Никита Хрущёв о Сталине и о себе
Рейтинг:
Голосуй за статью.
0
Дилетант
Почему Хрущёв «поднял руку» на Сталина? Какие личные мотивы им руководили? Только лишь стремление снять с себя вину и переложить её полностью на умершего диктатора? Об этом с отправленным в отставку Хрущёвым беседовал известный советский драматург Михаил Шатров. Вот что он вспоминал.
Мне посчастливилось трижды встречаться с Никитой Сергеевичем, мы много говорили, вернее, я слушал, говорил он. И у него, и у меня были неприятности за эти встречи и разговоры. Из всего того, о чём мы говорили, я выбрал три темы, три моих вопроса и, соответственно, его ответы.
Первый. Что толкнуло вас на ХХ съезд, на путь реформ, что побудило поднять руку на Сталина?
— Это, товарищ Шатров, я вам так скажу (всегда ответы начинались именно так: — это товарищ Шатров, я так скажу...), не личная обида, нет!
Ко мне Сталин относился лучше, чем к другим. Меня некоторые из Политбюро считали чуть ли не его «любимчиком ». У меня «сидела» только жена сына. Он меня иногда называл польским шпионом, Хрущёвским, заставлял плясать, ну в общем, и всё. Не сравнить с тем, что творилось и делалось с другими.
Мог ли я продолжать то, что было раньше, т. е. сталинскую линию? После некоторой косметики, после некоторых маленьких реформ совершенно спокойно мог продолжать свой век и даже больше — инерции бы хватило.
— Так почему же, Никита Сергеевич?
— Потому что я не из 30-х годов, я из другого десятилетия. Знаете, как я стал коммунистом? Погнали нас, молодых солдат, молодых красноармейцев на собрание, какой-то товарищ из центра будет выступать. Погнали в театр. Вышел маленький, меньше меня, рыжий, в кожаной куртке и как начал говорить, так у меня прямо пелена с глаз слетела. Вот с этого времени я считаю себя коммунистом. Это выступал Николай Иванович Бухарин.
После войны, когда я стал всё понимать, я всегда мечтал вернуться в то время, в тот воздух.
— О чём вы сожалеете?
— Больше всего — о крови. У меня руки по локоть в крови. Я свято верил тогда в Сталина и всё делал... Это самое страшное, что лежит у меня на душе.
Второе. Не было у меня образования, мало культуры. Чтобы управлять такой страной, как Россия, в голове надо иметь две Академии наук. А у меня было четыре класса церковно-приходской школы, а потом сразу вместо среднего — незаконченное высшее. Шарахался часто, был непоследователен. Обидел много хороших людей, особенно среди вашего брата, кричал, ругался на товарища Евтушенко, товарища Вознесенского и других товарищей, на интеллигенцию, которая, если всерьёз говорить, как раз и была за мой антисталинский курс. Они меня поддерживали, а я... Поздно я наверху оказался. Силы уже были не те. Если бы мне в 64 года, когда они заговор устроили, лет на десять было бы меньше, я бы этим «партийным друзьям» так просто не сдался. Просмотрел момент, поддался им, когда меня они своей информацией напичкивали — и против интеллигенции, и против художников. И в ближних соратниках своих стал ошибаться. Впрочем, предают всегда свои, близкие друзья. Тогда это меня, как и многих руководителей, и до и после меня, не миновало.
Что представляется главным? Это я вам, товарищ Шатров, так скажу. Я знаю, все будут говорить по-разному. Одни освобождение людей вспомнят, другие — кукурузу, третьи — жилищную политику, четвёртые — как я, когда с мясом стало плохо, начал с абстракционизмом бороться. Всё было. Но самое главное — все мы, весь народ, и те, кто был там, за проволокой, и те, кто трясся от страха здесь, по эту сторону проволоки, все мы глотнули другого воздуха. Это главное. Этого теперь так просто у народа не отнять. Это не пропадёт, прорастёт.
Если бы мне дали возможность начать сначала, я, зная, чем всё кончилось, каким издевательствам меня подвергнут, как будут пытаться меня языком коровы слизнуть из истории, я всё равно пришёл на трибуну ХХ съезда, только бы сделал всё умнее, а поэтому лучше, решительнее, более последовательно…
Слушая сегодня рассуждения о Никите Сергеевиче, очень больно реагируя на перлы иных журналистов, не далеко ушедших от Суслова в своих оценках этого поразительного человека, я не могу принять — это уже стало звучать как банальность — двухцветного чёрно-белого деления этого человека.
Что хорошо для памятника на кладбище, — а это действительно хорошо! — то совсем не хорошо для жизни. Человеческую гармонию мы пытаемся проверить политической алгеброй. Иногда это нужно, но для меня, писателя, этого мало. Неправда это. Заглянем все в себя. Это же была единая взрывчатая смесь одной души, которую нельзя разъять на политологические составляющие. Он нёс в себе и белое и чёрное, мы все такие, в этом смысле он ничем не отличается от каждого, а нёс он в себе дыхание революционной эпохи, которую задавила глыба сталинизма. Из-под неё выкарабкивался, очищаясь и возвращаясь к тому, что было для него смыслом жизни.
Когда думаю о Никите Сергеевиче, я думаю о трагедии талантливого, одарённейшего русского человека, великого человека, о трагедии реформатора, давшего своей стране и своему народу самое главное — глоток свободы, человека, который обречён был умирать <...> под улюлюканье бывших холуёв, под улюлюканье прессы и неблагодарной интеллигенции…
Но ещё в большей степени, я думаю, это трагедия страны, это трагедия нашей истории — уничтожать, и унижать, и растаптывать своих реформаторов. И не сумма созревших политических условий определила поступок Никиты Сергеевича, а его душа, его характер человека, борца, мужчины, суть человека, которая в решающий час одних заставляет вставать с колен и идти на трибуну ХХ съезда, а других продолжать лизать зады власть предержащих, приговаривая при этом: мы сохраняем стабильность, нет ничего выше стабильности. Вот это мужество Хрущёва, вот это умение подняться в трудный момент и пойти на трибуну, невзирая на то, чем это грозит для тебя лично, — это и есть, мне кажется, его нравственное послание всем людям на земле. Так давайте помнить о главном в хрущёвском подвиге: о глотке свободы, которым он напоил страну и нас всех. Ну а что мы с этим глотком свободы сделали и идём ли дальше в этом направлении, это уже вопрос ко всем нам.
Никита Сергеевич Хрущёв своё дело сделал.
Коментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи.