ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Май 21, 2018

***

В середине мая открылся первый в Москве магазин без упаковки. Крупы, печенье, орехи и сухофрукты предлагают расфасовывать в холщовые мешочки разных размеров, которые продаются здесь же. Средства для стирки и уборки разливают в собственную тару покупателя. (Первый подобный российский магазин появился в Бийске.)

Не прошло и двух дней, как в Москве начал работать интернет-магазин с оборотной тарой: бутылки и контейнеры можно сдать и получить за них деньги или вычет из стоимости товара. (Здесь первенство принадлежит Петрозаводску.)

— Бийская концепция — это оффлайновый магазин, петрозаводская родилась из складского помещения, — рассказывает Алексей Киселев. — Они написали в соцсетях: «Смотрите, люди, мы можем покупать все мешками, цена будет ниже за счет экономии на упаковке. Берите нашу оборотную тару или приходите со своей». Эта концепция дает дополнительное распространение: люди возвращаются, чтобы вернуть деньги за тару. Это же закон капитализма! Залог обеспечивает практически стопроцентный возврат. И никакого мусора нет. Например, компания Мi&Ко отправляет ковры после чистки в мешках. Если ты снова привезешь ковер в чистку в этом же мешке — скидка 10 процентов. Мешок — своеобразная карта клиента.

— Почему вы называете это «бийской» и «петрозаводской» концепциями? Ведь это концепция бакалейной лавки, которая существовала сто лет назад.

— Да, но это уже забыли! Авоськи тоже были всю жизнь, но Раппопорт сделал «Авоська дарит надежду» — и вот уже и слепые при деле, и никакого мусора!

Офлайновый магазин без упаковки в Москве создала дама по имени Лариса. У нее двое маленьких детей, она живет в Подмосковье и увлекается идеей раздельного сбора мусора. Пунктов раздельного сбора рядом с ее домом нет — она брала своих детей и шла сдавать мусор, это было долго и неудобно. Однажды, наткнувшись в сети на книгу Беа Джонсон «Дом без отходов», Лариса поняла, что это выход. Прошло еще немного времени, и Лариса решила создать магазин, который не производит мусор. То есть — продает товары на развес, без упаковки.

И вот на третий день работы посреди ее магазина уже стоит Беа Джонсон, эксцентрическая француженка из Америки, мировая звезда Zero Waste, автор бестселлера, переведенного на 22 языка.

Принцип «Ноль отходов» был придуман задолго до нее, но распространялся он на корпорации и городские системы управления отходами. Беа же распространила его на себя, своего мужа, двоих сыновей и собаку Зизу. Не менее десяти лет они не покупают продуктов в упаковках и пользуются одеждой из секонд-хенда.

— Беа, как твои идеи принял муж?

— А кто его спрашивал!

Беа не носит тонких колготок, потому что их не перерабатывают, и возит с собой пол-литровую стеклянную банку с какими-то обрезками. Трудно поверить, но это и есть отходы всей семьи за год.

***

Все началось в 2006 году, когда семья Беа решила переехать в Сан-Франциско. Первое жилье было временным, пришлось какие-то вещи сдать на хранение. И вдруг оказалось, что такая жизнь проще и интереснее: появилось больше времени на прогулки и друзей. А через год, когда постоянный дом нашелся, они поняли, что большая часть вещей им так и не потребовалась.

— Мы с мужем пересмотрели много фильмов по экологии и задумались, что оставляем детям. Как-то раз прочитали о концепции «Ноль отходов» — она подразумевала промышленный подход к тому, как минимизировать отходы. И тогда я поняла, что это нужно делать дома.

Обнаружив, что никакого гида по жизни без отходов не существует, Беа стала составлять методичку для себя, расспрашивая своих бабушку, маму, свекровь, друзей и знакомых о том, как раньше обходились без каких-то вещей. Ей хотелось понять, как это вообще возможно — жить вне культуры потребления всего.

— Когда люди слышат про «Ноль отходов», они думают, что это сплошные ограничения. На самом деле это связано с поиском альтернатив: продукты можно покупать где угодно, но без мусора, без упаковки. Я люблю печенье «Ореа», но оно не продается без упаковки, так что я нашла пекарню по соседству и стала покупать у них — и десерты стали только лучше.

