ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Дек. 9, 2019

— «Ночлежка» появилась в Петербурге в 1990-е годы. Это не благополучный 2019-й в Москве! Другой уровень жизни, иное отношение к бедности, беде. Многие, кто живет в Москве, приехали сюда за успехом, благополучием. Они оставили все свои сложности в родных городах и не воспринимают эти проблемы как свои. Столица такая праздничная, красивая, подсвеченные улицы, новые парки… Но только это не вся Москва. Мы с вами на площади трех вокзалов, — посмотрите вокруг! В какой-то момент люди поймут, что проблема есть. Даже если убрать бездомных с глаз долой, она никуда не денется.

— Почему не получилось с прачечной?

— Мы не отказываемся от планов открыть прачечную. Она когда-нибудь обязательно будет. Людям нужно стирать где-то вещи. Таких мест в Москве недостаточно. Но год назад мы немного промахнулись. Конечно, для первого проекта нужно было располагаться дальше от жилых домов. Мы были не правы в том, что заранее не поговорили с жителями. Сказали об этом только в момент, когда вступил в силу договор аренды. У жителей сложилось ощущение, что их мнением не поинтересовались.

— Почему люди не хотели, чтобы прачечная открылась?

— Стереотипы. Есть страх, что бездомные заразят весь район туберкулезом. Или что все они преступники. Или что все люди, которые придут в прачечную, дальше будут жить на детских площадках и не уйдут обратно. Все это не имеет ничего общего с действительностью.

— А от бездомных разве нельзя заразиться?

— Этот страх понятен, но заразиться можно от любого человека. Чтобы не заболеть, достаточно придерживаться простых правил: не прикасаться к бездомному, не трогать его вещи. Что касается туберкулеза, чтобы им заболеть, должно совпасть сразу несколько неблагоприятных факторов. И бездомный здесь не основная причина.

— Так дело только в стереотипах?

— Мне кажется, есть еще глубинный страх, который мало кто готов признать. Страх того, что такое может случиться с каждым из нас. Просто у кого-то больше на это шансов, у кого-то меньше. Другое дело, что мы делаем с этим страхом. Можно сказать — уберите, пожалуйста, это от меня, я хочу сделать вид, что бездомных нет. А можно сделать что-то, что этот страх убирало бы. Например, помочь бездомным выглядеть чище. Поддержать тех, кто строит эту систему помощи. Чтобы в случае беды наши дети, родители, друзья, знакомые не приобретали стаж бездомности, когда уже совсем тяжело.

— На какой стадии открытие приюта?

— У нас пока нет вступившего в силу договора аренды. Мы продолжаем рассматривать место в Беговом районе. Оно находится за железной дорогой от ближайшего жилого дома, в котором есть жильцы.

— Жители не имеют права не хотеть такого соседства?

— Имеют. Но ни одни проект не получит согласия всех жителей на размещение в их районе. Значит ли это, что такие проекты не должны размещаться в городе? На наш взгляд, не значит.

— Вы думаете, что сможете убедить жителей?

— Я не надеюсь, что мы сможем всех переубедить. Мы можем только рассказывать. Когда проекты заработают, они увидят, что ничего страшного не происходит. И всем станет спокойнее.

— Какую помощь люди будут у вас получать?

— Консультационная служба — это что-то вроде МФЦ. Человек приходит, берет талон в электронной очереди. Затем его приглашают на беседу к юристу или соцработнику, определяют, какая нужна помощь. Например, классическая история: человек приехал на заработки в Москву, с работой не сложилось, а пока он пытался с этим справиться, украли документы. С ним заключается договор на четыре месяца. Там написано, что в течение первого месяца мы помогаем человеку восстановить документы, а он ходит по всем инстанциям. Во второй месяц мы помогаем найти работу — он ходит по собеседованиям или проходит переобучение. Дальше мы даем ему возможность один-два месяца пожить, чтобы он скопил денег и съехал в общежитие либо вскладчину снял квартиру. На его место заедет новый человек.

Праздник вышел на улицы

Найти противников «Ночлежки» в Москве не составило большого труда. Достаточно было открыть первую попавшуюся в «Фейсбуке» районную группу Бегового. Жители активно высказывали свои протесты в сети, писали посты, комментарии. Я договорилась о встрече сразу с несколькими активными авторами. Они охотно согласились поделиться своими мнениями. «Я живу почти всю жизнь в этом районе, болею за него душой не только на словах, но и на деле. Имею свое мнение об открытии «Ночлежки», — писала мне одна из жительниц района. Но в день встречи она коротко сообщила: «Извините, что обнадежила. Ничем не могу вам помочь». Больше на связь активистка не выходила.

