Брат», мне было лет двенадцать. Я посмотрела его в первый раз на кассетном видеомагнитофоне у бабушки в деревне. Мы с двоюродным братом сидели на диване перед телевизором и не могли оторваться от экрана. Все было настолько круто, что закричала: «Я буду сниматься у этого режиссера!» И спустя несколько лет, в 2006 году, действительно снялась у Балабанова в фильме «Груз 200», причем в главной роли. На пробы ходил весь мой курс и параллельный тоже, а утвердили меня.
— Роль Анжелики, которая стала жертвой милиционера-маньяка, настолько провокативная, что не могу не спросить: у вас были сомнения?
— Лучше сняться в одном фильме у большого режиссера, чем в десятке средних или тем более плохих картин. Поэтому, конечно, никаких сомнений не было, я очень хотела получить эту роль. Мне предложили сыграть этюд на пределе эмоций, и я это сделала. Алексей Октябринович сказал только одно: «Я тебя утверждаю, потому что это были лучшие пробы». Все, и больше ни слова. Мы приступили к съемкам.
Он быстро снимал, никого из актеров не вызывал по сто раз. Кстати, Леня Бичевин был утвержден без проб. И вообще это я сосватала его к Балабанову, он мне обязан своей карьерой.
— Как так получилось? В то время вы с Бичевиным были парой.
— Алексей Октябринович мне позвонил однажды: «Кого бы ты хотела себе в партнеры?» Что я, выпускница «Щуки» родом из Новосибирска, могла тогда понимать? Кто из режиссеров сейчас об этом спрашивает вообще? Искали актера на роль того персонажа, который мою героиню с дискотеки завозит к маньяку. Хорошая роль подлеца, которую и сыграл мой парень Леня Бичевин. А ведь я могла бы назвать другого однокурсника.
Балабанову не нужны были пробы, так что Бичевина утвердил сразу. Фильм только выиграл от этого, Леня потрясающий артист.
— Какое впечатление осталось у вас о Балабанове как о человеке?
— Он был очень требовательным, жестким. Вспомнила, как однажды посадил меня за плейбэк. Мы снимали вечернюю сцену где-то в Грузии, я в ней не участвовала. Посадил и сказал: «Смотри внимательно! Наблюдай, как кино снимают».
Простой, честный, бескомпромиссный человек — Алексей Балабанов. Немногословный. Он не учил играть, ты должна была сама все понять и выдать то, что ему было нужно. В его голове фильм был снят и смонтирован еще до того, как звучала первая команда «Мотор!».
Но он все же показывал, как играть — интонационно. Может быть, не всем, а только мне, дебютантке. Показывал — так заплачь, теперь иначе. Пока не сделаешь, не скажешь текст именно с той паузой, с которой ему было надо, не отставал. Потому, как я уже сказала, снимал очень быстро. У нас было всего три экспедиции.
— Вы, наверное, хотели продолжить сотрудничество и сыграть и в других его фильмах?
— Я повела себя очень глупо. Однажды на кинофестивале в Выборге Алексей Октябринович подробно рассказывал мне и Наде Васильевой, своей жене, о сценарии фильма «Глиняная яма». Говорил, что хочет снимать и что я буду играть любовницу мясника. Но этого не случилось, зато случился «Морфий» с Леней Бичевиным в главной роли.
Леня тогда был моим молодым человеком, и Балабанов звонил мне, чтобы проверить, готовится ли он к роли. Например худеет ли, ходит ли на наблюдения? Его герой морфинист, поэтому требовалась определенная подготовка, с проработкой точных деталей. Я сама на фиг не нужна была Алексею Октябриновичу, он был занят Леней. Тем не менее как-то сказал: «Ты сценарий читала? Выбери себе роль». Но женских-то ролей там нет, кроме одной, которую я никак не смогла бы сыграть в силу возраста. Зато могла выбрать роль на несколько сцен, но постеснялась, настолько была дурой! В итоге мелькнула в эпизоде в костюме медсестры... Снялась лишь потому, что приехала на съемки к Лёне. Вообще во многом сваляла дурака.