И вот, наконец, семья приспособилась к новому образу жизни, но тут начались конфликты с друзьями: Беа злилась, когда они приносили угощение в упаковке.

— Я решила вести блог, чтобы объяснить им свои взгляды. У мужа с самого начала были подозрения, что на меня обрушится поток критики. В «Нью-Йорк таймс», например, писали о нас: это хиппи, которые хотят жить в лесу и мучают своих детей, лишая их благ цивилизации. Было обидно, зато большая пресса впервые стала обсуждать «Ноль отходов». Потом нам удалось ответить на статью — приехали журналисты, показали нашу семью, наш стиль жизни, и все увидели, что мы нормальные люди. Так движение обрело лицо.

В конце концов издательства предложили Беа написать книгу. В результате появился бестселлер «Дом без отходов».

— Здорово, что идея распространяется, потому что это проблема всего мира, но в каждой стране своя специфика. Например, в США люди потребляют очень много, и количество отходов там соответствующее. А в Азии отходов меньше, но их видно везде, потому что там нет системы переработки и сбора.

Хотя Беа начала с США, сегодня ее идеи гораздо лучше прижились в Европе.

— Консъюмеризм в Штатах — это образ жизни, и он настолько укоренился в сознании людей, что они себя определяют через потребление. Поэтому просто не могут представить, как жить без лишних вещей, как говорить «нет», когда им что-то дарят и покупают. И что вообще скажут люди, если у вас не будет каких-то вещей, которые есть у всех. Но вся критика идет от непонимания, и когда я объясняю людям, они могут меня понять.

— Скажите честно, насколько реальны эти идеи?

— Но я ведь живу так! Я искренне верю, что это возможно, пусть идея не везде реализуется с одинаковой скоростью. Пятнадцать лет назад вообще ничего подобного не было. А сейчас тысячи людей повсюду открывают магазины, где можно обменять одежду, купить продукты без упаковки. И производителям приходится подстраиваться. Пять правил, которые я предлагаю, работают по всему миру. Использовать вторичное. Отказаться от лишнего. Использовать меньше. Перерабатывать. Компостировать.

— Хотите изменить весь мир, чтобы изменить Америку?

— Я надеюсь, что для Америки примера всего мира будет достаточно! И, быть может, Россия покажет Америке хороший пример, — говорит Беа.

Из магазина без упаковки она едет читать лекцию в модный коворкинг на Новослободской. Зал забит молодежью, которая интересуется ответственным потреблением. Трансляцию смотрят в шестнадцати городах России.

***

14 декабря 2014 года в России появились приоритеты государственной политики в сфере обращения с отходами. Там (В Федеральном законе об отходах производства и потребления?) сказано, что высший приоритет — это предотвращение образования отходов. Как в магазине без упаковки. А свалка и сжигание — в конце списка.

— Введена расширенная ответственность производителя, — говорит Алексей Киселев. — В теории это сулит средства для создания перерабатывающей отрасли. На практике же денег собирается пока мало, поэтому промышленность оформляется сама по себе. По России идет парад самодеятельных предпринимателей. За десять лет произошел радикальный скачок в количестве компаний, которые развиваются вопреки всему.

— Это не очень видно на уровне человека.

— В Москве — да, незаметно!

— А где заметно?

— Заметно в Ижевске, в Казани, в Перми, во Владивостоке, в Оренбурге. В Мытищах! Там за десять лет кардинально изменилось все. В Оренбурге в каждом дворе раздельно выбрасывают, там большая сортировка и переработка. В Казани есть компания — их даже не замечает никто, — которая ставит сетки для контейнеров раздельного сбора и сортирует. Пермский край сделал так, что у них образование отходов постоянно снижается. Это первый и единственный субъект федерации, который выполнил свои территориальные схемы в соответствии с пунктом 2 статьи 3 Закона об отходах.

А Москва, если люди начнут работать, в худшем случае сможет решить проблему лет за восемь, в лучшем — года за три.

