Присоединение Крыма и события на юго-востоке Украины создали в российском обществе патриотическую эйфорию, которая пока благополучно мешает нам замечать нарастающие экономические неприятности. Лейтмотив этого эмоционального всплеска — «русский мир», «русская весна», все, что непосредственно связано с русским национализмом. Но вот парадокс: традиционный марш националистов 4 ноября в большинстве крупных городов страны не только не превратился на этом благоприятном фоне в многомиллионное шествие, но и оказался менее многолюдным, чем год назад. «Профиль» попытался разобраться, что происходит с националистическим движением в стране, которая вновь объявила себя бастионом борьбы против фашизма, но сама не знает недостатка в последнем.
На фоне памятника Богдану Хмельницкому в центре Киева в ясный октябрьский день выстроены мужчины в камуфляже. Их лица закрыты масками, в руках — желто-синие флаги. Это построение части добровольческого батальона национальной гвардии «Азов» перед отправкой на фронт на юго-восток.
Фотографии опубликованы в аккаунте одной из социальных сетей, принадлежащем Роману Железнову, — российскому национал-социалисту, который уехал воевать на украинской стороне против донецких сепаратистов. «Узнаете меня в строю, по глазам, ну или по ботинкам? Спасибо всем, кто снаряжал и провожал. Слава Украине!» — пишет Железнов.
История студента-политолога, который уже отбыл в России наказание за нападение на антифашиста, обвинялся в краже мяса из супермаркета, а теперь объявлен в розыск за наемничество, получила широкую известность. При этом обстоятельства его перемещения на Украину туманны — журналисты, занимавшиеся расследованием этого сюжета, полагают, что в июле 2014 года, когда единомышленники из «Правого сектора» встретили Железнова в киевском аэропорту, он должен был находиться в заключении.
Как бы то ни было, Железнов не один. В той же социальной сети 3 ноября был размещен, например, видеоролик с интервью Ильи Богданова украинскому телевидению. Богданов, находящийся в зоне боев за донецкий аэропорт, — это вытекает из размещенных им самим фотографий, — рассказывает, что приехал с Дальнего Востока, окончил на родине пограничный институт ФСБ России, но «всегда мечтал о революции». Теперь он осознанно воюет против тех, кого якобы лично знал по службе в российских силовых структурах, и намерен получить украинское гражданство.
История Богданова получила огласку еще летом, за этим последовала серия довольно невнятных опровержений факта его принадлежности к российским спецслужбам. Из свежего видео следует, что сейчас он воюет в отряде, сформированном «Правым сектором», то есть радикальными украинскими националистами. Таких, как Железнов и Богданов, как минимум еще несколько человек.
Большинство из них относят себя к национал-социалистским сообществам. Они периодически публикуют скрины мобильников — предполагается, что своих, — на которые поступают угрозы от русских националистов, воюющих на стороне Новороссии: «Я тут с ребятами из ополчения сижу, считай, что тебе очень не повезет, если не успеешь умереть до того, как к ним попадешь. Спрашивают, знаешь ли ты, что человеку можно отрезать по одной фаланге пальца, а умрет он, только когда ему отрубят обе руки. Говорят, ни на что не намекают». — «Знаю, конечно». — «Так вот, ребята говорят, что ты и после этого не умрешь, будешь жить без рук». — «Как же я буду зиговать?»
«Приглашаем русских мужчин православного вероисповедания»
Уровень взаимной ненависти русских националистов, еще год назад бывших более или менее по одну сторону баррикад, зашкаливает. Это естественно для людей, успевших посмотреть друг на друга через перекрестье прицела.
Высокий политический пафос не должен вводить в заблуждение — среди тех, кто воюет за Украину, есть люди, имеющие отношение к охоте на антифашистов и публикации видеороликов с казнями выходцев из Центральной Азии и с Северного Кавказа. Свои одиозные персонажи вроде неонациста и догхантера из Питера Алексея Мильчакова есть и на противоположной стороне. Их точно не меньше, хотя бы потому, что российских правых на новороссийской стороне фронта, по общему убеждению экспертов, больше, чем на украинской.
