ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Ноя. 1, 2019

И каждый раз они, похоже, очень удивлялись, что опять не получается. И так прошли 20 лет.

И вот Владимир Путин наконец понял, что это было.

— Происходит это в том числе и потому,— поделился он своим открытием,— что у нас даже в основном законе, в Конституции, есть определенный разрыв между муниципальным уровнем и государственным!

Значит ли это, что наконец найден достойный повод ему самому изменить Конституцию?

— Муниципальный — это не государственный уровень согласно Основному закону страны, а региональный, и федеральный — это государственный,— продолжил президент.— Что получается? Получается, что на федеральном, да часто и на региональном уровне говорят: это не наш уровень ответственности, пускай там, в городах и поселках, делают что хотят. А в городах и поселках говорят: да мы бы сделали, что хотим, но у нас денег нет, давайте перераспределять источники финансирования!

Необходимо разорвать наконец этот зловещий замкнутый круг. Но как? А для начала еще больше замкнуть его.

— Какая-то связка между различными уровнями управления должна быть,— признался президент.

Александр Лысенко, глава АНО «Национальный центр проблем инвалидности», рассказал о проблемах, связанных с медико-социальной экспертизой. В стране 12 млн инвалидов, и многие из них являются авторами жалоб по поводу экспертизы, которая выносит вердикт, в какой группе инвалидности, в какой соцзащите и мерах реабилитации нуждается человек.

— Это обиженные люди,— пояснил Александр Лысенко,— которые считают, что решения, которые выносятся в их адрес, являются несправедливыми.

Подозреваю, что очень редко люди недовольны тем, что им дали более тяжелую группу инвалидности, чем они заслуживали. Чаще-то наоборот.

— Жизнь сложна и многообразна,— взял на себя смелость констатировать господин Путин.— К сожалению, у нас есть случаи, и немалочисленные, злоупотребления в этой сфере, особенно в республиках, к сожалению, Северного Кавказа… Поэтому увеличение количества тех, кому отказано, связано в том числе и с наведением порядка в этой сфере. Но это совсем не значит, что там все хорошо и все в порядке!

Триумфальным был выход на сцену Марии Колесниковой, исполнительного директора программы «Спаси жизнь». Для того чтобы это сделать, ей достаточно было остаться на месте и просто переложить ногу на ногу. И она говорила о профилактике абортов не по медицинским показаниям.

— У нас сократилось количество абортов с прошлого года на 100 тыс. примерно,— сразу на всякий случай предупредил президент, предчувствуя, конечно, о чем сейчас она начнет. И чем закончит.

— Когда женщина решается на аборт,— рассказала Мария Колесникова,— должная психологическая помощь ей не оказывается. Врачи очень часто оказывают моральное давление на женщину, будучи не заинтересованными, чтобы она пошла к психологам (то есть чтобы раздумала.— А. К.), а психологи вообще в женских консультациях иногда отсутствуют!

Мария Колесникова призналась:

— Лишь моя программа «Спаси жизнь» за последние несколько лет спасла 11 132 жизни ребенка!

Она, оказывается, ведет скрупулезный подсчет.

Проблема, по ее словам, в том, что психологов из НКО, которые готовы убеждать женщин не делать аборт, чаще всего не пускают на порог женской консультации.

— Не пускают туда? — с сочувствием переспросил президент.

Чувствовалось, что он впервые в жизни столкнулся с такой проблемой.

— Врачи не хотят сотрудничать с нами,— не сразу, но сказала Мария Колесникова, и в каждой черточке ее красивого лица отражалась боль каждого ее собственного слова.

Мы сейчас имели дело, без сомнения, с профессионалом. Я представлял себе, что она с этим же самым лицом, со всеми его черточками рассказывает женщине, до которой ей все же удалось добраться, что не надо… Стоило три секунды посмотреть в ее страдающие глаза, чтобы понять, какой ужас ей внушает одна только мысль о том, что можно спасти жизнь, а можно бездарно упустить этот шанс… Да что там, даже мне уже стало за что-то там стыдно…

— Это достаточно просто решается,— легкомысленно, на мой вкус, среагировал Владимир Путин.— Запретов и ограничений на законодательном уровне нет. Достаточно, мне кажется, будет методических…

— Врачебная тайна — основная причина! — не выдержал со своего места помощник президента Андрей Белоусов.