Евгений Каверзин, Томск, компания «Чистый мир»

Все началось с незначительной истории. Как-то Евгений поехал со своим ребенком на стадион и обнаружил там «реальный кошмар», то есть гору мусора. Ему это так не понравилось, что он основал компанию «Чистый мир» и уже восемь лет перерабатывает картон, пленку, бутылки, ящики — отходы крупных предприятий.

— Количество материала, которое сейчас придумало и использует человечество, настолько велико! — говорит он. — Мало кто знает, что пленка, которой оборачивают продукты в магазине, обычно накручена примерно в 12 слоев. Так вот, даже пленок много разных. Почему на пластиковой таре столько разных значков, от единицы до семерки? Потому что пластик бывает настолько разным, что один нельзя перерабатывать с другим. Нельзя объединить ПЭТ-бутылку и ящик. Производители и упаковщики продуктов постоянно совершенствуют упаковку, чтобы она дышала, чтобы не пропал товар. Нам приходится обновляться, подстраиваться. Есть пленки, которые не перерабатываются. Но мы ищем разные варианты. Приходим на предприятие и забираем все, а потом ищем, где это можно применить. Фактически производим полуфабрикаты, из которых покупатель сделает что ему надо: пленку, ящики, кафельные маты.

— Что самое сложное в вашей работе?

— По моим ощущениям, сейчас вся отрасль завяла. К тому же на нас обозлились разные надзирающие органы, от Росприроднадзора до Роспотребнадзора, которым нет дела до природы. Два года назад администрация села Батурино попросила вывезти мусор с полигона, куда его свозили тридцать лет. «Ты же переработчик, посмотри, сколько там пленки и бутылок, забери мусор». Я не очень хотел, но они попросили. Ну и что вы думаете? И ОБЭП ко мне приехал, и кто только не приехал!

— Государство помогает?

— Нет, мы никому не нужны. А ведь по правде мы молодцы! Каждый месяц перерабатываем 350–500 тонн разного мусора — для Томска это очень неплохо. Даже со свалки умудряемся забирать. Нас предприятие «СпецАвтоХозяйство» запустило на свалку, так мы оттуда забираем еще и канистры с бутылками, которые там столетиями бы гнили. Единственный, кто нам помог, — фонд «Наше будущее» Алекперова. Мы участвовали в конкурсе и выиграли 3,5 миллиона на новое оборудование.

— Сколько мусора производит Томск?

— Тысячи тонн ежемесячно, точнее сложно сказать. Мы забираем доли процентов. Чтобы все организовать, на городском полигоне нужна инфраструктура, а ее нет. Многие предприятия, которые занимались переработкой, закрылись. Раньше мы делали пленку, которой на дачах обтягивали теплицы. Сейчас люди стали экономить на ней. К тому же ушли те времена, когда люди просто отдавали картон — лишь бы забрали. Теперь они тоже за это денег хотят.

— Но это же все-таки бизнес, который должен приносить прибыль.

— У нас небольшая компания, работают 30 человек, оборот — примерно 4 миллиона в месяц. Никаких налоговых льгот. Мы остаемся на плаву, но если бы нам помогло государство, мы бы чувствовали себя гораздо увереннее. В Германии, например, такие предприятия, как наше, получают субсидию за сбор и переработку мусора, у них есть заинтересованность покупать оборудование, наращивать обороты, улучшать продукт. А у меня сейчас такого желания нет.

— Руки не опускаются?

— Если честно, все бы продал и закрыл с удовольствием!

Ильдар Неверов, Москва, компания «Экотехнопарк»

Ильдар Неверов 15 лет перерабатывает вторсырье широкого спектра — ПЭТ-бутылки, в которых продается вся вода и молоко, металлы, разнообразные полимеры — все, что можно вторично использовать в производстве. Когда он начинал, перерабатывающее сообщество было, как он выражается, «в зародыше».

— Где вы берете сырье?

— Как правило, это глубокая сортировка твердых коммунальных отходов, которые мы принимаем от города. Управляющая компания организует вывоз мусора из жилых домов, мы его получаем. Отбор идет на нашем собственном высокотехнологичном предприятии.

— Что производите?