Еще у одной жительницы именно в день нашей встречи неожиданно заболел отец. Другой комментатор вспомнил, что ему срочно нужно помочь другу перевести вещи.

Коренная москвичка с активной жизненной позицией Мария сказала, что не может оставить маму одну, и добавила: «Вы договоритесь с Зоей Андриановой. Она депутат Совета депутатов муниципального округа Беговой, уважаемый человек. Если всем скажет, что у вас нет с “Ночлежкой” договоренности, кто-нибудь согласится поговорить».

По совету собеседницы пишу с предложением о встрече Зое Андриановой. Уже не надеясь на успех, жду очередной отписки. Но депутат соглашается увидеться лично. Крепкая женщина, без намека на косметику. На голове серый платок, из-под которого выбиваются пряди каштановых волос.

— Почему вы против проектов «Ночлежки» в Беговом районе?

— Эти люди пытались открыть культурную прачечную в Савеловском. Они используют все те же методы. Заходят в район и сразу начинают информационную кампанию. Говорят, что все мы фашисты и нацисты, бомжей не хотим у себя во дворе видеть. Потом рассказывают, какие они хорошие. Те, кто не в теме, начинают им перечислять деньги. Как было с прачечными? Деньги получили, а ничего не открыли! Мы год назад видели, как жителей поливали грязью. А они накопали информацию, что прачечная — это только прикрытие…

Дальше Зоя Андрианова пересказывает обвинения в адрес «Ночлежки», подтверждений которых «РР» не имеет.

— С вами представители «Ночлежки» связывались?

— Дарья Байбакова написала мне 5 июля. Я 6 июля сдавала подписи в кандидаты Московской городской думы, мне было не до этого. Она попросила организовать встречу с активистами. Я ей ответила, чтобы написала в районную группу. Потом это подавалось так: она ко мне обратилась, а я чего-то там не сделала. Так я на сообщения в личке вообще не обязана отвечать! — повышает голос Зоя Алексеевна.

— Вы говорите об агрессии со стороны «Ночлежки». Ее сотрудники вас как-то оскорбляли?

— Именно сторонники «Ночлежки» эту агрессию возбудили, когда писали о том, что все мы фашисты. Мне звонила бабушка, плакала, что ее фашисткой обозвали… А у нее вся семья погибла на войне! Понимаете? Благотворительность с таким оскалом не делается.

— Вы будете вести переговоры дальше или ваше решение категорично?

— Нет. Никаких переговоров больше не будет. Только до полного запрета организации. Праздник вышел на улицы! Теперь мы будем говорить иначе.

— У вас в районе есть люди, которые разделяют идеи «Ночлежки»?

— Есть. Но их крайне мало. У меня 1500 подписей против.

— Если бы «Ночлежка» не была, по вашим словам, агрессивной, диалог бы состоялся?

— Если бы они по-другому начали, может быть. Но назад не отмотаешь. Я писала Дарье, что готова ей лично помочь. Они просто не понимают специфику Москвы. Менталитета. Такой проект нужно делать там, где он не будет никому мешать.

— У вас в районе сейчас есть проблемы с бездомными?

— Острой проблемы нет. Люди все нормальные, если 30 градусов мороза на улице, переночевать в подъезде иногда даем. А с утра, извините, говны остаются после них. Я сколько раз скорую помощь пьяным бомжам вызывала. Мне там говорили: «Он сейчас протрезвеет и уйдет, а мы к нормальным людям не успеем на помощь». — Она ненадолго замолкает. — Если они откроются, оттуда сбежит весь малый бизнес. И что, вы думаете, цены на жилье от такого соседства не упадут? Упадут. Почему мы должны терять свою выгоду?

— «Ночлежка» организовывала поездку, чтобы показать местным жителям, как она работает в Питере. Кто-то от вас ездил?

— А не лучше было им потратить деньги по существу? Жители какими полномочиями обладают? Одна из наших соседок побывала там без их приглашения. Есть у нас фото и опрос жильцов соседних домов, которые в ужасе. Я эксперт-градостроитель. Есть определенные требования к таким учреждениям. Даже если они заключат договор аренды и попытаются открыться, ничего у них не выйдет. Пока они не приведут всю территорию и помещения в полное соответствие всем требованиям, они не смогут функционировать. А сделать это очень сложно. Каждый раз мы будем приходить и закрывать их по определенным требованиям. И это в моей компетенции. Им предлагали помещение.

