7 мая президент России Владимир Путин прошел церемонию инаугурации. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников в пятый раз был свидетелем такой церемонии и щедро делится своими наблюдениями, которые сводятся к рассуждению о том, как войти в историю, а не попасть в нее.
На Кутафьей башне открыли не только обычно работающий проход, то есть справа, но и необычный, то есть слева. Очередей, таким образом, не было, хотя даже около 11 утра, когда я прошел, гости инаугурации активно прибывали, хотя до начала оставалось уже меньше часа, а вероятность не застать где-нибудь на пути к Андреевскому залу Большого Кремлевского дворца (БКД) очередь была ничтожной.
На контроле у рамок не самая приятная неожиданность подстерегала прежде всего дам: надо было снять верхнюю одежду, а для некоторых это означало почти то же, что остаться без нижней: слишком все было у них одно к одному.
— И шляпку, будьте добры,— показывали лишенные эмоций сотрудники на пластиковые контейнеры.
Тут и вовсе обнаруживались подробности, новые, например, для меня.
— А где багги? — интересовалась одна дама, прежде чем подняться по знаменитому мостику к Кутафьей башне.— Обещали же багги!
Она даже остановилась и осталась на месте — видимо, ждать багги (очевидно, она имела в виду не машину для езды по бездорожью, а, скорее, какой-нибудь гольф-кар, который доставит ее непосредственно в Георгиевский зал). То есть церемонию она пропускала.
При входе в БКД образовалась широкая очередь, но и она двигалась лучше не бывает.
Здесь все, казалось, знали друг друга. И нет, это не казалось. Вот обнял трехкратного олимпийского чемпиона Александра Карелина байкер Хирург, который не на первую инаугурацию приходит в байкерском жилете с нашивками (дресс-код тут не таков, нет). Когда два эти человека обнялись, казалось, что все остальные расступились, и они потоптались на брусчатке, словно два русских (точнее, российских) медведя или, допустим, как страсть какие могучие борцы на ковре.
Я поинтересовался у Хирурга, чего стоит раз за разом не изменять себе.
— Да нет, просто прихожу,— пожал он плечами.— Раз в пять лет.
Я сначала не хотел поправлять его (праздник же), но потом не удержался:
— Все-таки раз в шесть лет с некоторых пор. А до этого раз в четыре.
Он задумался, но Александр Карелин поддержал меня, пожав плечами:
— Тут не проскочишь!
Но Хирург и не собирался.
Тема тем временем получила хождение в очереди.
— Да, раз в шесть,— рассудительно говорил кто-то у меня за спиной.— А то скажут вот так тоже... И думай что хочешь...
— Да, хорошо, что не в семь...— поддержал его было сосед.— Ой, то есть плохо...
Внутри между тем оказалось, что классический гардероб, слева от входа, заполнен целиком, и всех ориентировали на помещение справа, переоборудованное под резервный гардероб. Сюда свезли много вешалок, которых должно было хватить всем. Но и здесь возникла очередь, которую минут на десять затормозил к тому же военный духовой оркестр, торжественно шествовавший с улицы с таким видом, как будто тут никого не стояло. Последним протиснулся музыкант с огромным и тяжеленным медным штандартом исторического вида, выглядевшим видавшей виды хоругвью. Музыканта покачивало от ноши, которая в любое мгновение грозила стать непосильной, то в одну, то в другую сторону. Через рамку металлоискателя он мог пройти только на доверии и только если просто повезет, причем рамке.
Здесь не было не сдавших накануне ПЦР-тест в одном из отелей в центре города. Там был замечен, например, посол Франции Пьер Леви, который примерно пришел на церемонию сдачи ПЦР-теста, в отличие от некоторых его западных коллег, которые предпочли игнорировать не только ее, но также и саму церемонию инаугурации.
Вдруг со стороны буквально повалили еще какие-то люди без очереди. Музыкантов еще можно было понять, но это было уже слишком. Однако потом, вглядевшись в этих людей, я успокоился: это же были депутаты Госдумы. То есть и не могло быть иначе. Вернее, было бы удивительно, если бы иначе. Депутатов привезли на автобусах. Но вот что с ними делал, например, Михаил Барщевский?
— Нет-нет,— категорически отмежевался он,— я на другом автобусе, с правительством!