Снова вернусь к фильму «Груз 200». Он оказался на Венецианском кинофестивале, не попал в конкурс и участвовал в параллельной программе «Венецианские дни». Мне звонят помощники Балабанова:
— Агния, есть действующий загранпаспорт?
— Нет...
Идиотка! Правда урок усвоила и через год, когда фильм Валерии Гай Германики «Все умрут, а я останусь» поехал в Канны, я была уже собрана.
Кстати, интересный факт о Балабанове. Колокольня, у которой он снимал несколько сцен последнего своего фильма «Я тоже хочу», рухнула, когда Алексей Октябринович умер! Об этом рассказывала его вдова, Надя Васильева. Такая, видимо, мощь была в человеке.
— Летом тысячи девочек со всей страны поступают в театральные вузы. Кому актерская профессия противопоказана, как вам кажется?
— Тому, у кого слабый характер. Надо, чтобы как у спортсмена — железный. Еще необходима абсолютная вера в себя. Считается, что самоуверенность — плохое качество, но если не веришь в свои способности, талант, вряд ли пробьешься.
Например у меня нет ни одной роли, которую я получила бы просто за красивые глаза. Когда прошлым летом один хороший режиссер пригласила меня в короткий метр сыграть красавицу Аполлинарию Суслову, возлюбленную Достоевского, она сказала — беру тебя за надлом, надрыв...
— За красивые глазки не берут, а по дружбе? Наверняка за эти годы наработаны контакты. Можете попросить роль у кого-то своего?
— Есть актеры и актрисы, которые умеют на банкете, к примеру, вовремя взять за ручку кастинг-директора или редактора канала. Я так не могу. Вообще, прекрасное качество — всем нравиться. Но я им не обладаю.
— А Леонид Бичевин обладает? У него великолепно складывается карьера.
— Его амплуа — герой. В кино такие внешность и типаж, как у Бичевина, очень востребованы. И поэтому у Лени после яркого старта в «Морфии» так все хорошо складывается. Но он пробивался исключительно своим талантом.
— Спрошу насчет вашей карьеры. Агния, после фильма «Груз 200» предложения от режиссеров посыпались или пришлось ждать звонков?
— У меня в жизни нет ни одного знакового фильма, после которого я стала бы нарасхват. «Груз 200» попал в ограниченный прокат, его посчитали жестким, поставили возрастное ограничение. В фильме дико крутая атмосфера страха, но при этом нет никаких выпавших на асфальт кишок, кровищи, ни одной сиськи крупным планом, не то что сейчас. Ребята, вы вообще ничего не понимаете в кино?
Думаю, что Балабанов просто сильно опередил время. Фильм «Груз 200» вызвал скандальные отклики, благодаря которым его посмотрели даже те, кто не собирался. Но никто тогда не знал, как этот хайп использовать, поэтому никаких суперпредложений ко мне не было.
Не сказать, что я их ждала, сидя у окошка, но все же иногда думала: блин, ну почему не меня утвердили на эту роль?! А потом рассуждала так: ну мало ли что ты хочешь, Агния... Тебе нужен свой режиссер, который именно под тебя напишет сценарий.
— А если бы сценарий для актрисы Агнии Кузнецовой писали вы сами, что за история получилась бы? Какую женщину вы бы сыграли?
— Я с удовольствием сыграла бы рок-звезду, сильную, безбашенную. Например Эми Уайнхаус, чтобы и про рок, и про смерть... Потому что смерть — самая интересная тема в искусстве, играть об этом захватывающе. И про успех, про то, как люди ломаются, не имея внутреннего духовного стержня. Сыграла бы о самоуничтожении, когда человек знает, что дальше буквально в шаге пропасть, и... продолжает идти. Или не может остановиться, или что-то знает про себя такое и смерть воспринимает как данность.
— Вы заняты в спектакле «Женщины Есенина» во МХАТе. Один факт его биографии меня удивил: оказывается, у Сергея Александровича были сложные отношения с матерью. А что нового нам рассказывает о поэте ваша героиня?