— Оно довольно далеко. Бездомному может быть неудобно туда добираться.

— То есть удобство бомжей они ставят выше удобства налогоплательщиков? За чей счет банкет? Может, неудобно Даше ездить туда на работу?

— А я спрашивала у бездомных. Им действительно неудобно.

— У нас бомжи, не платящие налогов, не обладающие избирательным правом, являющиеся, по сути, паразитами на системе, будут еще диктовать условия, куда им удобно ездить?! Если человеку нужна помощь, он за ней пойдет на край света! «Ночлежка» обнажила серьезную проблему. Благотворительность в том виде, в котором есть сейчас, вызывает большие вопросы. Вот, значит, к ним идут люди без документов, а они такие в белых польтах всем помогают. А ведь без документов могут быть люди, находящиеся в розыске. Террористы, которые могут там прекрасно пережидать…

— Так они могут и на улице пережидать. Разве нет?

— Могут. Но тем не менее. Допустим, человек совершил убийство, его везде ищут. Или психически нездоровый. И вот они их там всех вместе собирают? Они создают центр притяжения для всех этих опасных элементов. В конце концов, я мать, у меня дети. Я просто не хочу. Они думают, что они как миссия придут и всех спасут? Так в них нет необходимости! Считайте, у меня весь электорат против. Как я могу не защищать интересы своего электората?

— А чем вы лучше бомжей?

— Тем, что я работаю и плачу налоги.

— А они в беду попали, им помогать надо.

— Да? — округляет глаза Зоя Андрианова. — Вот и помогайте у себя дома! Ни один из этих защитников в своем доме бомжа не держит. Хорошо быть добрым за чужой счет! Думаете, мы такие звери? Да нас пришли и обложили со всех сторон. Все едут в Москву на заработки. А в Сибири деревни умирают. Почему бы там не проводить программы на добровольных началах для бомжей? На земле давать шанс отходить от этих наркотиков, алкоголя. Подмосковье ближайшее подойдет тоже.

Дома ждут не всех

— Люди, которые приходят к нам за помощью, обязательно заполняют анкету, — говорит Роман Скоросов, руководитель проекта «Ангар спасения» православной службы помощи «Милосердие». — Пишут, кто они и откуда, что с ними случилось, какие документы при себе, есть ли родственники. Когда мы отправляем человека домой, прикрепляем сюда ксерокопии билетов. Так удобнее работать, — он кладет руку на стопку папок.

— И много вы людей домой отправляете? — спрашиваю я.

— В месяц около 100 человек. Но не все хотят и могут уехать. Кому-то нужны лекарства, помощь в восстановлении документов, проездной на общественный транспорт.

Мы выходим на территорию «Ангара спасения».

— Тут у нас палатка для обогрева, — показывает Роман. — Она рассчитана на 60 посадочных мест. Люди находятся в ней с десяти до шести вечера, греются, пьют чай, едят.

Кроме палатки вижу на территории расставленные по кругу вагончики. Здесь есть медицинский кабинет, парикмахерская, прачечная, душевые, пункт выдачи вещей.

— А куда они уходят вечером? — спрашиваю собеседника.

— После обеда, к трем часам, всех желающих отвозят на ночлег в Центр социальной адаптации. Добираться самостоятельно туда далеко, поэтому вызываем соцпатруль.

К нам подходит мужчина лет тридцати. На нем грязные белые джинсы, камуфляжная кепка и легкая серая куртка.

— Я уже обращался к вам два года назад, — виновато смотрит он. — Помогите мне снова домой уехать.

— Паспорт есть? — спрашивает Роман.

— Есть. Прописки нет.

— А куда тебя отправлять? Есть кто из родных?

— Сестра есть.

— Если с сестрой созвонимся, она подтвердит, что ты там живешь?

— Ну я вообще нигде не живу. Я бомж. Но там у меня дом есть в собственности.

Роман направляет бездомного к социальному работнику, чтобы тот заполнил анкету.

— Часто бывает, что людей приходится повторно отправлять? — задаю вопрос.

— Бывает. Ну два года назад — это нечасто. Поможем, конечно.