По данным центра «Сова», много лет занимающегося независимым исследованием ультраправой среды в России, примерно 200 человек из состава националистических движений воюет за Новороссию. Данные «Совы» относительно националистов, ушедших воевать за Донбасс, неточны, и общая цифра, возможно, в пять–семь раз больше. Только «Другая Россия», как теперь называют себя национал-большевики Эдуарда Лимонова, снарядила и отправила в Новороссию несколько десятков человек. Другие партии и движения ультраправого спектра также вербуют добровольцев и оказывают им помощь в переезде через границу.
«Светить» эту работу, по определению требующую рекламы, не принято. Дело ополченцев Новороссии в нашей стране считается правым, но неофициально. А формально практически всем этим людям, как и их оппонентам, выступившим за Украину, может быть предъявлено обвинение в наемничестве или участии в незаконных вооруженных формированиях на территории зарубежного государства. Тем не менее на множестве «правых» сайтов рунета легко найти объявление «Приглашаем русских мужчин православного вероисповедания для совместной борьбы под имперским флагом».
«Если теоретически можно понять русского националиста, не поддерживающего «Русскую весну», то заукраинец — это настолько конченная мразь, что даже говорить не о чем, — резюмирует на портале Русского имперского движения один из блогеров. И поясняет: — Украинцы могут создать идеальное европейское национальное государство — мы все равно должны уничтожить его. Само существование «независимой Украины» со столицей в городе с могилой Столыпина — это плевок в лицо каждому русскому».
«Спасибо деду за попытку!»
На первый взгляд русские, воюющие против русских на стороне украинцев, — нонсенс. Такой же, как появление движений, апеллирующих к Адольфу Гитлеру, в стране, вся политическая идеология которой в последние 15 лет строится на памяти о победе над нацистской Германией. Но противоречий на нашу долю придется еще достаточно.
Российский институт национальной стратегии ведет постоянный мониторинг ультраправых сред в России. По мнению президента института Михаила Ремизова, мотивация националистов, воюющих за Украину, отчасти базируется на разочаровании в русском националистическом движении: «Из-за общего неуспеха у некоторых возникает стремление перекреститься, перекраситься в другое сообщество. Это такое садомазохистское примыкание к сильному. А Майдан воспринимается как проявление силы, это действительно успешная национальная революция».
В итоге «напряжение на линии «русские — русские» оказывается больше, чем на линии «националисты — националисты», — добавляет Ремизов. По его словам, на проукраинской стороне в основном представители «специфической неонацистской субкультуры, сильно отличающейся от того, что принято считать русским политическим национализмом. Их база — скорее интегральный расизм, чем национализм. Символическая субкультурная солидарность (в данном случае с украинскими правыми. — «Профиль») оказалась для них выше национальной солидарности».
Что кроме «субкультурной солидарности» стоит за проукраинскими симпатиями русских националистов, можно было увидеть 4 ноября в московском районе Люблино. Так называемая непримиримая колонна, присоединиться к которой призывал единомышленников Железнов, несла перед собой огромный транспарант с портретами генерала Власова и атамана Шкуро и лозунгом, от которого у носителей георгиевской ленточки помутилось бы в глазах: «Спасибо деду за попытку!» Россия их мечты, как и многих других националистов, — это Россия до 1917 года: они уверены, что сегодня страна также далека от этого идеала, как при большевиках и чекистах, — ведь именно последние образуют опору существующего политического режима.
Смерть движения
«Дом разделился в себе самом», — евангельски говорит о расколе в националистическом движении эксперт Валерий Соловей, профессор МГИМО, который в 2012 году возглавил националистическую партию «Новая сила», не имевшую, впрочем, успеха. По его мнению, соотношение сторон примерно такое же, как и за пределами националистического сообщества: 20–25% за Украину, остальные резко против.
«На «Русский марш» в 2014 году по всей стране пришло вдесятеро меньше людей, чем в 2013-м, — говорит председатель совета Национально-демократической партии публицист Константин Крылов. В конце июля НДП объявила о получении официальной регистрации в Минюсте, но ведомство практически сразу опровергло это сообщение. — По средней комплементарной оценке в Люблино в 2013 году было около 20 тыс. человек, а сейчас — 2 тыс. Где остальные 18 тыс.? Они не захотели принимать участие в проукраинском мероприятии. Мне известно о людях, которые приехали в Люблино, но увидели символику батальона «Азов», развернулись и поехали назад. Проукраинская позиция некоторых лидеров приводит к уходу 90% людей».