— Режиссер Галина Полищук поставила спектакль в европейской стилистике — красивый, пластичный... Я играю Галину Бениславскую, женщину, которая всю жизнь любила Есенина и спустя год после смерти поэта застрелилась на его могиле. Она спасала Есенина, жалела, занималась его делами, стихами, помогала всей его семье.
— Женщина-жертва...
— Да, она была психически нездоровым человеком. Да и он — абсолютный психопат. Но спектакль не об этом, а о том, что двое — мужчина и женщина — будто бы те самые потерянные половинки, о которых все мы мечтаем. Хотя между Есениным и Бениславской были платонические отношения: «Я тебя понимаю, я тебя понимаю, мне ничего от тебя не надо...» Это не о дурацкой страсти, которая проходит, а о слиянии душ. Дружба больше, чем любовь.
— А для вас, Агния, любовь — это что?
— Это действие. Например отдать за любимого человека жизнь, вытаскивать его из болезни, помогать в трудных ситуациях, а все остальное — так.
Любовь никогда не заканчивается, это константа, которая может менять форму, но не содержание. Например родители моего мужа в этом году отпраздновали золотую свадьбу. Они дополняют друг друга, по ним видно, что все классно.
— И ваш муж хороший семьянин?
— Он у меня очень крутой, настоящий мужчина! Для Максима очень важна семья — жена, дом, стабильные отношения. А я другая, у меня бывают периоды, когда демонстрирую свою самостоятельность — никто не нужен, никого не люблю и все такое. Мы, женщины, вообще слишком часто зачем-то дергаемся.
— Максим Петров — человек состоявшийся, и, наверное, он не принимает близко к сердцу ваши «декларации независимости»?
— Ему нравится, когда я много работаю, когда в плотном графике: то репетиции, то спектакли, то съемки. Я кричу на сцене, умираю, там кипят страсти. После этого дома нет сил устраивать сцены и конфликтовать, поэтому, когда я работаю, все хорошо.
— Хотя говорят, что с артистами невозможно жить под одной крышей именно потому, что вы нуждаетесь в сильных эмоциях и создаете ситуации, чтобы этот шквал испытать.
— Будь я мужчиной, не женилась бы на артистке. И сама замуж за актера не вышла бы. Я люблю своего мужа, но у меня есть дело, в котором хочу реализоваться. Знаю, что без меня все обойдутся — сериалы, театры, русская культура обойдется без Агнии Кузнецовой совершенно точно. Но мне необходимо выпускать свою энергию в мирных целях, заниматься тем, что приносит кайф, и возвращаться домой счастливой. Тогда я хорошая мама и жена. Без востребованности в профессии я злая, и тогда на хрен никому не нужны мои борщи и сидение дома.
Сын должен видеть добрую маму, довольную своей жизнью, излучающую тепло, спокойствие, а не истеричку. Андрону всего два с половиной года, он еще маленький и очень тонко меня чувствует. Если я сыграла тяжелый спектакль, ребенок всю ночь плохо спит, плачет. Связь между нами не рвется, поэтому мне следует быть в эмоциональном порядке.
— Агния, как вам дается роль мамы? Что делаете вместе с сыном?
— Читаем, рисуем, занимаемся всякими развивашками. Андрон может рисовать сутками, как мой папа — каля-маля, конечно, но увлеченно! И мелками, и фломастерами, и красками. Любит и танцевать, это его папа поощряет. У них своя активность — папа разрешит «порулить» машиной, на трактор на даче посадит и научит «варить» кофе в автомате.
— В одном интервью вы говорили, что в пандемию ваша семья воссоединилась. Максим, гражданин Исландии, не уехал, а остался в России вместе с вами, хотя от этого решения пострадала его работа.
— У Максима были серьезные предложения. Он собирался их принять, но действительно пришлось выбирать, остаться с нами или полететь в Исландию, где его ждала работа. А в Москве в пандемию работы не было совсем. Но в итоге все образовалось.