— А если вы позвоните и родственники скажут, что не хотят его видеть?

— Тогда не отправим. Какая разница, здесь он будет на улице или там? В никуда мы не отправляем. Нужно проблему решать, а не избавляться от человека. Конечно, бывает, звоним, а нам в ответ: «Вы его ни в коем случае не присылайте, он нас обворовал и избил». Дома ждут не всех.

Едва Роман успевает ответить, как к нам подходит еще один бездомный.

— Роман Сергеевич, я сделал ксерокопию. Вот у меня страховое свидетельство теперь есть, — торжественно объявляет он.

— Очень хорошо! Теперь иди к Лидии Сергеевне.

За ним с вопросами идет следующий, потом еще и еще. Роман бесконечно объясняет, созванивается, что-то решает, договаривается.

Заблудшие овцы

Я у пятого дома на улице Вековой. Это примерно в 10 минутах ходьбы от «Ангара спасения». У подъезда стоит пожилая женщина. Зоя Анатольевна Никитина живет в этом районе уже тридцать лет.

— После открытия «Ангара» бомжи нас атаковали, — спокойно и равнодушно произносит она. С такой интонацией озвучивают дежурные фразы, которые приходится повторять часто. — Нет, они всегда здесь были. Но в последние пять лет просто засилье. В этом году дошло до того, что в каждом подъезде ночует по восемь–десять бомжей. Приходят компаниями, еще и с собакой. Это грязь, антисанитария, моча.

— По-вашему, бездомным не нужно помогать?

— Нужно. Но не таким способом. Это их только развращает. В «Ангаре» их всегда пригреют и накормят. Понимаете, у нас есть право выбора, ходить в «Ангар» или нет. Но у нас нет выбора, заходить в собственный подъезд или нет.

— Получается, социальная помощь, которая организована сейчас, не справляется?

— У нас помощь может быть оказана только добровольно. Как психологическая, так и психиатрическая. С одной стороны, это правильно. После советских перегибов с карательной психиатрией. С другой, если у человека склонность к бродяжничеству, это уже психическое заболевание.

— Вы выгоняете бездомных из подъездов?

— Это не так просто сделать. Мы вызываем полицию, но наряды приезжают не всегда. А даже если приехали, ничего не решается. Забирают бомжей очень неохотно. Якобы нет оснований. Обманывают! Потому что подъезд — это наше общедомовое имущество, наша долевая собственность. Социальный патруль тоже не всегда может, экипажей на всех не хватает. И работают они только по согласию. Получается потрясающая ситуация. Мы ждем наряд, заходим в подъезд. И они начинают уговаривать этих бомжей поехать. Культурно, ласково, многих по именам, — усмехается женщина, а после начинает будто разыгрывать сценку по ролям: — Не хотите поехать помыться, постричься, переодеться? А им в ответ: «Куда? На Иловайскую? Чего я там не видел. Не поеду!». Это просто образ жизни, — выходя из роли, продолжает Зоя Анатольевна. — А бесплатным кровом и едой мы его поощряем.

— Вы что-то слышали про открытие «Ночлежки»?

— Да. Я не завидую жителям Бегового района. И могу понять их протесты. Прекрасно, если организация открыта не будет. Иначе будут и у них пьяные в подъездах спать.

— А если «Ночлежка» не будет принимать пьяных?

— Без спиртного на морозе выжить нельзя. Это согрев и моральная защита. Придут к ним пьяные. А какая-то порядочная бабушка, которую выселили из квартиры, просто не знает, что есть такая «Ночлежка». На трезвую голову она три дня поскитается. Потом прибьется к какой-нибудь стае. Без спиртного просто на улице не выжить. Это их не вина, а беда.

— А вам их не жаль?

— Жаль, конечно.

К нам подходит Александра Андреева, депутат Совета депутатов муниципального округа Лефортово.

— Давайте в подъезд войдем, холодно на улице, — предлагает она.

— Давайте, — соглашаюсь я.

— Что нам заявляет «Ночлежка»? Вот есть эти несчастные люди, которым нужно помочь, а давайте мы поможем! То, что несет руководитель «Ночлежки», — полный бред. Он говорит о том, что места для бездомных должны быть в каждом районе, — вторую часть фразы она произносит громче. — В каждом районе должен быть приют! Место раздачи одежды! Еды-ы-ы! Знаете, в «Ночлежке» люди просто невменяемые. Они очень похожи на застройщиков. Те и другие местных жителей просто не видят. Они для них какая-то досадная помеха, которую надо, к сожалению, принимать во внимание.

