Как за последнее время в обществе изменилось отношение к волонтерству, почему даже самое богатое и социально ответственное государство не сможет обойтись без частных жертвователей и почему благотворительность должна стать частью жизни каждого из нас? Эти и другие вопросы руководители и попечители благотворительных фондов обсудили на круглом столе "Известий".
"Известия": В декабре президент Владимир Путин объявил 2018 год Годом добровольца и волонтера. Но благотворительность и волонтерство в России развиваются не первое десятилетие. Изменился ли за последнее время среднестатистический портрет человека, который находит деньги или время на помощь другим? Есть ли перемены в работе благотворительных фондов? Что вообще изменилось в обществе?
Анна Сысоева, исполнительный директор Благотворительного фонда Константина Хабенского: Изменилось все, в первую очередь мы сами. Мы трудимся в очень динамичном секторе. Раньше у благотворительности было два варианта действий: экстренно собрать много миллионов на спасение одной жизни либо отвезти игрушки в детский дом. Сейчас все по-другому.
Если десять лет назад по большей части все приходили к бизнесу и говорили: "Мы помогаем. Дайте нам денег", то сейчас мы приходим совершенно с другим. Мы говорим: "Мы знаем, как решать такую-то системную проблему, и предлагаем вам принять участие в ее решении". Мы стали по-другому мыслить, говорить. Мы стараемся сделать так, чтобы благотворительность стала частью повседневной жизни каждого человека.
Татьяна Друбич, актриса, сопредседатель попечительского совета благотворительного фонда помощи хосписам "Вера": В 2006 году, когда я пришла в фонд, который только создавался, это был наивный идеалистический эмоциональный порыв. Тогда я и не представляла, что фонд вырастет в такое большое профессиональное дело. Конечно, и мы изменились, и вокруг изменилось многое.
Сегодня нет такого тотального недоверия, которое было десять лет назад. Меняется отношение к благотворительности, и во многом благодаря волонтерству. Не знаю, почему Владимир Владимирович выбрал и объявил этот год Годом волонтерства, надеюсь, что, к счастью, его начала интересовать эта важнейшая для нашего будущего тема. Волонтерство и есть истинная благотворительность. И сегодня надо делать все, чтобы обратить на проблемы благотворительности внимание людей, принимающих законы. Это прежде всего обращено к ним.
"Известия": Кого больше среди благотворителей - женщин, мужчин, молодых или людей среднего возраста?
Татьяна Друбич: Если раньше в основном были женщины 40 лет и старше, то сейчас жертвователи молодеют.
Юлия Матвеева, директор благотворительного фонда помощи хосписам "Вера": Вопрос даже не в том, кого больше. Хотя женщин среднего возраста среди благотворителей по-прежнему больше.
Вопрос в изменении портрета благотворителя с точки зрения мотивации. Благотворитель становится человеком, который хочет инвестировать в развитие системы, он все чаще хочет помогать нам решать проблемы "от истока", становясь нашим партнером, советником, иногда даже ментором.
Яркий пример из обсуждения с благотворителем целевого назначения пожертвования: "Я не хотел бы сейчас давать деньги на адресную помощь, но могу вложиться в развитие ERP-системы (система управления, позволяющая на каждом этапе прохождения бизнес-процесса контролировать этап исполнения. - "Известия"), которая вам позволит эффективнее использовать внутренние ресурсы фонда".
Для нас это фантастика, которая еще три года назад была только мечтой. В фонде "Вера" на патронате в детской региональной программе 250 детей. Для них требуются ежедневные закупки, которые необходимо доставить по всей территории России. С помощью ERP-системы мы теперь можем отследить в одном месте весь процесс решения проблемы - от возникновения потребности до доставки товара подопечному, запланировать необходимые закупки на будущее. Это позволяет нам экономить время на обработку данных и быть очень открытыми, показывать благотворителю весь процесс использования пожертвования. Это своего рода блокчейн.
Эти изменения не зависят от изменения тендерного или возрастного состава благотворителей, это результат развития, изменения самого общества, в том числе и отношения к некоммерческому сектору.
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ПОДХОД ИЛИ ДУШЕВНЫЙ ПОРЫВ?
