Любой правитель может превратиться в диктатора, но и любой диктатор имеет шансы стать пристойным лидером, говорится в исследовании Всемирного банка. Экономисты построили модель, показывающую, от чего зависит эта эволюция
Недемократические режимы могут эволюционировать по-разному: одни правители «хорошо» начинают, однако впоследствии скатываются в диктатуру и репрессии, а другие начинают с притеснений, но затем становятся адекватными лидерами. Почему так происходит, попытались объяснить экономисты — авторы исследования «Диктаторы, идущие по линии Могадишо. Как люди становятся чудовищами и чудовища становятся людьми», подготовленного под эгидой Всемирного банка и опубликованного в этом месяце.
Есть два классических примера. Президент Зимбабве Роберт Мугабе, как пишут авторы исследования, после прихода к власти в 1980-х годах считался «доброжелательным и весьма компетентным» правителем: рост экономики Зимбабве достигал двузначных показателей, охват детей, которые учились в средней школе, увеличился с 2 до 70%, уровень грамотности вырос с 45 до 80%, а сам Мугабе даже вошел в шорт-лист на соискание Нобелевской премии мира в 1981 году. Но к 2000-м годам произошла разительная перемена: более 90% жителей Зимбабве оказались безработными, 20% заражены ВИЧ, продолжительность жизни значительно снизилась, множество людей пострадали из-за репрессий. 92-летний Мугабе при этом руководит Зимбабве и по сей день, он старше любого другого действующего правителя в мире.
По-другому сложилась судьба экс-президента Ганы Джерри Ролингса. Возглавив страну в 1981 году, он ограничил свободу СМИ, начал практиковать пытки, аресты и убийства. Однако против такого способа правления выступили как жители страны, так и международное сообщество. Из-за этого Ролингсу пришлось «неохотно» идти по демократическому пути, впоследствии его поддержали Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк, а в 2000 году он стал первым руководителем независимой Ганы, который отдал власть мирным путем.
Линия Могадишо — термин, который используется в названии исследования, — обозначает момент, при котором миротворческая миссия иностранных сил в чужом государстве переходит на этап боевых действий с целью смены режима. Понятие восходит к ситуации в Сомали 1992–1993 годов. Экономисты Всемирного банка, впрочем, решили рассматривать термин «линия Могадишо» более широко и включить в него мобилизацию местной оппозиции, желающей свергнуть диктатора.
Груз «прошлых грехов»
В предложенной авторами математической модели граждане могут сместить авторитарного правителя через революцию, однако последний может прибегнуть к репрессиям, рассчитывая подавить ростки протеста. Степень его решительности будет зависеть от накопленных «прошлых грехов»: диктатор опасается возмездия, что заставляет его вновь и вновь использовать насилие, чтобы исключить вероятность отстранения от власти. Отчасти именно по этой причине держится за власть Роберт Мугабе, который применял массовые репрессии против оппозиционеров в 1980-х годах, свидетельствуют заявления его противников и бывших сторонников. По их воспоминаниям, которые приводятся в исследовании, «тень» убитых стоит над Мугабе и он хочет оставаться у власти до самой смерти.
Кроме того, по версии авторов, все больше и больше использовать давление на противников диктатора может заставить незнание того, насколько далеко он может зайти. «Когда правитель не уверен, как далеко он может зайти, для него может оказаться разумным экспериментировать в этом измерении», — пишут они. Авторитарный правитель понимает, что может быть отстранен от власти, однако продолжает «экспериментировать», указывают авторы исследования.
Изменить поведение диктатора — как в худшую, так и в лучшую сторону — могут и действия оппозиции. Авторы доклада вновь приводят в пример Мугабе, который стал проводить еще более репрессивную политику, после того как почувствовал конкуренцию со стороны оппозиционного «Движения за демократические перемены». Жестоким образом подавлять противников пришлось также экс-президенту Ганы Кваме Нкруме и Фердинанду Маркосу, руководившему Филиппинами. Но обратный эффект протесты имели, например, для Джерри Ролингса, экс-главы Замбии Кеннета Каунду, бывшего президента Кении Даниэля арап Мои и южнокорейского руководителя в 1980-х годах Чон Ду Хвана — этих правителей мобилизация протестующих, наоборот, «дисциплинировала», пишут эксперты Всемирного банка. В целом потенциал стать диктатором в описываемой экономистами модели имеет любой правитель.
Диктатор более склонен к репрессиям при высоких доходах, то есть при больших возможностях по извлечению ренты. Гана при Кваме Нкруме получала много денег от пошлин на экспорт какао, Муаммар Каддафи в Ливии и Николае Чаушеску в Румынии богатели благодаря росту цен на нефть, а состояние Мугабе обеспечивалось эксплуатацией алмазных месторождений. В то же время режим Даниэля арап Мои в Кении стал менее репрессивным, после того как США уменьшили объемы помощи Найроби (Вашингтон начал утрачивать к этому интерес после развала СССР). Поэтому товарные санкции и урезание финансирования неподотчетных режимов могут помочь избавить ту или иную страну от диктатуры, делают вывод экономисты.
Как вести себя с диктаторами?
В более ранней версии статьи авторы, помимо описания модели, писали и о том, как следует вести себя с диктаторами, отмечает в комментарии для РБК Георгий Егоров из Гарвардского университета (Ph.D). «Там задавался вопрос, а что, собственно, международному сообществу делать с кровавыми диктаторами — и получался интересный результат, что мировое сообщество может охотиться, условно, за диктаторами, убившими 10 тыс. человек, но договариваться с диктаторами, убившими, скажем, миллион — лишь бы они прекратили убивать. В таком случае международному сообществу выгодно было бы договориться между собой, чтобы с самыми кровавыми диктаторами не договариваться ни за что — но такое обещание трудно соблюсти», — рассуждает он.
Некоторых диктаторов можно убедить добровольно уйти в отставку, напоминают авторы исследования Всемирного банка. Они могут согласиться на это при предоставлении убежища или амнистии, тем самым позволив своей стране избрать нового лидера. И такие примеры есть: Иди Амин в Уганде, Менгисту Хайле Мариам в Эфиопии, Фердинанд Маркос на Филиппинах.
Однако в последнее время сделать это не так просто, потому что международное сообщество перешло в «институциональные рамки» — пытаться добиться амнистии или убежища теперь нужно в Международном уголовном суде в Гааге. При этом, с одной стороны, перспектива суда в Гааге может вразумить диктаторов, но с другой — это затрудняет отречение некоторых жестоких правителей. В 2011 году один из лейтенантов Мугабе рассказывал канадскому изданию The Globe and Mail, что тремя годами ранее тот был готов отказаться от власти, однако не сделал этого из страха перед преследованием Гаагским трибуналом.
Описываемая Всемирным банком модель подходит для небольших стран, которые «не очень плотно встроены в глобальную экономику», считает профессор департамента политической науки Высшей школы экономики Николай Петров. В случае с Россией, по его мнению, важным фактором является диверсификация экономики, которая «неизбежна» после снижения цен на нефть. Присутствие крупного бизнеса не только в нефтяном секторе, но и в других отраслях будет способствовать развитию экономической и политической конкуренции, уверен Петров. Власти могут попробовать перейти к «полномасштабной авторитарной модели» после выборов в Госдуму, но эта попытка, если ее все-таки предпримут, обречена на неудачу, подчеркивает он.