— А как считаете вы?

— Город существует для его жителей. Бомжи жителями города не являются. На мой взгляд, для бездомных должна быть создана инфраструктура полного цикла. Некий приют, где они могут жить. Там же стирка, душевая, санобработка, служба по восстановлению документов и поиска работы.

Глубинный страх, который мало кто готов признать. Страх того, что такое может случиться с каждым. Другое дело, что мы делаем с этим страхом. Можно сказать — уберите, пожалуйста, это от меня, я хочу сделать вид, что бездомных нет. А можно сделать что-то

— Где же должен находиться этот приют?

— Строго вне пешей доступности от жилых домов. Где-то на окраине города, в промзоне. Я бы заложила час ходьбы.

— Вам не кажется, что это неправильно — вывозить кого-то из города?

— Меня интересуют права местных жителей. Они тратят свои деньги и усилия, чтобы организовать себе уютную, комфортную среду обитания. Для себя и своих детей. С какой стати вы хотите эту среду обитания изуродовать?! Да, какое-то очень незначительное количество бомжей получат в «Ночлежке» помощь. Речь не о них.

— А о чем?

— Свердлин проболтался. Он сказал: «Мы не пускаем пьяных». Очень хорошо! Значит, они к вам приходят. У меня вопрос: вы не пустили пьяного, а куда он пойдет? Куда пойдет этот грязный, вонючий, пьяный человек, разозленный тем, что его не пустили? В ближайшее место, куда сможет попасть. Он проберется в подъезд.

— Но ведь часть клиентов «Ночлежки» действительно возвращается в социум.

— А что происходит с остальной половиной? Они возвращаются на улицу. Причем селятся неподалеку от «Ночлежки». Если у человека до приезда в «Ночлежку» и было какое-то место, где он спал, то за эти несколько месяцев он потерял все связи с ним. Оно уже давно захвачено другими бомжами. Куда он пойдет? В ближайшую округу. Нельзя помогать человеку, выжить на улице. Ситуация должна вынуждать бомжа возвращаться в социум.

— Получается, вы предлагаете закрыть все благотворительные организации для бездомных в городе?

— Да, я бы ввела такую организацию жизни города, которая делает выживание на улице практически невозможным. Хочешь покушать? В автобус и в приют. Это обращение примерно как с детьми, над которыми стоит родитель и говорит: «Нужно идти в школу, выполнять свои обязанности». Что касается немосквичей, которые приехали в столицу и не имеют денег, чтобы тут жить, я бы за счет бюджета города отправляла их по месту постоянной регистрации. Это дешевле.

Зоя Анатольевна внимательно слушает депутата, смотрит с интересом и уважением, периодически кивает:

— Можно вставлю? Еще более ответственно нужно подходить к социализации. Меня умилил репортаж о том, что в центре социальной помощи проводится мастер-класс по мыловарению. Как им это пригодится? А концерты самодеятельности в этих центрах — как вы к этому относитесь? Почему дети должны выступать?

Депутат округляет карие глаза:

— Там еще дети выступают? Им родители разрешают?!

— А даже если не дети, а хор бабушек! — восклицает старушка.

— Ну, бабушки — это уже их личное дело. Они сами решат, куда им поехать… Хочет хор дееспособных людей выступать в колонии или перед бомжами — это их личное дело.

— А не лучше ли наоборот: спасенные заблудшие овцы дадут концерт самодеятельности нам? — в никуда задает вопрос Зоя Анатольевна.

В бездомных живет Бог

Я вновь возвращаюсь в «Ангар спасения». Роман говорит с кем-то по телефону. Справа за столом сидят трое — двое мужчин, один из которых с темной густой бородой. И блондинка с пухлыми губами в длинной юбке, водолазке и черном жилете.

— Роман, как вы относитесь к тому, что бездомные спят в подъездах? Жители, живущие неподалеку от вашей организации, жалуются.

— Проблема есть. Но они спят не только в Таганском районе и вокруг «Ангара спасения», а по всей Москве.

— Вы не считаете, что это из-за вашей работы их здесь стало больше?

— Глупости. Мы маленькая общественная организация и не можем решить все проблемы. От того, что мы перестанем работать, бездомные не исчезнут.