"Известия": За чей счет в основном живут благотворительные фонды - за счет крупных предприятий, бизнесменов или частных жертвователей?
Анна Сысоева: В какой-то момент мы для себя сформулировали правило: чтобы работать эффективно и стабильно, нужно соблюдать баланс источников помощи. Это и частные массовые жертвователи, которые отправляют SMS по 100 рублей, и крупные частные жертвователи, которые могут позволить себе в год спорадически или регулярно перечислять от 100 тыс. до нескольких десятков миллионов рублей. Есть и компании, которые перечисляют пожертвования в 100 тыс. рублей в год.
Татьяна Друбич: Для меня благотворительность прежде всего - это люди, которые не начинают разговор с фразы: "А какой у вас бюджет?" Это волонтеры - самые чувствительные и зрелые люди, которые сегодня в нашем обществе и есть самая лучшая его часть.
Анна Сысоева: Мы пытаемся от этого мифа избавиться, потому что профессиональные навыки менеджера стоят денег. Управляя благотворительным фондом, я трачу в два раза больше времени, чем когда управляла большим финансовым блоком в бизнесе. При этом уровень оплаты не соответствует коммерческому. Здесь действительно несколько другая эмоциональная мотивация. Но при этом менеджеру нужно кормить семью, обеспечивать свой быт.
Мила Соловьева, главный редактор журнала "Жизнь с ДЦП" и координатор благотворительного фонда "Шаг вместе": Мы делаем благотворительные баскетбольные матчи, где благотворителями выступают как сами игроки, так и компании, которые поддерживают фонд. За одну игру собираем 8-10 млн рублей.
"Известия": Есть еще волонтеры, которые жертвуют не деньги, а свое время, знания, навыки.
Юлия Матвеева: Это самое драгоценное, что у нас есть!
Мила Соловьева: Наш фонд сотрудничает с волонтерами. Ребята к нам на все мероприятия приходят. Это молодые люди, есть даже до 18 лет.
"Известия": Какая у них мотивация?
Татьяна Друбич: У волонтеров неясная для обывателя мотивация. Они особые люди. Какая мотивация у ангела?
Мила Соловьева: Они приходят с горящими глазами, с вопросом: "Что сделать, чем помочь?" Им объясняешь, что делать, и они идут и делают. "Что еще? Давайте мы туда пойдем". Такие ребята.
"Известия": Как долго у них горят глаза? Через какое время они перегорают?
Мила Соловьева: Не могу сказать, потому что мы не видим одних и тех же волонтеров. Зачастую к нам приходят совершенно разные люди. Но есть те, кто остается с нами надолго, помогает на мероприятиях. Их мы ценим больше всего, они становятся координаторами, кураторами, теми, кто способен взять на себя ответственность, сделать важную работу без дополнительного контроля.
Карина Михайлова, учредитель и директор благотворительного фонда "Жизнь": Очень разные люди приходят. Онкология - достаточно распространенная проблема, поэтому у многих за плечами личные ситуации, истории родственников, друзей. Им хочется помогать на этом пути другим, идти с ними вместе. А есть люди, у которых возникло сиюминутное желание после того, как они увидели какой-то сюжет. Но очень часто эмоциональная волна заканчивается, когда мы говорим, что надо приехать на собеседование к нам в офис. На Алтуфьевском шоссе. Определенная часть людей уже на этом этапе отсеивается.
СОЦИАЛЬНО ОТВЕТСТВЕННЫЕ "Известия": Складывается ощущение, что благотворительность прикрывает дыры в бюджете. А есть ли идеальные страны, где не нужны фонды и благотворители и государство справляется самостоятельно?
Татьяна Друбич: Нет.
Анна Сысоева: Идеальная страна - не та, где нет некоммерческого сектора. Идеальная страна - где есть баланс. В мире большинство музеев, больниц, образовательных учреждений, парков существует за счет совместного финансирования, а где-то - только за счет частных вложений. История меценатства в России насчитывает века, просто советский период во многом вычеркнул понимание необходимости этого.
"Известия": Во времена СССР не было ничего подобного?