Хотя ему, может, и нечего стыдиться.

— И не каждая женщина в такой сфере захочет…— добавила вице-премьер Татьяна Голикова.

Она тоже была профессионалом. И она, как многие врачи, не была, видимо, поклонницей таких ярких представителей НКО, как Мария Колесникова.

Так они, казалось, зашли в тупик. Причем, видимо, много лет назад. Просто сейчас для этого хватило трех предложений от всех ветвей дискуссии.

— Я отвечу,— невозмутимо произнес президент.— Разобраться в вопросе очень просто. Эта сфера очень тонкая, и не каждая женщина хочет, чтобы вообще об этом знали, если уж она обращается по вопросам прерывания беременности. Я понимаю. Но можно делать на основе добровольности!

— Да! — воскликнула Мария Колесникова.

— Если на основе добровольности, если врач женщине говорит: «Вы знаете, если хотите побеседовать с психологом, пожалуйста, послушайте его, что он скажет. Не хотите — не надо». Заставлять никто не должен, но и не пускать тоже неправильно!

Я поймал себя на том, что интересная тема обсуждалась сейчас с участием президента России, и ни у кого тут это не вызывало ничего похожего хотя бы на недоумение. А может, и в самом деле именно это и есть его дело. А то и призвание.

Татьяна Голикова тем временем выступила с идеей, что бюджетное финансирование в центрах кризисной беременности с 2020 года увеличивается (на 1 тыс. руб.), и часть этих денег при желании можно направить и на психологические услуги (без участия НКО, которые, видимо, тратят на это выделяемые непосредственно им гранты).

— Если вы просто дадите деньги, не факт, что они будут истрачены именно туда, на что вы их дали,— выстрелил президент фразой, применимой сразу ко всему.

Но тут выстрелила и Мария Колесникова. Она рассказала, что объединилась с пятью крупнейшими НКО в этой сфере, и теперь — все:

— Мы планируем снизить убыль населения благодаря внедрению комплексного проекта по профилактике абортов!.. По нашим подсчетам, наш проект будет способствовать ежегодному рождению более 45 тыс. детей, и уже в конце этого года мы готовы запуститься в восьми пилотных регионах! А цена вопроса какова, Владимир Владимирович? 68 тыс. руб.— это цена спасения одной жизни ребенка. Для сравнения, государство выделяет 560 тыс. на рождение одного ребенка с использованием технологий ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение.— А. К.)! А здесь при грамотно выстроенном механизме противоабортного консультирования, а главное помощи беременным, при минимальных вложениях можно обеспечить прирост населения страны!

Мария Колесникова хорошо разбиралась в нюансах национального проекта «Демография» (если такой существует). Он понимала, что особенно дорого Владимиру Путину.

— Но ЭКО тоже важно,— предостерег всех Владимир Путин, для которого эта аббревиатура оказалась не пустым звуком,— потому что это совершенно разные контингенты людей! Одно дело, когда человек хочет, но проблемы со здоровьем не дают возможности, и он идет туда, к специалистам в области ЭКО. А другое дело, когда человек сомневается, нужен ему ребенок или нет!

Разговор, надо признать, достиг высокой степени накала.

— Я услышал, полностью вас поддерживаю,— констатировал президент, обращаясь к Марии Колесниковой.— Вы слышали мои ответы и мою дискуссию с коллегами, они тоже все это услышали. Постараемся выстроить работу таким образом, чтобы, не нарушая прав людей на защиту своих персональных данных и чувствительной информации о себе, они имели возможность выбирать из тех предлагаемых решений, которые в том числе и НКО презентуют.

Слова «в том числе» и «презентуют», признаться, смыли эффект от всего этого длинного предложения, зазвучавшего было музыкой для Марии Колесниковой.

Эксперт «Общероссийского народного фронта» Галина Митряева, видимо, зря так внимательно слушала предыдущий разговор. Иначе бы она, говоря о попытках привить в России принципы общей врачебной практики, не назвала их «бесплодными».