— Полуфабрикаты. Из ПЭТ-бутылок мы получаем так называемые ПЭТ-хлопья, из пленки — гранулированную крошку, из дерева — опилки. Сейчас в России — в Подмосковье, Ростове, Петербурге — есть несколько крупных производств, которые производят качественную продукцию из нашего сырья.

— Есть ли у вас отходы и что вы с ними делаете?

— Четверть всего, что к нам поступает, мы перерабатываем как новый продукт, еще четверть идет на альтернативное топливо для цементных установок RDF, чуть больше трети компостируем, и остается 15% «хвостов», как мы говорим, — это неорганическая субстанция, которая, к сожалению, сегодня не перерабатывается. Ее пока утилизируем, то есть отправляем на захоронение, хотя, по идее, надо уничтожать на мусоросжигающих заводах.

— Почему вы решили этим заниматься?

— Кто-то же должен. И, поверьте, это высокоприбыльный, интересный и очень перспективный бизнес. Ниша, которую еще не заняли игроки мирового и государственного масштаба.

— Какая у вас прибыль?

— В моей компании около 200 человек. Если правильно выстроить бизнес, то прибыль от него минимум на два порядка больше, чем у любого сырьевого бизнеса в России. У себя мы видим положительный денежный поток.

— Есть ли какая-то поддержка от города или государства?

— За последние два года — существенная. Финансирования пока нет — об этом не говорим, но есть административная и технологическая поддержки. Минпромторг имеет неплохую техническую экспертизу, куда можно обратиться по технологиям, как по отечественным, так и по импортным. Также наша отрасль производства не сделает ни шагу без оперативного лицензирования, например без разрешительной документации. Государство сейчас перестало на нас коситься, смотрит современно.

— Когда мы перейдем от захоронения и сжиганий к переработке?
— В течение года.

— Так быстро?

— Моя компания уже строит такое предприятие, мы в авангарде, за нами по России возводят десятки таких комплексов. Уже к концу этого года начнутся существенные изменения.

Владимир Мацюк, группа компаний «Мегаполисресурс», Челябинск

В 2004 году Владимир Мацюк преподавал в вузе, а сейчас возглавляет группу компаний «Мегаполиресурс», которая перерабатывает отходы рентген-кабинетов, электронику и батарейки в Челябинске и по всей стране. Сотни тонн в год. Казалось бы, где преподавание, а где отходы! Но соль в том, что идея бизнеса содержалась в третьей главе его кандидатской. Само собой, диссертация была о переработке.

— Тогда это непопулярная была тема, но ее хотелось осмыслить, попробовать. Начиналось все с того, что мы, имея восемь студентов в учредителях, собирали в вузе старые дипломы, курсовые, практические работы и сдавали их в макулатуру. Но для научной работы макулатура казалось скучной, а про металлургические шлаки было уже столько всего написано, что я выбрал тему отходов, содержащих драгметаллы, поскольку сам продукт переработки был ближе к экономике. На предзащиту я притащил кусок серебра, полученный из фотоотходов. И до сих пор одно из наших основных направлений — это фотоотходы и отходы рентгеновских кабинетов. Вся аналоговая фотография построена на солях серебра. Кстати, на нашем предприятии проводятся экскурсии.

— Что еще вы берете на переработку?

— К макулатуре добавили полимеры, затем — фотоотходы. Мы федеральная компания, у нас было 14 филиалов по России. Рентгеновские снимки мы первые в стране начали перерабатывать по схеме добычи серебра, то есть получали два товара: пластик и серебро. По мере того как наступала эра цифровой технологии, добавили электронику и оргтехнику: компьютеры, принтеры, мониторы — в них тоже содержатся драгметаллы.

— Где вы берете сырье и что из него получаете?

— Фотоотходы — это в большинстве случаев рентгеновские кабинеты медучреждений, отходы кинопроката. Извлекаем пленку и растворы, которые содержат серебро. На выходе — серебро и полиэтиленовая пленка. Из электроники мы получаем то же серебро, а еще — золото, медь, железо, алюминий, а также пластик. Перерабатываем батарейки с помощью гидрометаллургии, путем растворения и высаживания солей из раствора. Сейчас мы лидеры на рынке сбора и переработки батареек.