Оказалось, что членов правительства привезли на церемонию тоже на автобусе. То есть так же, как будут утверждать.
Кто-то из очереди встрепенулся, увидев культурного главу Федеральной налоговой службы Даниила Егорова, ставшего в самый конец:
— А чего, у меня все бумажки готовы, мне только подписать...
Его одернули:
— Да они сегодня уже в отставке... Лучше погодить...
— Наоборот, до инаугурации подпись действительна, а терять уже нечего...
Но все-таки благоразумие брало верх, и человек оставался на месте.
Наверху, в Георгиевском зале, было поспокойнее. Я понял, почему церемония собрала столько людей. Пригласили и всех доверенных лиц, а это ж плюс пятьсот с лишним человек.
Здесь писатель Александр Проханов рассказывал актеру Ивану Охлобыстину, как хорошо, что Россия наконец перешла от потрясений к величию.
Я рискнул заметить им, что потрясения-то никуда не делись и что пока их, как и раньше, по крайней мере не меньше, чем величия.
— Я не говорю о сиюминутном,— снисходительно посмотрел на меня с высоты своего величия Александр Проханов.
Сказать, что я потрясен, было бы преувеличением.
Между тем следовало отдать ему должное: он стоял прямо в проходе, у входа в Георгиевский зал, там, где вскоре суждено было начать свой путь по живому коридору Владимиру Путину, и Александра Проханова тут все задевали и толкали, а еще и я вот попытался задеть, и кричали со всех сторон, и опять оркестр возник сразу со всех, казалось, сторон (и, похоже, выяснилось, что не туда пришли), а он как говорил о вечном просто как заведенный, так и продолжал, а если не говорил, то, уверен, думал.
Иван Охлобыстин между тем рассказывал, что только недавно с фронта:
— Поссорившись с Оксанкой (жена.— А. К.), поехал в очередной раз смерти искать...
Грудь его сегодня украшали несколько медалей, подозреваю, что трудовых.
На всем протяжении Георгиевского зала у бархатных канатиков, вдоль которых должен был пройти президент, стояли люди. Те, кто был в первом ряду, стояли намертво. Не было силы, которая заставила бы их сдвинуться с места. Было уже около полудня, а первые из них пришли к девяти утра. Да, Стас Михайлов был среди них. Хотя его чуть-чуть и оттерли. Просто он, быть может, отвык бороться.
В Андреевском зале в это время было не так многолюдно. Здесь обращали внимание на супер VIP-зону, справа от входа. Тут места уже заняли патриарх Кирилл, учительница Владимира Путина Вера Гуревич, Дмитрий Медведев с женой, глава администрации президента Антон Вайно, его первый зам Сергей Кириенко, действующий пока глава правительства Михаил Мишустин, председатель Верховного суда Ирина Подносова, мэр Москвы Сергей Собянин, главы МВД, Минобороны, Генпрокуратуры и Следственного комитета Владимир Колокольцев, Сергей Шойгу, Игорь Краснов, Александр Бастрыкин (то есть руководители силовых ведомств, назначаемые лично президентом), а также глава Центробанка Эльвира Набиуллина (видимо, это лишний раз подчеркивает ее статус: вне и выше экономического блока правительства) — и почему-то вице-премьер и полпред президента Юрий Трутнев. Странно: остальные вице-премьеры и полпреды находились в другой локации.
Наконец церемония началась. Это могли видеть уже все по телевизору. Внесли знамя, Конституцию... Сами вошли спикеры Совета федерации и Госдумы Валентина Матвиенко (бурная интернет-дискуссия, кто кого — она дьявольски легендарного главного редактора американского Vogue Анну Винтур на инаугурации президента России или Анна Винтур ее на церемонии Met Gala, закончилась, похоже, не побоюсь этого слова, в пользу госпожи Матвиенко в вызывающем, но лишь эмоции, алом платье) и Вячеслав Володин (вообще не с кем даже сравнить).