— Россия — единственная страна на сегодняшний день, где сохраняется культ специализированной и стационарной помощи! — воскликнула она.— 140 млн россиян получают первичную медико-санитарную помощь, и всего лишь 5 млн россиян получают специализированную высокотехнологическую помощь. Население недовольно, и это вполне обоснованно. Необходима реформа!

Она предложила реформировать первичную медико-санитарную помощь «путем перехода по принципу общей врачебной практики. Как пример, это создание офисов врачебной практики в шаговой доступности разных форм собственности».

— Это и в крупных микрорайонах,— разъяснила Галина Митряева,— и в сельской местности, и в трудно-отдаленных местах…

Тут уж все-таки либо «труднодоступных», либо «не столь отдаленных». Хотя это чаще всего совпадает.

Владимир Путин, впрочем, встал на защиту специалистов, и прежде всего педиатров:

— Нужно, чтобы точно человек знал, сколько на единицу веса нужно лекарственного препарата ребенку давать!

Он и в этом вопросе показывал себя просвещенным человеком. Можно было и не сомневаться в том, что он-то и про это знает не хуже, чем про ЭКО. И про все.

Через несколько минут Владимиру Путину удалось, отвечая на один из вопросов, прочесть небольшую лекцию о причинах демографического спада в стране. Это тема, которая не дает ему покоя. Ведь он несколько лет в каждом послании Федеральному собранию говорил о том, что у нас рождаемость превышает смертность. Это достижение он расценивал по всем признакам как личное. И вдруг однажды все рухнуло.

И вот Владимир Путин объяснился:

— У нас сейчас, к сожалению, вы знаете, начну от печки, было два больших сбоя в демографии: в 1944 году во время Великой Отечественной войны, и, как это ни странно, примерно такой же сбой в демографии был в середине 90-х годов после развала Советского Союза и практически развала всей социальной сферы. Каждые 20 лет малочисленное поколение тех людей, которые родились в эти годы, начинает, извините за такое выражение, производить свое собственное потомство, вступает в детородный возраст.

Не знаю, но мне было бы больно думать про своих детей Машу и Ваню, что они вступили в детородный возраст и вот-вот начнут производить собственное потомство. Можно было бы найти другие слова для одних и тех же действий.

— А теперь эти два спада сошлись вместе,— продолжал президент.— Поэтому малочисленное, прямо нужно сказать, наше население… малочисленность, образовавшаяся в результате этих двух ударов по демографии… сейчас вошло в детородный возраст — тогда, когда сами могут быть родителями: мамами и папами. И количество детей не может быть слишком большим от того населения в детородном возрасте, которое сейчас мы имеем. Поэтому наблюдаем естественный спад. И убыль даже населения!

Но Владимир Путин все же оговорился, что он не виноват:

— Предпринятые нами в предыдущие годы, начиная с 2002–2003 годов, меры привели к тому, что в предыдущие десятилетия мы наблюдали естественный прирост населения, и сейчас в школьном возрасте ребятишек оказалось больше, чем планировали. Действительно, на 2,5 млн сейчас и через три года еще плюс 3 млн. В целом у нас на миллион больше по текущим измерениям!

Даже у меня на душе как-то отлегло.

Анастасия Жданова, работающая, как она сказала, на площадке благотворительного фонда помощи хосписам «Вера», благодарила президента «за решение о ввозе в страну незарегистрированных лекарств, пока не зарегистрированных» (речь идет прежде всего о «Фризиуме», снимающем судороги у больных в основном эпилепсией):

— Мы понимаем, какое сложное это было решение. В основе его лежит милосердие, милосердие государства, и за него огромное спасибо. Спасибо за то, что теперь детишек, которым делают уколы, которые даже не могут им сопротивляться, будет меньше, у врачей будет выбор в пользу неинъекционных форм.

Она обращалась лично к президенту, он так кивал, что было понятно, кто именно принимал это решение, для которого пришлось искать законные основания.