— Кто ваши клиенты?

— Их тысячи. Региональные компании сами что-то собирают в большие партии, присылают. С крупными структурами — банками, госучреждениями или компаниями, где в регламенте прописан оборот отходов, у нас есть прямые договоры. Наша продукция раскупается на местном рынке, пластик раньше время от времени отгружали в Индию и Китай.

— Есть ли у вас отходы и что вы с ними делаете?

— Мы не беремся за все подряд. Стараемся выбрать те отходы, которые можем переработать практически в ноль. Но есть вещи, которые не подлежат вторичному использованию, они идут на захоронение. Это доля процента от того, что к нам поступает.

— Какие у вас основные трудности?

— Быстрые изменения в картине рынка. Нормативную базу взять — где-то она крупными мазками прописана, нет подзаконных актов о классификации отходов.

— Государство, чиновники помогают?

— Помогают тем, что озадачены своими показателями и заинтересованы в целевых показателях по реальным делам. Но — много проверок, это да. Пока нам не дали зеленый свет в масштабах страны. В одном регионе могут грамоты выдавать и целовать, а в другом заводят административные дела.

— В целом, это прибыльный бизнес?

— Норма прибыли очень близка к средней по рынку и за год исчисляется десятками процентов. Мы можем говорить даже о прибыли в сотни процентов на макулатуре, которая отсортирована из мусора. Правда, с точки зрения затрат на логистику и трудоемкость по переработке в итоге это превращается в сизифов труд. Отходы могут ничего не стоить, и люди иной раз даже платят за то, чтобы ты у них мусор забрал, а на выходе может оказаться воздух.

— Почему вы занимаетесь этим?

— В моем понимании очень гармонично и красиво, когда из корок съеденных апельсинов делают цукаты, а из косточек облепихи, отжав сок, — масло, как родители делали. Это естественный ход вещей, когда все идет в дело. Сейчас мы варим те же «цукаты», но в крупных размерах. Здесь своя эстетика. Полезным и актуальным все это стало недавно, а еще в начале 2000-х таковым не считалось.

Дмитрий Закарлюкин, Челябинск

Шесть лет назад друг позвал Дмитрия Закарлюкина убирать мусор на берегу реки. Так он стал волонтером и увлекся настолько, что забросил работу. Тогда и подумал: нужно как-то совместить приятное с полезным — дело и доход.

— Все просто: когда мы занимались уборкой мусора, пытались наладить сразу и раздельный сбор. А то как-то глупо получается: собрать мусор в одном месте и перенести в другое. Договаривались с перерабатывающими организациями. Так постепенно создавался капитализированный фонд — все становилось понятнее, появлялась система.

—Что вы перерабатываете?

— Да все. Уже более 25 типов отходов: полимеры, резина, стекло, макулатура. Из пластика производят вторичные гранулы нескольких видов — производители их у нас покупают. Вообще перед нами стоит задача «вернуть материал». Сделать так, чтобы было «ноль отходов». Мы к этому стремимся. Особую сложность представляют игрушки — в них совмещаются разные типы пластика. Тут уже нужно налаживать саму инфраструктуру сбора: в магазинах делать скидки на новый товар тем, кто сдает старый. Мы этим занимаемся: разбираем игрушки, перерабатываем сырье.

—Прибыльное ли это дело?

— Конечно!По моим оценкам экономический потенциал отрасли вторсырья — порядка шести миллиардов на каждый миллион населения в год. Лично у меня миссия больше просветительская, я хочу быть катализатором процесса. Много времени уделяю еще не популярным видам отходов. Такой подход более дальновидный — это голубой океан, если в бизнес-терминологии. Там нет конкурентов. Да, приходится самому развивать рынок и стимулировать спрос, но оно того стоит. Из тех же переработанных игрушек мы производим скейтборды — не профессиональные, но их у нас покупают. Правда, рынок сбыта скорее международный, чем российский.

—Помогает ли вам государство?

— Государство? — усмехается он. — Не-е-ет!

—Может быть, вам не нужны льготы?

