ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Апрель 21, 2017

Корреспондентам «ТН» удалось застать маму и дочь вместе перед началом репетиции. Мы решили воспользоваться случаем и расспросить Дашу о том, каково быть дочерью звездных родителей, а Ирину — о том, насколько сложно дается роль матери взрослой дочери.

— Даша, раньше ваша мама была категорически против того, чтобы выходить на сцену вместе с родственниками. По ее словам, это слишком сильно обнажает отношения. Как получилось, что «Чайка 73458» стала исключением?

— С назначением на роли интересно получилось. То, что мама сыграет Аркадину, режиссер спектакля Дайнюс Казлаускас предполагал сразу. А с Заречной было непонятно. Дайнюс собрал на читку нескольких молодых актрис. То, что я дочь Апексимовой, режиссер не знал. И задумчиво сказал: «Очень странно: у вас с Апексимовой есть что-то общее, вы будто чем-то связаны. И это как раз то, что нужно». Когда открылась правда, он был сильно удивлен. Конечно, мы с мамой обрадовались. У меня лично никаких сомнений в том, играть ли вместе с мамой, не было.

Ирина: У меня были сомнения, стоит ли выходить вместе на сцену. Потому что будут сравнивать — и внешне, и с профессиональной точки зрения.

— Может, никто не узнает, что Апексимова и Авратинская — ближайшие родственницы?

Ирина: Да ладно! (Смеется.) Я согласилась на это только потому, что у нас практически нет парных сцен. Играть вместе с родными — дочерью, мужем — очень трудно. Чтобы отстраниться, смотреть на них глазами чужого человека, нужны большие душевные затраты.

Даша: Я даже не подозревала, насколько трудно абстрагироваться и вести себя как чужие. Поэтому репетиции нам обеим давались сложно. Были такие моменты, когда кто-то из нас делал неверный актерский шаг, и все — репетиция останавливалась, нам надо было успокоиться. Разумеется, никаких скандалов, истерик, ссор не случалось.

— Но искры летели?

— Нет. Хотя было нелегко. Наедине мы можем сказать друг другу все, что думаем, а делать то же самое при коллегах, на репетициях, не стоит. Конечно, мама опытнее меня и хочет иногда что-то подсказать. Но вообще-то я такая же артистка, и делать замечание при посторонних людях (пусть и в мягкой форме) неправильно. И тогда начинались искания: как же вывернуться, чтобы наше с ней взаимодействие проходило спокойно.

До этой работы я часто обращалась к маме за профессиональным советом, а в «Чайке» — нет. Хочу сама дойти до сути. В итоге договорились с мамой вообще не обсуждать спектакль. Придем домой (а живем мы вместе) и аккуратненько так интересуемся друг у друга: «Ну, как репетиция?» — «Вроде неплохо» — «Даша, мне кажется, у тебя сегодня получилось». — «Спасибо, мам». Все, на этом разговор закончен.

Я начинающая артистка, мамины подсказки важны для меня, но почему-то я реагирую на них чересчур остро, обижаюсь. А потом говорю себе: «Мама сто раз права, я должна быть благодарна за помощь». Но нет, первый порыв — рубануть: «Спасибо, не надо советов». Но вообще-то маме сейчас не до меня. На сцене Театра на Таганке это будет ее актерский дебют.

— Вам самим как кажется: вы похожи?

Ирина: Когда люди говорят, что дочь на меня похожа, я удивляюсь, потому что сама сходства не вижу. К тому же Даша гораздо мудрее меня. С младенчества такие разумные вещи говорила, что я поражалась. Жаль, конкретный пример не вспомню.

Даша: Внешнее сходство между нами точно есть. Раньше я болезненно относилась к тому, что вообще на кого-то похожа. Не хотелось сравнений. А сейчас радуюсь, когда нахожу в себе черты и мамы, и папы. Так и должно быть — я же их дочь.

Приятно радует, что мне досталась эмоциональная сдержанность мамы. Эта черта очень удобна, отлично отрезвляет обидчиков. Если кто-то пытается задеть меня за живое, обратной реакции не видит. Кажется, будто я не заметила агрессии. Внутри, конечно, все клокочет, но никто об этом не догадывается. Еще у нас с мамой похож вкус. Перед тем как отправиться на какое-нибудь мероприятие, советуемся друг с другом.

— Хорошо ли знаете и понимаете друг друга? Даша, можете, к примеру, по тому, как мама смеется или разговаривает, понять, что творится в эту минуту у нее на душе?