Для выхода Владимира Путина была разработана отдельная, разумеется, программа. Мы наблюдали, как он в прямом эфире работает над документами, что-то красиво перечитывает, уже стоя, действуя, видимо, строго по сценарию (возможно, свою инаугурационную речь; но, может, и до конца, говорят, до сих пор не утвержденный — по крайней мере, им — список новых членов правительства), а потом долго, дольше, чем Штирлиц, идет по коридору. Слышалось тяжелое дыхание, но не его, а оператора «стедикам», который шел перед президентом. Неровное дыхание оператора, очевидно, также обречено войти в новейшую историю России.
Как известно, президент шел мимо картин, развешанных в коридоре по стенам, и в какой-то момент начал разглядывать их, как будто увидел в первый раз. Возле одной из них он просто даже остановился и, такое впечатление, прямо заинтересовался, кто автор.
Автором «Музыкального натюрморта», как выяснилось, была Дарья Веселова, студентка Академии Сергея Андрияки. Работы самого господина Андрияки давно размещены на кремлевских стенах. Таков уж удел этих стен.
Остановка между тем была неожиданной. Рядом со мной расхохоталась гостья церемонии:
— Это же чтоб все подрасслабились немножко!
Но заминка не рождала чувства расслабленности. Она вызывала некоторое недоумение. Раньше в тех же коридорах все то же самое было вроде попроще и поестественнее.
Вот-вот президент должен был войти уже в БКД и зайти в Георгиевский зал. Я увидел, как подобрался скульптор Зураб Церетели, которому долго держали место у канатика, а теперь поддерживали и его самого. Видно было, что планируемая близость к президенту дается ему нелегко.
Напротив него, по другую сторону живого коридора, стоял певец Стас Михайлов, улыбавшийся только на первый взгляд рассеянно. На самом деле взгляд этот был цепкий: мимо Стаса Михайлова еще никто так просто не прошел.
Все тут искали взгляда на самом деле только одного человека, и человек этот наконец входил в Георгиевский зал. Как всегда, взгляд исподлобья, нечастые кивки налево и направо. (Нет, Стас Михайлов не получил свое. Но впереди еще была Лариса Долина...) К кому-то даже подошел...
Пожилого скульптора Зураба Церетели, как только мимо прошел президент, отвели на банкетку поближе к телеэкрану. Теперь все события разворачивались в Андреевском зале, у царского трона.
И были они, между прочим, краткими и даже стремительными. Присяга и вовсе заняла меньше полминуты (текст ее к пятому разу можно было выучить наизусть). Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин объявил о вступлении Владимира Путина в должность президента Российской Федерации. Для него это тоже была привычная церемония.
Потом зазвучал гимн. Я обратил внимание, что текст знали, конечно, не многие из присутствующих. Вот чрезвычайно искренне и громко запевал замминистра обороны Юнус-Бек Евкуров, стоявший в окружении других военачальников, которые молчали, причем, думаю, по разным причинам: кто-то не хотел или не рисковал мешать шефу, а кто-то знал первый куплет, нетвердо — второй, и на этом все, и нельзя требовать от человека невозможного.
А вот солировал и стоящий в нескольких метрах от военных Шаман. Да и Стас Михайлов ведь не молчал (Потом одна из участниц церемонии, тоже активно исполнявшая гимн, ревниво интересовалась у меня: «И что же, все четыре куплета наизусть знает?» Ну, так-то уж я за ним не смотрел.) Были тут и другие профессиональные певцы гимна.
Инаугурационная речь президента России оказалась не длинной, то есть короче, чем раньше (это только гимн нельзя сократить).
— Только что произнес слова президентской присяги,— рассказал Владимир Путин.— В ее тексте сконцентрирована суть высочайшего предназначения главы государства — беречь Россию и служить нашему народу.
То есть послание Бориса Ельцина — в силе еще на один срок.
— Уверен,— продолжал президент,— мы достойно пройдем через этот трудный, рубежный период, станем еще сильнее и обязательно реализуем долгосрочные планы и масштабные проекты, направленные на достижение целей развития.
Период был назван трудным и рубежным. То есть таким, каким у нас является любой период. Хотя все понимают, конечно, в чем трудность именно этого. А еще больше хотелось бы понимать его рубежи.
— Мы не отказываемся от диалога с западными государствами,— сообщил Владимир Путин, и это было интересно, ибо это было то, без чего можно было обойтись в этой речи, но он решил сказать.— Выбор за ними: намерены ли они и дальше пытаться сдерживать развитие России, продолжать политику агрессии, непрекращающегося годами давления на нашу страну или же искать путь к сотрудничеству и миру.