Среди увлекшихся лидеров Крылов называет главного заявителя «Русского марша» в Люблино, лидера этнополитического объединения «Русские» Дмитрия Демушкина, которого и до и после его скандальной поездки в Чечню в гости к Рамзану Кадырову не раз обвиняли в работе на Кремль.
Демушкин старался подчеркнуть, что марш должен был быть нейтральным: в колоннах предполагалось место и для тех, кто за Украину, и для тех, кто за Новороссию. Но перевес, по словам политконсультанта Алексея Михайлова, который сам в прошлом состоял в Движении против нелегальной иммиграции (ДПНИ), оказался за сторонниками Украины — и для многих это стало решающим фактором отказа от участия в марше.
Кроме Демушкина, в «бешеном проукраинстве» Крылов замечает младшего брата арестованного в октябре по совокупности довольно тяжелых статей Александра Белова (Поткина), Владимира Басманова, который сейчас находится в эмиграции. «Я знаю Басманова как честного и мужественного человека, но Украина стала для него святыней, — возмущен Крылов. – Теперь он мечтает от военной победе Украины над Россией, потому что тогда падет антирусский режим. Команда Широпаева (Алексей Широпаев — один из лидеров националистов-неоязычников. — «Профиль») тоже во славу Украины. Все украинствующие хотят, чтобы Украина вынудила Россию к максимально позорной, унизительной и мерзкой капитуляции. А то, что они при этом считают себя русскими националистами, показывает, насколько наше поле контролируемо извне».
«События на Украине раскололи правый лагерь, — согласен Алексей Михайлов. — Из-за этого на этот раз гораздо заметнее прошел спойлерский марш, который уже два года проводит партия «Великая Россия» Андрея Савельева» (в прошлом депутат Госдумы от партии «Родина». — «Профиль»). «Спойлеры» ходят по маршруту между метро «Октябрьское Поле» и «Щукинской».
По данным Крылова, если раньше под знамена Савельева приходили 200 человек, то на этот раз их оказалось 1500 тыс. — немногим меньше, чем в Люблино: «Люди думают — черт с ним, лучше с Савельевым, чем с этими гадами».
«Сам Савельев против Путина, — говорит Михайлов. — К нему пришли многие из тех, кто решил, что только там можно поддержать Новороссию. Но среди тех, кто за Новороссию, не все против Путина. Кто-то за Игоря Стрелкова (экс-министр обороны ДНР. — «Профиль»), кто-то против. Началось размножение делением. Это смерть националистического движения, количественные показатели упали в разы, никакого организационного строительства на националистической платформе нет, проукраинскую позицию занимать нельзя, а Новороссия ведет к размежеванию».
«Мы думали, что это будут русские национальные государства»
«Проукраинскую позицию занимают те, кому нечего терять, — поясняет Михайлов. — Это наказуемо и опасно. Кроме всего прочего, если ты националист, а война вроде бы идет против русских, высказываться в поддержку другой стороны может быть неприемлемо. Но раскол выглядит по-разному с двух точек зрения: есть активисты, которые раз в год ходят на мероприятия, они расколоты примерно пополам. И есть социальные сети. Там соотношение иное, я ему удивлен: примерно три четверти за Новороссию».
По словам Михайлова, «более молодая аудитория, как правило, против Новороссии. Эти люди меньше подвержены пропаганде, они понимают, что война не против русских, что русские есть по обе стороны. Но говорить об этом вслух многие не хотят, потому что боятся прессинга. Полностью за Новороссию — националисты старого формата, выходцы из «Памяти», РНЕ, монархисты, лидеры имперско-сталинистского склада. Поддерживают Новороссию многие из тех, кто еще недавно декларировал отделение нации от империи».
Имперская повестка по определению отличается от националистической, сосредоточенной на проблемах русских, а не на теме собирания земель и народов. Украинские события ударили именно по имперским комплексам, считает Михайлов, и националисты оказались менее имунны к этому удару, чем, к примеру, либералы.