Татьяна Друбич: Очень распространена была касса взаимопомощи, помните. Еще все всех куда-то по знакомству устраивали, сидя по кухням. Ни одно самое процветающее государство не заменит помощи людей, нашей помощи друг другу.
Анна Сысоева: Вспомните, как транслировалась история:отдавай всё государству, а оно тебе всегда поможет. До сих пор люди говорят: "Почему мы должны заниматься благотворительностью? Государство должно это делать".
"Известия": Надо развивать благотворительность?
Юлия Матвеева: Безусловно, надо, и сотрудничество с государством тоже. Благотворительный сектор хорош тем, что, выявляя проблему, мы можем ее оперативно разрешить, не тратя времени на бюрократию. Но для системного решения нам требуется помощь государства.
БОРЬБА С МОШЕННИЧЕСТВОМ "Известия": Благотворительные фонды в определенной степени помогают государству справиться с рядом проблем. А в какой помощи со стороны государства нуждаются сами фонды?
Юлия Матвеева: Мы, как представители некоммерческих организаций, мечтаем, чтобы регулирования нашей деятельности со стороны государства было чуть-чуть поменьше. Есть вещи, которые, с нашей точки зрения, излишне бюрократизированы, их можно было бы ослабить. Например, требования к ведению специфической отчетности. На это уходит много ресурсов, при этом официальная отчетность не влияет на прозрачность организации, показатели в отчетности очень относительные, не дают представления о результатах деятельности. Было бы здорово найти компромисс.
В 2017 году мы получили новый опыт поддержки государством - три государственных гранта на системные проекты. Мы рассматриваем эту форму поддержки как эффективный инструмент взаимодействия. Мы вкладываем силы в решение социальных системных проблем, государство нам помогает финансово. Экономически это точно оправдано.
"Известия": Для юрлиц, занимающихся благотворительностью, нет никаких налоговых льгот?
Анна Сысоева: Были льготы, но очень недолго. Сначала провозгласили: "Давайте будем, как во всем мире, помогать некоммерческому сектору и сделаем налоговые льготы". А дальше случилось следующее: практически каждый бизнес счел необходимым открыть "карманный" благотворительный фонд. И система налогового регулирования была неспособна переварить валидацию этих процессов и понять, какие фонды действительно занимаются решением социальных проблем, а какие созданы только ради коррупционной схемы.
Мила Соловьева: Даже ввели "паспорт благотворительности", пытались эти фонды каким-то образом регулировать, отслеживать их деятельность, но и это не помогло. Просто сам механизм налоговых льгот был плохо продуман.
Карина Михайлова: Есть одна очень важная проблема - мошенничество на улице. Благотворительное сообщество (в лице благотворительного собрания "Все вместе") ведет большую информационную программу против мошенников. Многие из нас сталкивались с людьми, собирающими средства на улице, в транспорте. К сожалению, они далеко не всегда имеют отношение к благотворительности.
Это очень серьезная тема, потому что идет огромная дискредитация благотворительности. У нас в фонде была комическая ситуация. Одна из сотрудниц приехала и показывает мне флажок: "Смотри, я сегодня помогла детям". Когда мы стали искать информацию про эту организацию (меняющую флажки на пожертвования), ничего вообще не нашли. Я была очень удивлена: "Ты же работаешь в благотворительном фонде, читаешь петиции". Получается, что даже люди, которые связаны с благотворительностью, не всегда понимают, что уличные сборы, к примеру, могут быть никак не связаны с реальной помощью людям.
"Известия": Ситуацию можно исправить законодательно?
Карина Михайлова: Это пытаются сделать "Все вместе", есть декларация о добросовестности в сфере благотворительности при сборе средств через ящики-копилки, которую подписали порядка 300 фондов. Ведется большая информационная работа. Насколько мне известно, готовятся предложения по законодательным изменениям.
Анна Сысоева: Еще несколько лет назад крупные благотворительные фонды, которые дорожат своей репутацией, решили разработать нормы внутреннего регулирования сектора и договорились между собой, что не будут собирать деньги в боксы на улицах в Москве. Можно было бы законодательно запретить боксы по стране. Но для некоторых небольших фондов это, возможно, единственный способ сбора пожертвований в каком-то регионе.
