— Елена, 22 февраля в прокат выходит фильм «Свет», где вы сыграли, мне кажется, одну из ваших самых лучших ролей за последний период. Возможно, не зря режиссер Антон Коломеец, как вы говорили, очень скрупулезно подходил к каждому дублю.
— Возможно, не зря. Я для себя поставила эксперимент: вот сколько будет режиссер просить сделать дублей, столько я и буду делать, не вникая ни в какие подробности. Мне просто было интересно, как он потом из этого количества выберет что-то одно. В общем, я решила проявить терпение к молодому ищущему режиссеру, пошла навстречу.
— И не зря, потому что получилась интересная история. Очень точная по атмосфере: редко можно увидеть, чтобы так показывали прошлое, и оно есть не только в деталях, но, кажется, даже в дыхании.
— Все очень старались — и режиссер, и оператор. При этом тема такая непростая и небанальная. Это личная история режиссера. У него мама — социальный работник, образ списан с нее. Она рассказывала ему о своей жизни, так и родился сценарий. Я его прочитала и согласилась. Меня привлекло, что в наше время человека интересует мамина внутренняя жизнь, дружба, связь всего со всем. Это вообще очень удивительный материал, который мне давно не встречался. То же я могу сказать и про режиссера.
— Он дозвонился мне, минуя моего директора. Уже это было интересным, не так просто достать телефон артистки и на звонок решиться. Потом он на встречу пришел сразу с продюсером Анной Шалашиной, молодой женщиной. Думаю: «А почему их волнует эта тема? Ну меня, это понятно, она волнует, она ведь и про меня».
— Наверное, у нас как-то похожи профессии. Я в каком-то смысле немножко социальный работник. Вообще, интересная, конечно, работа, и очень сложная — такая же, как доктор, хирург, который должен сделать человеку больно для того, чтобы потом стало хорошо.
— В фильме есть потрясающая сцена, когда муж на юбилее свадьбы поет для жены песню, и вдруг она начинает горько-горько рыдать. Вы плакали навзрыд, и казалось, о чем-то своем. Про что вы думали в тот момент?
— До этого мы все время снимали большое количество дублей, в том числе и на морозе в Мурманске. А там прохладненько очень... Это я слабо сказала — просто пронизывающий холод. Конечно, удивительное это мурманское начало зимы, я не ожидала, что так мерзнешь. Даже представить не могу, что там, допустим, в январе. Как бы тепло ты ни был одет, выходишь и мгновенно замерзаешь. На морозе и на ветру слезы текут сами по себе, и невозможно нормально снять крупный план. И вот я представила, где нужно заплакать, режиссер снова попросит меня рыдать 20 дублей подряд, и ужаснулась. Этого не выдержать. Но поскольку, как я вам говорила, в начале этой истории решила проявлять терпение к молодым, приготовилась безропотно подчиниться и страдать. К счастью, двух дублей было достаточно, и я за это режиссеру очень благодарна. Он проявил себя как нежный и заботливый человек.
Вообще удивительно, что такие нежные и чуткие люди, как Антон, существуют в наше время. Кажется, что цинизм пропитал все, и у людей суровая стальная защита стоит, а у него ее нет, его еще многое ранит... Когда у нас что-то не получалось в кадре, он расстраивался искренне и готов был расплакаться, поэтому всегда хотелось ему помочь.
— Вы так и не ответили на вопрос, о чем так горько плакали, когда снимали эту сцену.
— Часто артисты подкладывают под слезы что-то свое: свои драмы, трагедии, переживания. Но так без конца делать нельзя. Иначе можно с ума сойти... Когда мы снимали конкретно эту сцену, я представляла жизнь этой женщины. Думала именно о том, о чем горюет она. Видимо, она понимала, что можно было прожить совсем другую жизнь, что-то по-другому сделать, но не получилось, и уже такая серьезная дата бабахнула, а жизнь как не двигалась с места, так и не двигается, только бесконечно какие-то потери, уходы подопечных. И каждый подопечный — это, по сути, близкий для нее человек. Вот как в юности она проводила погибшую подругу, с которой так и не помирилась, так она много лет подряд продолжает бесконечно провожать умерших людей. И этого не изменить...