— Ну конечно, нужны! У нас ведь совсем нет инфраструктуры. Нужно объединять усилия активистов на российском рынке. Пока что-то сделать пытаются только отдельные люди. Я, конечно, не могу сказать, что совсем ничего не меняется. Развиваются успешные проекты, благодаря им происходят сдвиги в законодательстве. Примерно с 2010 года стали появляться указы президента, стимулирующие интерес к переработке мусора, раздельному сбору. У истоков стоит инициатива переработчиков.

—Что вы думаете про мусорный кризис в Москве?

— Если весь мусор многомиллионного города просто скидывать на периферию, то место скоро закончится. И это время жутких последствий настало. Их можно было предупредить, но, наверное, кто-то хотел продвинуть мусоросжигающие комплексы. Ведь то, что случилось в Волоколамске — мощный выброс сероводорода — произошло из-за органики. Из-за обычных, банальных пищевых отходов, которые составляют около 40 процентов всего мусора! А ведь можно было элементарно сделать компост.

—С чего бы вы начали борьбу с мусорным кризисом?

— Как раз с компостных полигонов — тут технологий особых не нужно. И дешево. Это решит много проблем. Тут важнее правильно организовать инфраструктуру сбора, выделить и доставить органику на полигон. Компост — очень востребованный продукт на рынке. Все неорганические отходы надо пустить на вторсырье. И не нужно никаких мусоросжигающих комплексов — это только загрязняет атмосферу. Мы совсем не бережем себя. У нас так много земли, что легко зарабатывать на том, чтобы просто скидывать мусор в большие ямы.

Сергей Овсянников, завод «Пларус», Москва

Завод по переработке пластмасс «Пларус» стоит особняком. Необычен он тем, что из старой ПЭТ-бутылки там делают новую ПЭТ-бутылку, а не утеплитель для одежды и наполнитель для мебели. Эта технология открывает бесконечный цикл: в идеальном обществе бутылка никогда не попадет на свалку.

— Наша технология переработки сегодня наилучшая, — говорит руководитель направления Сергей Овсянников. — Спрос на некоторые виды продукции превышает предложение. Мы единственные в России, кто может делать продукцию такого качества. Перерабатываем использованные пластиковые бутылки в гранулят, а из нашего гранулята, как правило, изготавливают новые бутылки.

— Как устроено производство?

— Поскольку качество выпускаемой продукции имеет первостепенное значение, особенно важен алгоритм подготовки сырья. Сначала бутылки сортируют. Прежде всего по цветам: зеленый, голубой, коричневый. Отдельно — бесцветные. В процессе мойки бутылки очищают от этикеток, грязи, песка. Потом режут на хлопья, крышечки удаляются в водяной ванне — это тоже отдельный вид пластика. Очищенные ПЭТ-хлопья проходят через экструдер, нагреваются до 280 градусов, проходят еще несколько этапов очистки, и на выходе образуются нити расплавленного материала, которые режутся на одинаковые по размеру ПЭТ-гранулы. В дальнейшем они еще раз очищаются при прохождении через реакционную колонну с жидким азотом, где повышается вязкость. На заключительной стадии мы имеем ПЭТ-гранулят, безопасный для изготовления новой упаковки для пищевых продуктов.

— А что вы делаете с отходами?

— Наши отходы — это грязь, пыль, этикетка — то, что уже невозможно переработать. Их отправляем на полигон, больше некуда.

— Выгодное ли это занятие?

— Сегодня бизнес существует больше на энтузиазме. Без поддержки холдинга «Европласт» наш завод давно бы закрылся. Впрочем, после того как правительство РФ запустило реформу отрасли обращения с отходами, мы начали ждать более стабильных поставок сырья и появления новых сортировок. Это поможет выйти на рентабельность.

— Помогает ли государство?

— К сожалению, нет. Государство не дает никаких льгот. Обсуждаются меры поддержки новых предприятий, но по действующим правилам этого не предусмотрено.

— Что мешает работать?