ПУТЬ В БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ "Известия": Как каждый из вас пришел в благотворительность?
Мила Соловьева: Я пришла в благотворительность более 20 лет назад. Помогала ветеранам, потом был свой фонд, потом городской благотворительный совет. Дальше уже волонтеры, социальные проекты, фотопроекты. Серьезно втянулась в проблему ДЦП, когда реализовывала социальные фотопроекты "Мужчины" и "Женщины" - снимали детей со звездами, показывали, насколько нужны папы таким детям, таким семьям.
"Известия": Все-таки была в СССР благотворительность?
Татьяна Друбич: Была, конечно.
Мила Соловьева: Это были ветераны, Совет ветеранов. Нужно было помогать: сходить в магазин в основном.
"Известия": Это была личная инициатива?
Мила Соловьева: Личная.
Карина Михайлова: 12 лет назад я начала путь в благотворительности какволонтер.Хорошопомню.какувиде-ла сюжет по телевизору: детей в масках, лысых и сразу начала думать, что я могу сделать. Был эмоциональный порыв.
Я пришла в отделение хирургической онкологии Российской детской клинической больницы и сказала, что хотела бы помогать. Стала волонтером: рисовала с детьми, занималась с ними творчеством.
Можно сказать, что это и стало началом нашего фонда. Там же, в больнице, я встретила Анастасию Колесникову, которая позже стала вместе со мной соучредителем нашего фонда.
Тогда в отделении был сложный ребенок, которому не могли помочь, необходимо было обращаться в Германию. Мы стали писать везде, и так возникли в нашей жизни "Известия", которые опубликовали историю этой девочки. Это было самое-самое начало. Мы ни с кем не договаривались: я просто пришла в редакцию и почему-то меня пустили. Информационная поддержка для маленького фонда очень важна.
Татьяна Друбич: Случайно. С недоверием и непониманием, совершенно не планируя заниматься благотворительностью. Я человек социально неактивный. Всегда считала, что благотворительность - это занятие для скучающих жен богатых мужчин, которым надо поставить "галочку добра". Когда я видела на благотворительных вечерах дорогое шампанское, как последний лох думала: "Чего они тратят деньги на шампанское - отдали бы сразу". Потом поняла, что это очень крутые люди, и побольше бы таких.
И, конечно, Вера Миллионщикова. Когда я пришла к ней на встречу в хоспис... Все-таки я врач и много чего повидала, но была поражена, зайдя за этот забор, а ведь это учреждение Минздрава РФ. Было ощущение, что я в другой стране. Не было никаких инструкций, 323-го закона, СанПиНа, а было человеческое понимание, как должно быть.
Вера - выдающийся человек. И ее "диагноз", поставленный мне тогда, - "знаете, вы нам подходите" - был единственно правильным в моей жизни.
Юлия Матвеева: Я финансист по образованию. Когда-то работала в крупных корпорациях и даже успела побыть президентом корпоративного фонда, который строил церкви. Затем были разные бизнес-проекты. Потом настал переломный момент. Когда приходит осознание, что надо делать что-то хорошее. Ты говоришь мирозданию: "Я готова", и мироздание отвечает тебе телефонным звонком в течение пяти минут.
Мне позвонил человек и сказал: "Приходи завтра на собеседование в хоспис". В хосписе первое ощущение - разрыв всех шаблонов, которые только возможны. Вместо ада там оказывается что-то прекрасное. Я здесь уже три года. И у меня ни разу не было сожаления о сделанном выборе.
Анна Сысоева: Я достаточно осознанно выбрала педагогическую профессию. С первых дней в педагогическом университете начались волонтерские практики, множество проектов с трудными подростками. Я не считала это благотворительностью. Для меня это было настолько естественным, спасибо педагогам. Не собиралась работать в благотворительном секторе. Но три года назад раздался звонок: предложили поработать в фонде. Приехала познакомиться - и осталась. Восприняла это для себя очень интересным вызовом. Нисколько не жалею. Я работала и в образовании, и в бизнесе, и в некоммерческом секторе. Наверное, так сложно и интересно не было нигде.