— Может, лучше такие организации размещать подальше от города? Открыть какой-то большой приют. Вывозить туда бездомных. Там они никому не помешают.

— Это глупость какая-то! — взрывается Роман. — Сталин тоже вывозил людей. Понимаете, да? Это полнейшая чушь! Брать и вывозить! Людям нужно помогать, а не репрессировать, — мягче произносит он. — Ясно, что сейчас каждый хочет помочь только себе. Очистить свою территорию, подъезды, дворики. А о людях не задумываются. Понимаете, к нам поступает очень много звонков. У нас есть дежурный телефон, на который можно позвонить и сообщить, что кто-то нуждается в помощи. Так вот, в последнее время, примерно за год–два, поменялась ситуация. Если раньше звонили люди и действительно хотели помочь — вызывали нас, искренне переживали за человека, то сейчас таких звонков единицы.

— А зачем звонят сейчас?

— «Уберите из подъезда, он воняет», и так далее. Бездомных в Москве много только от безразличия самих москвичей. Безразличие растет. Ко всем и ко всему. Все огораживаются двориками, шлагбаумами.

— Это проблема Москвы?

— Скорее всего, это проблема именно мегаполисов.

Блондинка вклинивается в беседу. «Вокруг менеджеры, деловые люди. Чисто, убрано, порядок, закон. А брат, сват — всем давно плевать».

Нехорошее место

— Не надо тебе сюда больше ездить. Это плохое место. Уходи, — внимательно разглядывая меня, произносит мужчина лет пятидесяти. На нем теплая кофта, потертые джинсы, черная шапка и старые очки с треснувшей толстой оправой.

— Беги отсюда, миленькая! — всхлипывает женщина рядом. Она пытается сфокусировать на мне взгляд, но глаза не слушаются и продолжают блуждать. Края ее длинной куртки нараспашку время от времени подхватывает ветер. Она подходит ближе, и мне в нос бьет сильный запах алкоголя и прогоркшего масла. Женщина едва держится на ногах.

Минуту назад эту пару выгнали за пьянство из Центра социальной адаптации для бездомных имени Елизаветы Глинки. Они стоят у железных ворот растерянные и проклинают все вокруг. Эту холодную ноябрьскую ночь им придется провести на улице. И пока неизвестно, где именно. Но от холода, безысходности и страха есть одно понятное и привычное средство — бутылка, которую неловко пытается спрятать под кофтой мужчина в очках.

Девять часов вечера, на улице уже совсем темно. К центру медленно подходят все новые бездомные. Обычный человек вряд ли может случайно здесь оказаться. Чтобы добраться сюда, я долго ехала на метро, потом на автобусе, поднималась и спускалась по металлическим лестницам, переходила мост, под которым пролегли железнодорожные пути. Слышу тяжелый грудной кашель за спиной. Мужчина пытается восстановить дыхание, держится рукой за дверь гаража. Он поднимает голову, чтобы что-то спросить, но видит во мне чужака и снова опускает глаза.

В темноте под деревом трое считают собранную за день мелочь. Старик на коляске — глава семьи. Рядом жена, полная прихрамывающая старуха. И дочь, женщина лет сорока.

— Ну чего ты, пап? — она повязывает на его шею шарф, который тот скинул минуту назад. — Ничего, сейчас отогреемся, — приговаривает женщина, поглядывая на горящие светом окна центра.

Утро. Холодно. Еще совсем темно, центр освещают ночные фонари. Бездомные медленно выходят за ворота. Помятые, заспанные, угрюмые. Ночь закончилась, пришло время вернуться на улицу. Мужчина крепко сжимает руками железные перила забора. Согнувшись пополам, он тихо стонет, что-то бубнит себе под нос. В бессвязном потоке мата я различаю лишь: «Устал. Я устал».

Двое садятся на деревянную доску у гаражей. Закуривают. Еще один мужчина усаживается на стул под вывеской «Прием цветмет, дорого». Через минуту он засыпает. Женщина на коляске со скрипом прокручивает колеса руками. Едет в сторону железнодорожных путей в одиночестве. Компания из пяти человек медленно идет к остановке. По дороге они обсуждают, как проведут этот день: кто-то закроется в общественном туалете, другой пойдет просить милостыню, еще двое надеются скоротать время в «Ангаре спасения», у пятого пока идей нет. Бездомная семья стоит у высоких ворот с тусклой надписью «Магазин».