— Скажите, а вы никогда не хотите перепрожить что-то в своей жизни, что-то изменить?
— А какая разница, хочу или не хочу? Это же уже невозможно сделать.
— Ваша героиня часто думает о прошлом, а вы?
— Я думаю о прошлом часто. И могу точно так же разрыдаться, жалея, что у меня что-то пошло не так. Потом начинаются какие-то философские размышления: а если бы я сделала по-другому, то этого бы не было, этого и этого. Тогда понимаешь: все должно идти так, как идет, и специально менять что-либо не стоит. Если что-то изменить, это будет другая жизнь, другие люди вокруг, другая я.
Многое в этом мире происходит помимо нас. Каждый день непредсказуемый. Но иногда я думаю, что с радостью бы многое поменяла.
— Вы раньше в интервью рассказывали о родителях, а потом перестали даже упоминать о них, и я понимаю почему: вы потеряли маму и отца. Как взрослому человеку отпускать своих близких?
— Это непросто, и накрывает боль не сразу... Вы спрашиваете, почему я о них до сих пор не говорю. Потому что еще не пережила это. Мамы нет два года, папы — год. И только совсем недавно пришло ощущение, что я сирота. То есть сначала этого не понимаешь.
— Как вы справляетесь и что вам помогает идти дальше, улыбаться, заниматься домом, собаками, выходить на сцену? Куда вообще человек складывает свою боль, чтобы двигаться вперед?
— Я не знаю, где она складывается и складывается ли вообще. Может, она во что-то трансформируется. Но работа, безусловно, помогает. Если бы ее не было, я бы просто сошла с ума.
— Как человек может спастись в тяжелой ситуации? Вот как вы, в частности, спасаете себя?
— Наверное, легче легкого сесть, опустить руки и упиваться своими болью и горем. Но себя нужно превозмогать. Иногда не хочется смеяться, но смеешься. Я в последнее время стала довольно быстро уставать от общения, и поэтому для меня чем его меньше, тем лучше. Читать книжки очень помогает. Фильмы прекрасно отвлекают.
— Какие фильмы?
— Я смотрю все подряд, чтобы быть в курсе происходящего. Мимо меня ничего не проходит.
— Как вы их смотрите: в кровати, закутавшись в плед, с каким-нибудь виноградом, или сыром, или с пиццей?
— Весь мой кинорелакс и вообще развлечения, расслабления и что-то человеческое — поздно вечером. Вот приходишь домой после 12 часов рабочего дня, и в первую очередь хочется чем-то перекусить... У меня сейчас опять Баба-яга в «Последнем богатыре». В сложном гриме на площадке особо не поешь, и вот я потом прихожу, и меня колотит, кажется, что сейчас проглочу безумное количество еды, до такой степени голодная. Но уже желудок уменьшился, и хватает небольшого количества. Параллельно включается телевизор с фильмами... Ну и еще нужно пойти помыться, разгримироваться, снять этот клей с себя.
— Разве его не на площадке снимают?
— Гримеры очень обо мне заботятся, но на площадке получается сделать самое элементарное, и мне все равно кажется, что лицо в клее, и дома снова идет жесточайшая помывка. Для кожи это просто убийственная история. В условиях экспедиции еще и подъем ежедневный в три ночи, чтобы в четыре выехать и за два часа доехать до съемочной площадки, где потом на тебя почти три часа накладывают сложнейший грим. Меня отвлекает от этой мучительной процедуры включенный внутри меня обратный отсчет. Я думаю: «Осталось 12 дней», потом: «Уже 11 дней» — ну и так далее. И вечером, когда сдираешь с себя весь этот силикон, понимаешь, что осталось совсем чуть-чуть, и все — свобода!
— А потом?
— Потом будут фильмы с человеческим лицом. «Склифосовский» снова начнется, «Дама с собачкой 3». И продолжение «Мастодонта». Сейчас уже пишут вторую часть.
— Вы рассказываете про такую непарадную часть актерской жизни. Можете поделиться, как классно выглядеть, быть здоровой, выживать и в то же время выдавать что-то талантливое и прекрасное при безумных графиках, когда месяцами встаешь в три утра? Я помню, вы как-то пришли к нам, чтобы сняться для новогодней обложки. Было восемь или девять утра. А до этого у вас была дневная смена, которая перетекла в ночную досъемку, потом были мы, а дальше вы куда-то улетали на гастроли. Вообще не представляю, на каких ресурсах вы держитесь.