Даша: Конечно, я сразу вижу, если она нервничает, чем-то недовольна или, наоборот, радуется. Потому что мы близкие подруги. Как к маме я обращаюсь к ней за советом лишь в профессиональном плане. По всем остальным вопросам — как к подружке. Так происходит с моих 14 лет, когда закончился непростой переходный возраст и наши отношения «дочки-матери» перешли на новый уровень. Мамины друзья стали моими друзьями. Нам есть о чем говорить.
— Дружба родителей с детьми часто ведет к анархии…

Ирина: Иногда из меня все же вылезает «мама», вскарабкивается на трон и дает указания. И «убери свою комнату», и «вымой наконец посуду!». И все тогда убирается и моется. (Смеется.) Вообще дома я не очень сдерживаюсь — если мне что-то не нравится, высказываюсь конкретно.

Даша: Думаю, у нас в семье царит демократия. В случае принятия серьезных решений мы всегда собираемся на семейный совет. Например, когда маме предложили пост директора Театра на Таганке, она спрашивала наше с бабушкой мнение. Такого не бывает: «Вот я решила, нравится вам это или нет, но будет так». Теперь, когда бабушки не стало, мы вдвоем обсуждаем важные шаги — и мамины, и мои.

— Ирина производит впечатление закрытого и уравновешенного человека. Даша, приоткройте тайну: ваша мама действительно такая?

— Понятное дело, что на людях все носят маски. Слышала, что на некоторых людей мама производит впечатление еще более странное: закрытой, жесткой, холодной женщины. На самом деле она мягкая, женственная, слабая, нежная.

— Если продолжить фразу: «Моя мама — это…»

— Мама — мой лучший друг, настоящая женщина, директор. А еще это ребенок. И моя мама — это папа.

— Мапа?

— Мапа, да. Когда родители разошлись, мама оказалась ближе — она намного больше мной занималась.

— Ира, а вы продолжите фразу: «Моя дочь — это…»

— Моя дочь, это… В моем телефоне она записана как «Щастье».

— Через «Щ»?

— Через «Щ», конечно же. Дашу зовут «Щастье». Дочь — моя надежда, любовь, гордость. Мой большой друг. А еще — хороший человек.

— Даша, а можете ли вы дать за маму интервью? Вы хорошо знаете ее биографию?

— Может быть, какие-то факты упущу — просто потому, что у нас разница в возрасте, но, думаю, мамину логику и даже построение фраз смогу скопировать. Я действительно знаю ее очень хорошо. А что касается биографии… Мама — человек публичный. Все, что с ней происходило, знаю из прессы, ну и от бабушки, конечно.

— Раз хорошо маму знаете, значит, в курсе, где находятся те самые кнопки, которые могут довести ее до белого каления или, наоборот, привести в хорошее настроение?

— Отлично знаю, за какую веревочку дернуть. (Смеется.) Но не хочу маму злить: это нечестно, неправильно. Мама — живой человек и из-за усталости может взорваться по любому пустяку. Наш дом — единственное место, где она может позволить себе быть такой, какой хочется. А чтобы у мамы улучшилось настроение, мне следует перестать говорить о себе, помолчать и проявить мягкость.

Ирина: Дочь действительно мудрее меня. Я не знала такого рецепта… И с ходу не соображу, что может развеселить Дашу. В зависимости от ситуации. Иногда ее нужно разозлить еще больше для того, чтобы проблема показалась мелочью. Иногда просто высмеять. Иногда пожалеть.

— Ирина, вы стремитесь оградить единственную дочь от ошибок?

Ирина: Мы с Дашей говорим обо всем, что обеих волнует. С тех пор как она выросла, закрытых тем нет вообще. Конечно, находясь на вершине склона лет, я вижу дальше. И свое мнение высказываю. Ей решать — принимать или не принимать совет. Но я же не могу прожить за нее жизнь, она все равно должна совершать свои ошибки сама. Жалко, но что поделать…

Даша: Бывали случаи, когда мама пыталась уберечь от чего-то, с ее точки зрения, мне неподходящего. Говорила, что вот с этим человеком лучше не общаться. Но никогда не настаивала на своем. Мама выскажется, а потом добавит: «Но, в конце концов, это твоя жизнь, делай как хочешь». Поэтому я действительно набивала и продолжаю набивать шишки. (Смеется.)