Константин Крылов — один из тех, кто много говорил о соотношении нации и империи. Он понес административную ответственность за участие в волне протестов после фальсификаций на выборах 2011–2012 годов, и его сложно уличить в монархизме или сталинизме. Сейчас он поддерживает Новороссию: «Я лично за, хотя у меня есть очень критические соображения по этому поводу. Хочу подчеркнуть, многие из тех, кто против Украины, — отнюдь не идейные сторонники Новороссии. Разочарование здесь велико: мы ведь думали, что это будут русские национальные государства, а они там с Путиным целуются».
Разочарование относительно Новороссии, которую то ли слишком зарегулировала, то ли, наоборот, бросила, то ли вот-вот бросит официальная Москва, отмечает и Михаил Ремизов. «Разочарование тех уже есть, — говорит он. — Но партия еще не сыграна до конца. Хотя риск роста протестных настроений среди тех, кто воюет за Новороссию, существует».
Риск, что результатом этого разочарования станет возвращение вооруженных людей в Россию и «огонь по штабам», невелик, считает Валерий Соловей. «Люди с реальным опытом ведения войны появились, но их в масштабах страны немного — тысяча или полторы, — говорит Соловей и уточняет: — Добровольцев, конечно, гораздо больше, но они в основном проходят по другим ведомствам».
Диффузный национализм
Споры о нации и империи, раскалывающие националистическое движение, практически незаметны для огромного большинства, вся национальная идея которого состоит в том, что президента России зовут Владимир Путин. В день, когда в Люблино и в Щукино прошли два «Русских марша», на Тверской собралось в несколько десятков раз больше людей: это было официальное шествие в честь Дня национального единства, собравшее более 80 тыс. человек. Там по понятным причинам не было имперских черно-желто-белых флагов, но было сказано много такого, за что не пришлось бы краснеть националистам: о внешних и внутренних врагах, о величии России и о том, что ее никому не удастся поставить на колени.
Акцент на внешних и внутренних врагах — и на официозных массовых мероприятиях, и в эфире федерального телевидения — более чем заметен. Часть националистической повестки объективно попала в российский официальный мейнстрим.
Некоторые эксперты не видят противоречия между бесконечным воспроизведением пропагандистского тезиса о борьбе против украинских фашистов как продолжения победы СССР над нацистской Германией и одновременной апелляцией к националистической риторике. «Есть антифашистская риторика, а есть реалии войны: германский фашизм был побежден не антифашизмом, а русским патриотизмом, — говорит Михаил Ремизов. — Один национализм был побежден другим».
По мнению Ремизова, «новый пакет идей» действительно входит в оборот, и для того чтобы это произошло, нельзя было допустить, чтобы его приватизировал кто-то из лидеров националистических движений, так или иначе существующих на политической периферии. Повестку меняет Путин, который, считает Ремизов, склонен воспринимать и отражать общественные настроения, сохраняя и собственное, пусть и меняющееся политическое кредо. «Главным националистом в России Путин назвал себя не в нынешней валдайской речи, а еще в 2012 году», — рассказывает Ремизов.
«Сказать, что Путин приватизировал националистическую повестку, тоже нельзя, — говорит политолог. — Наша власть идеологически всеядна, она способна кооптировать любые идеологические платформы. Пока мы, с одной стороны, видим усиление антинационалистического и антиэкстремистского законодательства. Но с другой — абсолютно правильные заявления Путина, например, его мартовскую речь по поводу Крыма, о разделенном статусе русской нации».
По мнению Ремизова, особенность русского национализма в том, что он не особенно успешен в части создания партий, зато диффузно распространен внутри самых разных социальных групп, например среди бюрократии: «Есть люди во власти, которые берут на вооружение некоторые элементы националистической повестки».
Эксперты, следящие за ультраправыми сообществами, убеждены, что государство всегда поддерживало определенные взаимоотношения с националистическим сообществом, — не секрет, например, что МВД и ФСБ курировали, а отчасти продолжают курировать некоторые ультраправые группировки.