— Ну не знаю, может быть, я это выдерживала потому, что у меня практически все время был такой график. И сейчас он проще не стал, только лишь усложнился.
— Когда вы начинали сниматься в советских фильмах, рабочий день был шесть часов.
— Когда Советский Союз рухнул, кому-то пришло в голову сделать 12-часовую съемочную смену. Мне кажется, этот человек не подумав написал такую цифру: давайте по 12 часов работать. И никто не учитывает, что подъем и дорогу до площадки тоже можно считать работой. Часа полтора утром надо для того, чтобы выпить кофе, проснуться, сделать какие-то обыкновенные для человека вещи. И получается, что 12 часов — это чистая работа на площадке, а плюс еще три часа утром и три часа вечером. Потому что когда ты приходишь домой, тебе нужно как-то прийти в себя, а это тоже непросто. После съемок усталость сильная, вымотанность. Даже засыпать после такой нагрузки трудно. А с возрастом все сложнее и сложнее. Часто верчусь, кручусь, не могу спать. Особенно тяжело после спектакля, адреналин часа два еще бурлит в тебе.
— Может, могли бы помочь вечерняя прогулка, успокоительный травяной чай?
— Мне это не помогает. Но есть свой способ: в последнее время я подсела на детское фруктовое питание — бананчик, апельсинчик, яблочко. Иногда вот так лежишь, как ребенок, что-то сладенькое, вкусненькое ешь. Фоном фильм какой-нибудь идет. Замечательно под это засыпаешь. В общем, я открыла детские пюрешки в качестве снотворного для себя. Это мое ноу-хау. Но вообще меня с ними познакомили сердобольные люди на съемках, где я играю Бабу-ягу. Они все переживали: «Как это ты ничего не ешь в своем гриме? Так не должно быть». Это почти как еда для космонавтов. Я вот думаю, как было бы прекрасно, если бы это были не просто фрукты, а какой-то кролик. Это же мечта!
— Елена, можете поделиться секретом, как вам удается просыпаться в три утра? Есть у вас какой-то утренний ритуал или правило?
— Утром я пью кофе. И лицо пытаюсь защитить от предстоящего грима, поэтому еще раз протираю его и накладываю питательную маску, чтобы она поработала хоть немного.
— Кроме съемок, у вас перелеты, переезды. Сколько примерно времени вы в разъездах?
— Раньше моталась часто, а сейчас уже не так много. В этом месяце было всего шесть дней в разъездах. Можно сказать, это рекордно мало. Остальное время я снималась.
— Что делать, если лететь нужно во Владивосток, где меняются часовые пояса? Есть какие-то свои собственные наработки, чтобы пережить джетлаг?
— Владивосток — это не самый худший вариант. Вот сейчас мы были на гастролях в Сибири, четыре часа разница — очень неприятная, ни то ни се: и уснуть трудно, и проснуться.
— Чем вы занимаетесь в самолете? Многие используют наушники, наглазники, подушечки специальные и спят как младенцы.
— Я в основном смотрю что-нибудь на планшете. Засыпаю очень редко, если повезет. Обычно самолет для меня — ужасная штука, я не могу спать вообще... Но если очень длительный перелет, монотонно гудит мотор — ж-ж-ж, меня все же вырубает, и я забываюсь тяжелым сном. Единственный раз, когда я продержалась в долгом перелете и сна не было ни в одном глазу, когда летела куда-то за тридевять земель и все это время смотрела весь сериал «Домашний арест». Мне было до такой степени интересно! Смеялась в голос. А когда подлетали к месту назначения, поняла, что не успела посмотреть последнюю серию, и даже подумала: «Пусть покружат еще полчасика». Когда вижу, что коллеги сделали что-то интересное, я в восторге. Это же моя профессия — смотреть, учиться. Это меня не утомляет. Тут я готова не есть, не спать, только впитывать.
— Выходить на сцену в любом состоянии, в любых жизненных обстоятельствах — этому вы уже научились?