Ирина: Когда-то я была не в восторге от одной ее подружки. Наложить родительское вето на общение? Глупо. Аргументировала, почему мне не нравится эта девочка. Со временем все образовалось. Слава Богу, плохих компаний у Даши вообще никогда не было — никаких походов по барам и ночным клубам. Потому что сначала все ее время было отдано хореографическому училищу, а потом Школе-студии МХАТ, где гораздо интереснее. Я против жестких запретов и ультиматумов.

— Согласитесь, Даша, что занятые родители не всегда бывают полностью вовлечены в дела ребенка. На каких принципах строилось ваше воспитание?

— Как трава я не росла, это точно. Первые годы моей жизни мы с родителями практически не разлучались. Родилась в Америке, до моих пяти лет жили в Лос-Анджелесе. Не представляете, как меня баловали! Каждые выходные — всякие Диснейленды, Universal Studios с аттракционами, жвачки, чипсы, кола. Сказка!

— У молодых актеров хватало на все денег?

— Они же тогда снялись в фильме «Святой» с Вэлом Килмером в главной роли и заработали какой-то стартовый капитал (отец Дарьи — актер Валерий Николаев. — Прим. «ТН»). Мы жили в прекрасных условиях. В детском садике, куда меня отдали, детей кормили вкусными макаронами с сыром и кетчупом и поили малиновым соком. Представляете, как это вкусно! А когда вернулись в Москву, меня отдали в детскую балетную студию при Имперском Русском балете. Вот там мой характер закалился: балет научил меня самоорганизации, ответственности. На капризы просто не оставалось времени. (Смеется.) Но родители все равно исполняли все мои прихоти.

— Какие, например? Купить Барби?

— В семь лет у меня было 37 кукол Барби! Настолько часто дарили, что я их возненавидела. Прихоти мои были из серии «Немедленно хочу в цирк!». Папа тут же приезжал, мы шли на представление, а в антракте он вел меня за кулисы к своим знакомым. Материального я ничего не просила — и так все было: родители покупали мне много нарядов. Главное, чего мне очень хотелось, — это как можно больше времени проводить и с папой, и с мамой: они уже развелись к тому времени. Вот и капризничала, помыкала ими. (Смеется.)

— А взамен радовали их хорошей учебой?

— Никто никогда не следил за моими отметками. У меня были стабильные тройки, и все были счастливы, что я хоть как-то справлялась с экзаменами. Даже ЕГЭ ухитрилась сдать. За учебу взялась в Школе-студии МХАТ, там же у нас масса интересных предметов.

— Ирина, не боялись, что Даша завалит ЕГЭ, будет худшей в школе?

— Худшей? На это мне было бы плевать, честно говоря, потому что я сама была худшей ученицей. (Смеется.) Меня тоже никто не заставлял учиться. Я знала, что должна окончить школу, и все. Тогда не было ЕГЭ, но были другие экзамены. При этом сама школа вызывала радость — вспоминаю те годы с превеликим удовольствием.

— То есть не было стыдно, когда Апексимову вызывали к доске и ставили двойку? Как же честолюбие?

— Оценки не входили в этот разряд. Что касается Даши, то меня бы расстроило, если бы у нее не оказалось цели, она не представляла бы, куда двигаться дальше. Но Даша — девочка целе­устремленная.

Даша: Главное, чего требовали от меня родители, это чтобы я с ними и с бабушкой была откровенна, чтобы не врала, не хамила. В приоритете были отношения, а не школьные оценки. Лекциями и нравоучениями меня точно никогда не воспитывали. (Смеется.)

— Ира, помните, как говорила разбойница в сказке Андерсена? «Детей надо баловать, и тогда из них вырастут настоящие разбойники». Судя по признанию вашей дочери, вы придерживались той же позиции. А как же строгость? Чтобы ребенок не сел на шею…

Ирина: Я же не села никому на шею, хотя была безумно избалованной девочкой. Мне ни в чем не было отказа, на «толчке» в Одессе покупалось все, чего душа пожелает: жвачки, джинсы, магнитофон. А еще мама шила невероятное количество красивых платьев, пальто. Я всегда была одета лучше всех. Но при этом я прекрасно понимала, что если нет возможности, то, значит, нет. И Даша точно так же знает: есть возможность — гуляй, рванина, нет — ну и все.

— Даша, вы сказали, что стали подругой маме, когда закончился переходный возраст. Маме в то время пришлось несладко?