Кроме того, дает понять Михаил Ремизов, существует довольно разветвленная система лоббистского продвижения национализма в направлении кабинетов тех, кто принимает ответственные политические решения. Речь идет не только об одиозных православных олигархах типа Константина Малофеева, которому приписывают участие в финансировании новороссийского проекта, но и о некоторых крупных фигурах. «Обратите, например, внимание, что главным источником алармистских новостей об этнической преступности является руководство Следственного комитета», — говорит Ремизов.
Конец романа
Парадоксальным образом, по мере проникновения национализма в официальный мейнстрим доля националистов, симпатизирующих российской власти, снижается: это объясняется тем, что уходит первоначальная крымская эйфория.
«Конечно, впрыснута громадная доза адреналина: найден внешний враг, украинцы. И они действительно враги: просто послушайте, что они говорят о России и русских, — говорит Константин Крылов. — Этот впрыск адреналина продлил существование режима. Весь вопрос в том, надолго ли. Дело ведь в том, что Украина такова, какова она стала в результате политики российского руководства. В этом смысле лучшие друзья Украины сидят в Кремле».
Роман Кремля с националистами тоже явно вступил в фазу охлаждения — именно после того, как националисты оказались, по выражению Валерия Соловья, на острие копья, опрокинувшего режим Януковича.
Серьезная проблема в том, что Кремль не видит Россию в качестве модели для Украины, но видит в Украине возможную — и опасную — модель для России, считает Соловей. Отсюда, по его мнению, явное преувеличение опасности националистов: «В воспаленном мозгу многих из тех, кто отвечает за профилактику угрозы политическому строю, выстраивается очень простая схема, — говорит Соловей. — На Майдан ездили? Ездили, этого практически никто не скрывает (часть русских ультраправых, которые изначально симпатизировали Майдану, после начала войны на юго-востоке приняли сторону Новороссии. — «Профиль»). Может ситуация Майдана повториться в России? Может. Власть применяет принцип Бисмарка: ее интересуют не намерения, а потенциал. Кроме того, для тех инстанций, которым положено заниматься анализом ситуации в протестных средах, характерны приписки — это в том числе и форма оправдания собственной деятельности».
Так или иначе, националисты заявляют, что еще никогда не испытывали таких трудностей с согласованием заявки на «Русский марш» в Москве, как в этом году. Сообщество находится под впечатлением от ареста Александра Белова (Поткина) и самороспуска движения «Реструкт» под давлением правоохранителей, которые раньше если не поддерживали, то готовы были закрыть глаза на акции «Реструкта», направленные против нелегальной торговли и распространения наркотиков.
«Русские должны заниматься собой»
Михаил Ремизов считает, что сложившаяся ситуация поможет «отслоить» неонацистскую субкультуру от политического национализма, который постепенно вернет себе утраченные позиции. Ведь традиционная повестка националистов, связанная в первую очередь с борьбой за ограничение миграции и снижение этнической преступности, сохраняет актуальность.
Ремизов приводит пример недавних задержаний выходцев из Центральной Азии по делу о серийных убийствах на подмосковных шоссе, и ссылается на данные июльского социологического опроса, который показал, что даже на фоне войны на юго-востоке Украины более четверти опрошенных называют в качестве главной угрозы заселение страны представителями иных этнических групп.
Эти настроения никак не угрожают статусу тех россиян, которые не могут отнести себя к этническим русским: «Русские должны заниматься собой, у них тоже должно быть право на идентичность, и оно никак не противоречит правам других этнических групп», — резюмирует Михаил Ремизов.
Валерий Соловей не так оптимистичен: по его мнению, у националистов не осталось собственной повестки. Он напоминает о ситуации, существовавшей до начала украинских событий: национализм явно набирал популярность, начиная с волнений на Манежной площади в Москве зимой 2010 года, где в рядах протестующих против этнической преступности впервые оказались не только футбольные фанаты и активисты, но и обычные горожане. В 2013 году национализм оказался ключевой темой важнейшей политической кампании — борьбы за пост мэра Москвы.