— Основная проблема в том, что перерабатывается только 25 процентов всех ПЭТ-бутылок. Все остальное попадает на мусорные полигоны. Причина: нет инфраструктуры, низкие ставки экосбора на пластик, высокие издержки производства. К тому же некоторые виды пластика не могут быть переработаны вторично. Например, цветные и матовые бутылки содержат краситель на основе диоксида титана, который влияет на свойства самого пластика, и с помощью имеющихся технологий краситель нельзя удалить из материала. Но производители продолжают делать упаковки салатовыми, голубыми, желтыми — лишь бы ярче на полке смотрелось.

— Что думаете по поводу мусорного кризиса в столице?

— Он произошел среди прочего из-за проблем, о которых я уже сказал. Но если собирать бутылки на вторичную переработку, многое может измениться. Сейчас в России перерабатывается всего восемь процентов твердых бытовых коммунальных отходов. Нужна инфраструктура — человек должен иметь возможность выкинуть мусор отдельно от вторсырья, которое пригодно к переработке. Еще более эффективная система — залоговый сбор. В Европе благодаря ему удалось добиться сбора на уровне 98 процентов! Это как ничто другое стимулирует ответственность потребителей. Возможности нашего розничного рынка уже сегодня позволяют выстроить эффективную логистику и внедрить полноценную инфраструктуру посредством фандоматов. Но мешает НДФЛ: сегодня, сдавая использованные бутылки, обычные люди должны заплатить налог! А выкинуть — пожалуйста.

Денис Кондратьев, Москва

Однажды инвестиционный банкир Денис Кондратьев поехал в Германию, попал на завод в Лейпциге и увидел, что перерабатывать макулатуру выгодно. Тогда он сделал необычную для себя инвестицию: создал предприятие по производству пульперкартона. Почему? Да потому что это сулило прибыль — раз, в России не было таких заводов — два. Он увидел нишу и технологию.

— Видели вкладыши-горшочки, в которых продается живой зеленый салат? Это и есть пульперкартон — в простонародье «яичный картон». Из переработанной бумаги мы производим 80 видов изделий, а через год будем уже 160 — наше производство расширяется в два раза.

— Есть ли отходы у вашего производства?

— Совсем незначительные: скрепки, скотч, пенопласт, грязь. Как правило, мы отправляем их на полигоны.

— Поддерживает ли вас государство?

— Нет, конечно. В 2014 году был принят Федеральный закон № 458 о расширенной ответственности производителя. Представляете, аналогичный закон есть в Германии. Но у них все работает, а у нас — нет.

— Как именно он должен работать?

— В странах с высокой культурой производители несут ответственность за дальнейшую судьбу своего товара. С предприятий взимают экологический сбор, равный себестоимости переработки. Меньше его делать нельзя, иначе невозможно будет убрать то, что произвели. Это же логично! Но у нас в Министерстве природных ресурсов, видимо, работают люди, которые в школе не учили математику, а в институте прогуливали пары по экономике. Они решили делать все постепенно — поэтому экосбор с предприятий у нас составляет 10 процентов от себестоимости. И они сидят и ждут, что состояние отрасли улучшится на 10 процентов. А ничего не происходит... потому что машина, в которой только 10 процентов топлива, не доедет до места назначения!

Денис считает, что его предприятие двигает страну к устойчивому развитию, что существует баланс экономики, социальной сферы и состояния природы.

— Сбор макулатуры налоговая система сейчас расценивает как доход и взимает 13% налогов. Из-за этого нельзя поставить фандоматы — автоматы по сбору мусора. Сдавая вторсырье, люди буквально возвращают экосбор. И хорошо, что люди получат с этого деньги! Но пока не отменят этот налог и не введут стопроцентный экологический сбор для предприятий, ничего не изменится.

— Что думаете по поводу мусорного кризиса в Москве?
— Вот из-за этого неразумного сбора с предприятий случаются такие катастрофы. А ведь 30 процентов всех отходов — бумажная продукция. Россия — очень богатая страна, раз позволяет себе гноить 60 миллиардов рублей в год.