— Это был яркий период, но благо короткий. Лет в тринадцать появилось ощущение, что меня никто не понимает, что я забыта, ничего не значу для близких. Наверное, именно тогда я осознала, что окружающие смотрят на меня лишь как на дочку Апексимовой и Николаева. Начались проблемы с самоидентификацией. Жалела себя, хотелось страдать и ощущать себя несчастной. Возможно, на упадническое настроение влияло еще то, что ради балета я постоянно худела. Начала прогуливать занятия, устраивала домашним террор, истерила. Тогда же попробовала первый раз сигареты и алкоголь — в общем, все, что подростки проходят в этот сложный для них период.

— Это вам казалось, что родным дела до вас нет, или и в самом деле были одинокой?

— Нет, конечно. Родители постоянно предлагали куда-нибудь сходить вместе. Но я наотрез отказывалась: нет, я вам не нужна, вы притворяетесь! Очень благодарна маме за то, что, когда я устраивала скандалы, грубила, хамила, она, хотя и обижалась, старалась поддерживать меня и не принимать эти подростковые выкрутасы всерьез. Думаю, если бы она реагировала иначе, между нами образовалась бы пропасть.

Ирина: Даша преувеличивает. С непослушанием подростка сталкивается каждая семья. Не помню больших проблем, хотя сложный период был. Я всегда гордилась дочерью, потому что она была для меня большим другом, а это самое главное.

— Дарья, вы упомянули первые сигареты. Как мама реагировала на то, что девочка курит?

— Когда я закурила, сказала об этом сначала бабушке, потом маме. И обеих попросила друг другу не говорить. (Смеется.) Причем и бабушка курила всю жизнь, и мама тоже. И вот обе делали вид, что не понимают, что происходит. Одна дымила со мной на кухне в форточку, а другая выходила на улицу. Уверена, они сразу же поделились друг с другом этой «страшной тайной про Дашу», поскольку отношения между ними были очень доверительные.

— Ирина, ваша мама, Светлана Яковлевна, бросила все в родной Одессе, поехала за вами в Москву. Насколько вы на нее похожи — уже по отношению к Даше?

— Как мне кажется, я стараюсь делать для дочери все, что могу. Когда Даша оканчивала Школу-студию МХАТ, я позвонила двум режиссерам с просьбой посмотреть ее в театр. И оба мне отказали, даже не встретились. Мне невероятно сложно это далось: просила как за себя, а я это не люблю. Я привела Дашу в открытый кастинг спектакля «Суини Тодд, маньяк-цирюльник с Флит-стрит» в Театр на Таганке, и дальше она уже работала сама. Я не могла за нее ни спеть, ни станцевать, ни сыграть. И горжусь, что ее взяли на главную роль. Счастлива, что она без моей помощи получила роль в «Гордости и предубеждении» в МХТ имени Чехова.

Когда я родила этого ребенка, в моем сознании случилось раздвоение: я — мама и я же — артистка. И мне было странно, как же так: и это самое дорогое, что может быть, и другое — такое же значимое… Первое время это противоречие рвало меня на части. Потом сжилась. И отлично себя чувствую, понимая, что я, Ирина Апексимова, Дашина мама. В театре с легкой руки одного артиста меня за глаза так и зовут: «Мама Даши». А не Ирина Викторовна.

— Даша, почему вы не носите фамилию кого-то из родителей?

— По паспорту я Николаева. Сценический псевдоним — Авратинская. В театральный я решила поступать под фамилией своей прабабушки по материнской линии. Красивая фамилия, мне нравится, почему бы и нет?

Правда, папа сначала отнесся к этой новости с долей обиды. Но я сказала: «Знаете, Валерий Валерьевич, изначально я вашу фамилию и не должна была носить». (Смеется.) Вообще-то папа маму обманул, потому что они договаривались, что, если родится девочка, будет Апексимовой. А папа пошел в ЗАГС и записал меня под своей фамилией. Такое вот собственничество.

— Что бы вы хотели улучшить в своих отношениях?

Даша: Ничего! Но мне хотелось бы, чтобы мама знала: она всегда может рассчитывать на мою поддержку. Она живет в напряженном ритме, и мне хочется, чтобы она больше отдыхала. Пусть придет, сядет на диван и поделится со мной своими переживаниями. Но мама не хочет нагружать меня своими проблемами. Или — если ей хочется — мы помолчим.

Ирина: Ничего не надо улучшать, у нас все хорошо.