Год спустя националисты у разбитого корыта «нулевой повестки»: «Социологи фиксируют снижение озабоченности общества проблемами миграции, этнической преступности, необоснованных льгот при бюджетном финансировании Северного Кавказа, — говорит Соловей. — Власть старается купировать эти проблемы, хотя и не решает их кардинально. Параллельно ужесточается политический режим, ухудшается экономическая ситуация, и все это, естественно, компенсируется патриотической риторикой. Может показаться, что какая-то часть националистической идеологии на этой волне и попадает в политический мейнстрим. Но в итоге национализм компрометируется». Для националистов, считает Соловей, это обернется почти катастрофой: «Если уж государство подняло националистический флаг, то оно уже не потерпит конкурентов».
«Независимые националисты власти не нужны»
«Власть может поговорить на языке национализма некоторое время, — согласен Константин Крылов. — А потом пересажает и в прямом смысле убьет всех, кто воспринимает это всерьез. Это только мы, дураки, видим здесь противоречие, а для умных людей нет противоречий, а есть только эффективные и неэффективные способы манипулирования. Если понадобится убедить всех, что дважды два — пять, а для инженеров оставить четыре, будьте уверены, они и это сделают».
Валерий Соловей считает, что националисты могут вернуться на российскую политическую сцену, если в стране будет серьезный политический кризис: «Тогда националисты могут сыграть в нем действительно важную роль, причем может возникнуть объединение националистов с либералами — внутренняя циркуляция между этими сегментами и так происходит».
«Сейчас наступил момент истины для движения, — говорит Алексей Михайлов. — Должна произойти реконфигурация, появятся новые лидеры, неизбежен отток активистов. Многое зависит от того, как ситуация будет развиваться дальше. Если через эскалацию напряженности, то репрессии скорее всего будут нарастать: независимые националисты власти не нужны».
«Табуретка из-под национализма не выбита, — говорит Константин Крылов. — Надо просто подождать. Повестка дня сохраняется: бюджетные деньги все еще идут на Северный Кавказ, иммиграция растет, уровень насильственной преступности против русских не снижается. Все проблемы, о которых мы говорили, сохраняются и только усугубляются: начинается давление на малый бизнес, разрушается система здравоохранения. Власть могла бы купировать все эти проблемы, но она не станет этого делать. А раз не станет, то интерес к этим проблемам и к тем, кто о них говорит, вернется неизбежно. Если, конечно, не начать большую войну. Чего, как я думаю, не произойдет».
Кризис националистического движения
Директор центра «Сова» Александр Верховский:
Развитие украинского кризиса вызвало перегруппировку сил в движении русских националистов. Зимой оппозиционная часть националистов симпатизировала Майдану как антиолигархической и антиавторитарной революции — к тому же роль в ней украинских ультраправых сильно преувеличивалась. Лояльные к власти националисты Майдан сразу восприняли как «проект Запада», то есть как происки исконного врага.
Присоединение Крыма и война на востоке Украины разделила и оппозиционную часть. Многие, от национал-демократов до части неонацистов, поддержали «Русскую весну», и их позицию можно кратко резюмировать так: пусть режим Путина плох, но надо защищать «русских братьев».
Но не меньше националистов, преимущественно наиболее радикальных, «Русскую весну» не поддержали. Эта неожиданная позиция мотивируется тем, что эта война «между русскими», и выгодна она лишь ненавистному кремлевскому режиму и не менее ненавистному Западу; русским же людям, мол, лучше оставаться на Украине, где есть сильные праворадикальные течения, чем под «антирусским путинским режимом».
Раскол ослабил обе стороны. Сторонники «Русской весны» фактически повторяют то же, что говорят на федеральном ТВ, так что у них просто нет своего голоса. Противники чувствуют себя уязвимыми, и не только из-за сфокусированного именно на них давления полиции, но и из-за того, что они привыкли считать себя «авангардом большинства нации», а теперь оказались в меньшинстве.
Если лидеры обеих сторон могут как-то договориться, то рядовые националисты не склонны к компромиссам по столь острому для всех вопросу. Кризис националистического движения может быть преодолен, если российские власти как-то выйдут из острой фазы противостояния с Западом и снова развернут антимигрантскую кампанию, как в 2013 году. Возможно, достаточно выполнения и одного из этих условий. Хотя в более широкой перспективе нынешний кризис может означать, что в движении произойдет давно назревшая смена лидеров: нынешние ведущие организации русских националистов показали, что у них вряд ли есть будущее.
68.0
44.25