— Ну да, наверное. Единственное, к чему невозможно привыкнуть, вне зависимости от того, начинающий ты артист или уже много лет выходишь на сцену, — это премьеры. А предпремьерные сны, в которых ты текст забыл и не знаешь, куда идти, — это мука каждого артиста. Прямо удивительно, но они буквально преследуют. Особенно страшно накануне первого показа перед публикой. Это не просто страх, а мучительный ужас. Спать невозможно, ты начинаешь текст повторять, мизансцены прокручивать в голове. И понимаешь вдруг: слово забыл! Вскакиваешь, роешься в тексте, находишь нужное слово, понимаешь, что не забыл его, просто оно выпало. И в итоге природа берет свое, ты засыпаешь. И во сне происходит ужасное — ты на сцене и абсолютно все забыл.
— Елена, а перед премьерой не страдает семейная жизнь? Не забываете ли вы на два месяца, когда идут активные репетиции, вообще про дом? Не вянут ваши любимые суккуленты?
— Нет, такого не бывает. У меня есть прекрасная помощница по дому. Когда я впервые в жизни пригласила ее к себе сделать уборку, то сразу же поняла, насколько классно, когда есть кому помочь. Раз в неделю она ко мне приходит, и дом сияет. Помощница в моей жизни появилась от отчаяния. И ее приход — настоящее чудо.
— Как вы ее нашли? Сказали: «Господи, мне нужна фея!»?
— А знаете, примерно такой порыв у меня был! И все случилось.
— Вы сами по жизни фанатичная аккуратистка?
— Ой, нет.
— Что самое нелюбимое из домашних дел?
— Буквально все, не считая стирки и мытья посуды. Это ведь легко: закинул в стиралку или в посудомойку — и свободен. Стоять на кухне тоже самой не надо, практически в каждом магазине есть готовая еда. Это невкусно, ничего не вызывает восторга, но зато удобно и можно выбрать что-то более или менее подходящее.
— Вы ограничиваете себя? Татьяна Васильева, например, не употребляет больше 750 килокалорий в день, ходит в фитнес. Как поддерживаете форму вы?
— Она просто героиня, я на подобные подвиги неспособна. Вообще не понимаю фитнес в зале, когда человек соединяется с неживыми приборами, дорожки эти, по которым бежишь, оставаясь на одном месте, — все это что-то невозможное и неприятное для меня. Лучше уж выйти на улицу — и бежать. А еще прекраснее бежать или идти по делу.
— Но вы же прекрасно выглядите! Какие героические усилия прилагаете?
— Наверное, расстрою читателей, но я абсолютно ничего радикального не делаю. Единственное, что пытаюсь регулярно практиковать, — ходить на всевозможные косметические процедуры в клинику. Не могу без чистки лица. Люблю всевозможные аппаратные процедуры. Не помню, как они называются, но лазером бьется по всему лицу, и оно горит, становится красным. А на следующий день ты красавица. Есть еще процедуры с микроскопическими проколами. Прекрасная штука.
— Если вы едете в какую-то экспедицию, какой необходимый минимум берете с собой? Многие везут все, вплоть до постельного белья.
— Я знаю артистов, которые возят с собой все, даже подушки. У них фобия какая-то. Раньше я этого не понимала, но теперь иногда случается: в какой-то гостинице, где вроде бы все свежее, тебе вдруг кажется, как будто подушка пахнет чужой головой. Бывают такие бзики. И ты заливаешь постель собственными духами, чтобы родным запахом забить чужой. Редко, но такое случается.
— Предполагаю, что живете вы в самых разных гостиницах, иногда довольно скромных. Наверное, такая была в Мурманске, где снимали «Свет»?
— Нет, почему же! Сейчас практически везде есть неплохие отели, нужно просто дослужиться до народной артистки, чтобы в договоре было написано, что нужно не меньше пяти звезд, люкс и так далее.
— Как вы жили, когда не были народной артисткой?
— По-всякому... Самые первые поездки были еще в студенчестве, когда мы концертной бригадой разъезжали по городам, где находятся газовые и нефтяные месторождения. Жили там в ужасных условиях, в номерах кто только не обитал: и клопы, и тараканы, и блохи. До сих пор вспоминаю с отвращением всю эту «веселую» компанию. Сейчас по сравнению с тем временем я живу просто в райских условиях.