Выбор у них между тем трудный: ведь развитие России граничит с ее наступлением.
— Повторю,— добавил президент.— Разговор, в том числе по вопросам безопасности, стратегической стабильности, возможен. Но не с позиции силы, без всякого высокомерия, чванства и собственной исключительности, а только на равных, уважая интересы друг друга.
Послы стран, лидеры которых запретили этим послам ходить на церемонию, могли бы по достоинству оценить эти слова, если бы услышали их лично.
Владимир Путин между тем подчеркнул свою миссию, причем именно этого срока:
— Сегодня, по сути, мы держим ответ перед нашей тысячелетней историей и нашими предками.
То есть не меньше.
— Они брали, казалось бы, недоступные высоты,— добавил он,— потому что на первое место всегда ставили Родину, знали, что достичь по-настоящему больших целей можно только вместе со своей страной и со своим народом, и создали мировую державу, наше Отечество, добились таких триумфов, которые вдохновляют нас и сегодня.
Нужно понимать: именно это ощущение вдохновляет сегодня и самого Владимира Путина.
— Мы единый и великий народ,— закончил он,— и вместе преодолеем все преграды, воплотим в жизнь все задуманное. Вместе победим!
Финал и должен был быть обращен к оружию. Иначе теперь никак.
Потом еще была церемония представления Верховному главнокомандующему Президентского полка, и тут уж лил дождь, Владимир Путин стоял с непокрытой головой, без зонта, как все обратили внимание, рисковал простудиться с высокой долей вероятности, но доля вероятности, что он разрешит поднять над ним зонт, когда под ним без зонтов маршируют солдаты полка, стоявшие под этим дождем последние полтора часа, была нулевой.
Отличие этой церемонии инаугурации от предыдущих состояло в том, что телезрители увидели и молебен в Благовещенском соборе Кремля. Молебен отслужил патриарх Кирилл. Молебен был посвящен лично президенту. Раньше такие молебны тоже проходили после каждой инаугурации, но были закрыты для посторонних глаз. Теперь решили показать, как патриарх вручил президенту «старинный образ», Владимирскую икону Божией Матери XVII века. А также патриарх произнес следующее:
— С дерзновением скажу: дай Бог, чтобы конец века (до окончания которого патриарх желал здоровья Владимиру Путину.— А. К.) и означал конец вашего пребывания во власти!
И кто бы спорил, особенно в этом зале!
Что ж, срок исполнения многих целей национального развития РФ, обозначенный в указе президента, опубликованном почти сразу после церемонии, датирован не только 2030 годом, но и 2036-м.
Владимир Путин встречался в Кремле с доктором Леонидом Рошалем и своей учительницей Верой Гуревич (в этой идее не просматривалось минусов), когда гости расходились уже через Спасскую башню Кремля.
— Ну что, поехали?..— слышал я от соседей по хлещущему дождю.
Нет, это было не мне.
— А куда? — следовал вопрос.
— А в «Магадан»...
Звучало вроде двусмысленно.
— Так а все сейчас туда, наверное... Посадочных мест, скорее всего, не будет...
Двусмысленность усиливалась.
— Ничего, для нас всегда найдут...— обсуждали гости очень даже вероятное.
На самом деле можно было далеко и не ходить. Да, в кафе Barbosco в ГУМе была полная посадка, и не было здесь, мне кажется, ни одного человека, который не пришел бы сюда из-за кремлевской стены.
И губернатор Мурманской области Андрей Чибис рассказывал мне еще на дальних подступах к кафе, как все недавно случилось с ним, и следовало признать: все не случайно.
— Жена пошла в тот вечер в церковь, я должен был присоединиться, она взяла мой крестик, а свой забыла. И спросила у меня разрешения надеть мой. Надела и зашла в церковь. А меня ножом в этот вечер ударили. И ведь чуть-чуть нож не дошел до аорты! Просто чудо какое-то! — рассказывал губернатор.— Нет, случайностей не бывает.
— Ну и просидел бы свой срок губернатором, а то и два. И что? А так зато в историю вошел! — сказал ему товарищ.
Ну тут уж у кого как получается.
0
75.00