Он работал хореографом-постановщиком у Гриши Константинопольского в фильме «Клипмейкеры». Там двести человек танцоров, Максим ставил танец. Очень круто! Еще работает в проекте «Танцы со звездами» как танцор, в этом году выступал с Мариной Зудиной. Тут проект, там проект. Мы подстраиваемся под расписания друг друга, чтобы больше времени проводить с сыном.
— Правда, что вы на «Танцах со звездами» и познакомились?
— Я была занята в благотворительной части проекта, где одним из номеров был танец втроем — я с двумя мальчиками. Одним из них оказался Максим. Он в это время участвовал в проекте в паре с Лерой Гай Германикой. Мы познакомились, если мне не изменяет память, на дне рождения Лериной дочери.
— Вы женаты семь лет, а сколько из них вместе?
— Мы редко расстаемся. Иногда Максим улетал, потому что эпизодически работал за границей... Когда родился Андрон, перестали расставаться совсем. Будто бы ребенок решил заранее: «Та-а-ак, родители, поживите-ка вы вместе!»
После рождения сына мы переехали в свой дом. Я всю жизнь жила в городе, а тут, представляете, стройка, поля вокруг. Пандемия, работы нет... Наша вселенная перестроилась за месяц, и мы оба сказали: «Ничего себе, семейная жизнь, какая ты, оказывается, тяжелая!»
Ничего хорошего нет в том, чтобы не расставаться 24/7. Люди разные, у каждого свои тараканы. И все же после вынужденной совместной изоляции я поняла, какой у меня замечательный муж! И какой прекрасный отец у нашего сына.
— Почему такой прекрасный мужчина оказался свободен?
— Потому что тщательно выбирал. Он долго жил за границей, а жениться на иностранке не входило в его планы. Максим всегда хотел чего-то особенного, так мне говорил.
Муж родом из Барнаула, с Алтая, а я сибирячка. Для Максима очень важны корни человека, его происхождение. Мы оказались земляками, соответственно более понятными друг другу.
Сибиряки более безэмоциональные, более жесткие, чем «центровые», мы неболтливые. Это я сейчас в интервью болтаю, чем себя сильно напрягаю. Сибиряки — это разговоры только по делу, и если сказал, то сделал.
Когда приезжаешь в Сибирь со спектаклем, надо быть готовым к тому, что в зале будет тишина, даже когда смешно. Но зато на поклонах всегда бурные овации. Мы вообще серьезно вникаем в любую тему. Я и сама такая, и мои родственники.
— Считается, чтобы в семейной жизни не заскучать, требуется удивлять друг друга. Чем в последний раз удивил вас муж?
— В конце февраля, когда из Исландии начали активно приходить предложения о работе и можно было спокойно уехать, Максим снова решил остаться. Причем получилось так, что перед этим мы не разговаривали неделю, поссорились из-за какой-то ерунды. И вдруг он мне сказал: «Знаешь, я хочу быть сейчас с тобой и нашим сыном, поэтому откажусь от новых проектов там, буду работать здесь. Что думаешь?» Я ответила, что такое решение — не просто любовь, а что-то намного круче.
— Знаю, что своего будущего мужа вы себе намечтали. Сделали карту желаний или что-то другое сработало?
— Я просто молилась. Причем как дура начала ставить Богу условия! Та-а-ак, чтобы муж был такой, такой и такой... Мечтала, чтобы он никогда еще не был женат, не имел детей, но хотел крепкую семью и брак на всю жизнь. Таким Максим и оказался, все совпало!
— Вы рассказывали в одном из интервью о крайне болезненном для вас, с душевным надломом, разводе родителей. Казалось бы, это их дело, они продолжали вас любить, как и прежде. Сейчас, в позиции уже взрослого человека, что думаете о том периоде жизни? Насколько дети вообще страдают от развала семьи, как вам кажется?
— Я не виню родителей, не имею на это никакого права. И не хочу оценивать их выбор, им явно это неприятно. Расскажу лишь о том, что лет в четырнадцать решила: «Все! Никогда не выйду замуж, у меня не будет семьи, потому что не хочу такой же боли. Буду одна, сама по себе, стану актрисой и самой себе хозяйкой. А мужчины — на фиг!» В шестнадцать лет я уже уехала в Москву.