Игорь Бабанин, «Точка сбора», Санкт-Петербург

«Точка сбора» Игоря Бабанина принимает сортированный мусор от жителей и компаний Санкт-Петербурга.Переработка мусора заключается в том, чтобы разделить его по видам и отправить на предприятия. Дальше это уже не мусор, а сырье для промышленности. Стекло, бумага, металл и пластиковая тара, которая составляет примерно 30–40 процентов от всех видов пластика.

—Денег в этом деле нет. Это очень неприбыльное дело. Например, пункт приема сортированного мусора работает по принципу нулевого баланса: ни я у них прибыль не собираю, ни они дотации не просят. Но ситуация у них плохая — Андрей и Вероника, которые там работают, уже четыре года питаются чуть ли не одной геркулесовой кашей, потому что денег выходит тысяч 25 на двоих. Хотя работа с утра до ночи. Вообще объемы у нас маленькие. Есть один крупный пункт — магазин «Ашан» на Боровой, 47, он очень раскручен, но этим занимаются мои коллеги уже почти самостоятельно.

— Но другие ваши коллеги говорят, что это вполне прибыльный бизнес, свободная ниша.

— Это было бы прибыльно, если бы контейнеры для раздельного мусора стояли в каждом дворе. Но их мало, и я от них избавляюсь, потому что они очень убыточные. У нас недостаток финансирования. Посмотрите, мы же платим за то, чтобы мусор наш вывезли на свалку, правда? В Питере вывезти один кубометр мусора на свалку стоит от 400 до 600 рублей. Мне было бы достаточно даже двухсот рублей за кубометр, чтобы мое предприятие стало экономически осмысленным. Но сырья в точках раздельного сбора в итоге недостаточно для того, чтобы вывозить. Однако все меняется, когда мусор дополнительно сортируют дворники. То, что выбрасывают люди — не идеально отсортированный мусор. Дворники приводят это в идеальное состояние, получается хорошее сырье, и тогда вывоз окупается.

— Почему же вы занялись таким сложным делом?

— А потому что я идиот! Во-первых, это не бизнес. Я 16 лет отработал в «Гринпис», занимался именно вопросами раздельного сбора. Я знал, что невозможно построить на этом прибыльное предприятие без платы на вывоз мусора. И все равно мне очень хотелось заниматься раздельным сбором от населения. На плаву позволяют держаться три вещи: во-первых, моя материнская компания закрывает глаза на отсутствие прибыли, во-вторых, я трачу на это все свое время, в-третьих, приходят периодически всякие «гранты от Бога», я это так называю. На самом деле есть компании, которые перерабатывают аналогичные отходы. Когда они загружают КамАЗ макулатурой от магазинов, сразу тонну или больше, вот это выгодно. Но когда я из разных бачков за целый день набираю одну «газель» — это невыгодно. От населения не получается прибыли. Сейчас уже появилось много экологически ответственных предприятий, которые готовы доплачивать за то, чтобы их раздельно собранный мусор вывозили на переработку. Я планирую заняться ими.

Десять лет назад Игорь Бабанин подготовил доклад «Мусорная революция», в котором рассказывал, как разрешить мусорный кризис без сжигания мусора и с минимумом затрат.

— Смотрите, у вас есть поток смешанного мусора, — объясняет он. — Можно построить такой завод, где мусор будет попадать сначала на сортировку, где будет отсортировываться десять процентов вторичного сырья. Все остальное попадает на компостирование, в процессе которого разлагается органическая часть. Остатки прессуют, и объем отходов уменьшается в пять раз. Параллельно мы организуем раздельный сбор для населения по трем видам: сухие вторичные ресурсы, второе — пищевые отходы и в третьем отделении — все остальное. Далее из первого бачка мы отправляем мусор на переработку и сортировку, из второго бачка — на компостирование и из третьего бачка — направляем в третий цех, где происходит процесс прессования. При этом сухих вторичных веществ можно будет переработать около 80 процентов, а не 10, как в случае со смешанным мусором. Закомпостированные органические отходы можно будет отправлять на поля как удобрения. При этом стоимость всего процесса переработки снизится в шесть раз.

Недавно Игорь Бабанин переиздал свою «Мусорную революцию», и она вдруг заняла первое место на конкурсе Президентского совета по правам человека. Предприниматель получил шанс на прорыв.