— Как вы в чужой обстановке засыпаете?
— Прекрасно. Для меня в гостинице засыпать — это кайф. Я рада, что убирать за собой ничего не надо. Свеженькие, чистенькие полотенчики, приехал, помылся, на следующий день — хоп! — а у тебя опять все идеально. Замечательно!
— Что у вас всегда лежит в дорожной сумке?
— Всякие мелочи, но в первую очередь очищающее средство после грима. Шампунь, хороший ополаскиватель для волос. Расческа, если повезет. У меня пунктик: забываю все время расчески. Иногда даже случается — помоешь голову, а в сумке пусто, и идешь как есть, непричесанной.
— Вы можете без макияжа выйти на улицу?
— Конечно! Меня это совершенно не смущает, я не из тех, кто в боевой раскраске мусор выносит или ходит в магазин. Но если в этот момент ко мне подойдут и попросят сфотографироваться вместе, откажусь: «Нет. Я ненакрашенная, извините». Раньше смущалась как-то, а сейчас говорю нет легко. Люди ведь не просто для себя фото делают, а на страничках в соцсетях выкладывают.
— У многих артистов есть талисманы. У вас что-то есть?
— Пока нет. Я недавно посмотрела программу какую-то про талисманы, и оказывается, они очень помогают, защищают... Там рассказывали, что фигуристы Чайковской, допустим, если не видят, как на трибунах маячит ее шапка, переживают, что это плохой знак. А если шапка есть, они уверенно выигрывают. И еще много всяких историй рассказывали артисты и спортсмены чудесных. Я даже подумала: «Мне срочно нужен талисман!» Нужно что-то для себя придумать, что поможет приводить себя в душевное равновесие.
— А что помогает сейчас, когда настроение не очень или произошло что-то не самое прекрасное?
— У меня есть способ. Я говорю себе: «Подумаю об этом завтра». Нужно с этим переспать. Чаще всего утром просыпаешься и понимаешь: не все так уж плохо. Изредка, правда, даже этот способ не работает, и утром легче не становится.
— И какой тогда выход?
— Мучиться. Пока само не пройдет.
— Но ведь есть у вас люди, которые могут утешить или даже спасти?
— Да, есть, конечно. Я могу позвонить друзьям и знаю, что они и помогут, и прилетят откуда угодно мгновенно. Но если честно, я стараюсь своими проблемами никого не нагружать. Обращаюсь за помощью, только если что-то критическое или гложет обида ужасная, когда кажется, что ты очень одинокий человек, и из-за этого непреодолимо хочется кому-то позвонить. Но стараюсь этого не делать, я ведь уже взрослая, побывала во многих ситуациях и знаю, что справлюсь сама.
А еще в момент страданий иногда просыпается такая профессиональная странная штука. Когда ты мучаешься и тебе кажется, что ты самый несчастный на свете, в этот самый болезненный момент ты вдруг находишь в себе какие-то новые актерские ресурсы. Как будто видишь себя со стороны, наблюдаешь и думаешь: «Это надо запомнить. Вот так я еще не играла». Это происходит непроизвольно и на краткий миг. Потом снова продолжаешь страдать.
— Вы больше радостный человек или грустный?
— Я больше радостный человек. Могу ржать весь день по поводу какого-нибудь анекдота, который мне действительно очень понравился.
— Какой?сейчас?анекдот?любимый?
— Последнее время мне нравится вот какой: «Эйнштейн умер, попал к Богу и говорит: «Господи, у меня к вам только один вопрос: как вы это все создали, вот как?» Бог показывает ему на доску, там формула написана. Эйнштейн читает, читает, читает, потом говорит: «Здесь ошибочка». — «Вот в том-то и дело! В том-то и проблема».
И сейчас куда ни сунься — вот в том-то и проблема. И нам все это разгребать и решать.
— Многие поэтому регулярно ходят к психологам. Мне кажется, это хороший способ. Что вы думаете по этому поводу?
— Психологи — это не мое. Я сама себе психолог. Единственное, что может помочь, — церковь. Пусть это может показаться кому-то банальным.
— Почему банальным? Это веками работало.