— Судя по интервью, вы часто страдали из-за молодых людей. Как сказал бы психолог, интуитивно подыскивали и находили отношения, где можно испытать боль, чтобы убедиться: замуж выходить не надо!
— Вы абсолютно правы. И еще нелегко было жить в Москве одной. Никого я не любила, мне было просто страшно. Никакой поддержки — все делала сама, отвечала за все тоже сама. А это непросто, когда, допустим, негде жить, нет работы. Отношения завязывались, но не потому, что была большая любовь, а потому, что хотелось, чтобы мужчина решил мои проблемы — я такая одинокая, пожалейте меня. Зачем? Никому это неинтересно. Мужчины чувствуют — что-то с девушкой не то... Им тоже хочется получать энергию, а не только отдавать.
— С появлением Максима все стало иначе? Как вы пришли к отказу от идеи «просто не быть одной»?
— Сначала мне следовало понять, чего я сама хочу, в каком партнере нуждаюсь. Кому-то помогают психологи, но в моем случае был поиск Бога и смысла жизни.
«Что происходит, Агния? — спрашивала я себя. — Тебе тридцать лет, а жизнь такое говно? Но это невозможно, потому что цветы цветут, дети рождаются, все вокруг бурлит. Нет, это в тебе что-то не так...» И я разбиралась в себе и в том, чего хотела.
Пошла в храм, стала читать духовную литературу, а она вообще о мироустройстве, об укладе христианской семьи. Мне понравилась эта схема, когда семья — рай на земле, где хорошо вдвоем, если по-настоящему.
— Агния, вы сильная, энергичная женщина, совсем не про покорность, как принято в православных семьях. Или с мужем совсем другая?
— Скажу так: я в процессе изменений. У нас с Максимом был страшный кризис, кошмар и ужас.
— В двух словах можете обозначить грани этого кризиса?
— Мне казалось, что муж меня недостаточно оберегает, что он должен встать и пойти против всех, за меня. Хотя никто на меня не нападал. Еще почему-то казалось, что нет поддержки, эмоциональной и моральной опоры. Очень хотелось себя пожалеть: вот я бедная, несчастная, пашу и пашу. Хотя Максим тоже очень много работает, он большой молодец.
С чего вдруг я начала прибедняться, не знаю. Мне потребовалось время, чтобы осознать — а зачем я вообще лезу первой, хватаюсь за все и несусь с шашкой наголо? Мои претензии длились не неделю, не две, а очень долго, год и даже больше. Мы жили в постоянном напряжении. Все закончилось неожиданно, в конце февраля этого года, когда Максим сказал, что остается с нами.
— У меня последний вопрос. Вы рассказывали, что безмерно любили и любите отца, несмотря на то что их с мамой развод доставил вам много переживаний. Психологи рекомендуют проговорить в таких случаях свои претензии и обиды родителям напрямую, закрыть гештальт и идти дальше. Вам удалось побеседовать с папой откровенно?
— Нет, мы не обсуждали эту тему... Но хотя бы научились говорить друг другу о любви.
Я всегда чувствовала и до сих пор чувствую его огромную любовь ко мне. Он единственный мужчина в мире, который никогда меня не ругает и всегда говорит, мол, ты крутая, ты лучшая, ты великая. Потому что если у девочки нет восхищающегося ею отца, это провал. Она всю жизнь будет сомневаться в своей женской привлекательности.
Несмотря на развод, папа никогда меня не бросал. Он поехал со мной в Москву, ходил по всем театральным институтам, готовил меня к поступлению, слушал стихи, репетировал. Когда смотрит фильмы с моим участием, всегда звонит и говорит: «Ты гениальная, дочь!»
— А вы сами о себе что думаете?
— Думаю, что могу и хочу работать в профессии, о которой страстно мечтала. А это значит, что никто мне не сможет помешать. Я войду к вам через форточку, ребята, если вы закроете все двери. Все равно буду сниматься и играть в спектаклях, потому что в мире есть один человек, который считает, что я классная актриса. Это папа.