— Я не знаю ни одной молитвы, я человек не такой набожный, чтобы каждый праздник отмечать. Но в самую трудную минуту иду буквально в ближайший храм, и становится намного легче.
Вообще, мне кажется, нужно верить, что в конце концов все будет хорошо и кто-то тебе поможет. Ведь, несмотря ни на что, жизнь прекрасна. Каждый вроде бы обычный день приносит много радости.
— Что прекрасное и радостное в обычной жизни у вас?
— У меня завтра выходной. Отменили все озвучания, я счастлива. И я сейчас на распутье, что сделать: маникюр или педикюр? А потом у меня два дня подряд спектакль «Театр» в «Современнике». Мы давно его не играли, опять нужны вводы, потому что пьеса густонаселенная, 60 человек на сцене, постоянно кто-нибудь да заболеет. Так и будет: ввод, прогон, спектакль, на следующий день еще спектакль, причем очень непростой. Поорешь, поплачешь на сцене — это все нелегко. После таких спектаклей неплохо бы отдохнуть. Идеально, чтобы был выходной на следующий день. Тогда вечером ложишься с мыслью, что ты царь и завтра будешь долго-долго спать. Но в итоге почему-то вскакиваешь ни свет ни заря. Зато утро полностью принадлежит тебе, и это прекрасно.
— Вы в любой ситуации можете найти что-то хорошее?
— Стараюсь. Вот как-то летом нужно было ехать в четыре утра на съемки. Не самый приятный момент. Но я вышла и буквально в центре Москвы услышала, как поют соловьи. Это же восхитительно.
Или сложный график, переезды, много нюансов непростых. Но я стараюсь проблемы не замечать, настраиваюсь на хорошее. Я же знаю, что в новом городе будет много прекрасного. Там обязательно гуляешь, смотришь на людей, заводишь какие-то интересные и неожиданные знакомства. Реакции прохожих на тебя бывают забавные: «Это вы?!» Даже не знаешь, что ответить на это...
Вообще, конечно, поездила я много. Много было экспедиций, много встреч. Очень это люблю. Ездила бы и ездила. Было бы здоровье.
— Вот о здоровье хотелось бы поговорить. Что делать, если вдруг заболел, а нужно срочно быть в форме? Один артист, который много снимался еще со времен СССР, рассказывал, что есть волшебное средство. Если простыл — выпить срочно водки с перцем, если отравился — водки с солью. И на следующий день ты бодр и весел.
— Ерунда это. Я тоже пробовала так лечиться, слышала про эти рецепты от старших товарищей, мол, когда простуда — вечером выпей водки с перцем. Не помогает, на следующий день еще хуже. Может быть, температуры не будет, но горло и все остальное точно так же болит. Или вообще простуда опускается куда-то глубже и становится еще серьезнее.
Что бы ты ни делал, ничего не поможет, надо просто лежать и болеть. Но поскольку этого нельзя, приходится ходить на съемки все равно. Мне повезло, у меня редко бывает температура. Если болеешь, на съемочной площадке хорошо помогает сладкий чай с лимоном и имбирь. Работает практически от всего, кроме насморка. Но вообще лучше не заболевать.
— Тут вопрос: и как это сделать?
— Наверное, есть какая-то профилактика, но я идеального способа не знаю. У меня странно организм устроен. Я могу долго держаться. А потом, не знаю почему, после долгого театрального или рабочего сезона в первый день отпуска я вдруг оказываюсь больная в стельку — и насморк, и кашель, все. Организм тебе сам говорит: ой, я тут что-то расслабился. Иммунитет как будто сам тут же идет в отпуск.
Недавно, после съемок очередного «Последнего богатыря», когда было много экспедиций, я приехала в Москву, и сразу же у меня три дня свободных в расписании появились перед гастролями по Сибири. И что вы думаете? Я проснулась утром заболевшая. Организм расслабляется, ему не надо завтра вставать в четыре часа.
— Вам просто противопоказано не работать. Как вы видите развитие своей актерской истории? Чего хочется?
— Хочется какой-то интересной картины или какого-то интересного спектакля. Сейчас у меня есть три театральных предложения, одно другого лучше. Нужно выбрать и не ошибиться.
0
66.00