Анастасия Жданова вдруг слишком энергично выступила в защиту медперсонала, который попадает под уголовное преследование, неверно распоряжаясь лекарствами:

— Медики привлекаются к уголовной ответственности, даже если они, нарушив формально какие-то правила, утратили хотя бы одну ампулу такого (какого, она не пояснила.— А. К.) лекарства. При этом как эта статья работает в отношении медиков? Разбил, разлил, утратил в неустановленном месте, вылил в канализацию не полностью использованную ампулу — презюмируется вина, и человек привлекается к уголовной ответственности!

Она говорила все-таки рискованные вещи. Получалось, что в этой сфере, которая всегда считалась потенциально криминальной, всем и все надо заведомо прощать.

— Понятно,— продолжала Анастасия Жданова,— что большинство таких нарушений происходит не из-за умысла, а из-за невнимательности где-то, из-за незнания молодыми, например, медиками правил оборота, иногда из-за приоритетного внимания к пациентам, из-за усталости и большой нагрузки… В результате мы видим, что, по данным различных опросов, от 37% до 70% медиков говорят о том, что риск привлечения к уголовной ответственности мешает им спокойно работать с такими препаратами!

Да, здесь было лоббирование интересов врачей. И не хотелось становиться их пациентом.

— Иногда нужно просто медику дать право об этом сказать (в процедурной ночью медсестра одна, и как минимум дважды она заходит, чтобы в двенадцать часов и в шесть часов инъекцию набрать) и не привлекать к таким ситуациям правоохранительные органы, не возбуждать уголовное дело,— заключила Анастасия Жданова.

Впрочем, Владимир Путин согласился с ней:

— Конечно, мы знаем, к сожалению, и случаи криминального характера, когда медицинские работники используют свое положение для того, чтобы пустить в нелегальный оборот наркотические препараты или содержащие наркотик… Но избыточные требования ведут к тем негативным последствиям, о которых вы только что сказали, напрягают медицинских работников, не дают им возможность нормально работать. Это нужно все продумать, мы уже говорили с коллегами на этот счет, поэтому это не новая ситуация, совсем недавно ее обсуждали. Именно то, что вы сейчас сказали, именно это я и предложил, коллеги об этом знают.

То есть он это уже предложил, и еще раньше, и коллеги, если надо, подтвердят…

И дело в том, что если бы встреча была посвящена, к примеру, проблемам образования, то все было бы то же самое. Владимир Путин знал бы все ответы на все вопросы и уже предлагал бы все решения, только раньше всех. И это была бы ведь правда.

Елена Созоник назвала себя представителем первичного звена одной из поликлиник города Калининграда и говорила про контракт жизненного цикла, который должен распространяться и на лечебные учреждения: можно было бы без сегодняшних проблем закупать оборудование для больниц.

— Это напоминает мне разговор на юридической консультации,— кивнул Владимир Путин,— когда бабушка приходит к адвокату и говорит: «Имею ли я право?» Он говорит: «Имеешь, бабушка». Она: «Нет, я хочу спросить, имею ли я право?» — «Да имеешь».— «Могу или нет?» — «Нет, бабка, не можешь».

И он добавил, что это про «медицинское оборудование, тяжелое в том числе», к которому «может применяться и применяется принцип полного жизненного цикла, но только тогда, когда учреждение оборудуется целиком либо строится с нуля». Но про это, конечно, забудут, а про рассказанный анекдот будут помнить. По крайней мере биографы. По крайней мере хоть кто-то из них.

Татьяна Соловьева рассказала, что она «многодетная мама, приемный родитель, на данный момент в нашей семье воспитывается 21 несовершеннолетний ребенок: трое кровных, восемь усыновленных и десять опекаемых…»

— Давайте поаплодируем,— жестко прервал ее Владимир Путин.

Аплодисменты в таких случаях звучат все-таки странно. Как будто аплодируют бегуну-стайеру за хороший результат на соревнованиях.

— Уже стало хорошей традицией,— продолжила Татьяна Соловьева,— что мы ждем ваше послание Федеральному собранию, там обязательно что-то будет для нас, что-то полезное, существенное, мы ждем, потому что вы нас ни разу не подводили!

— Как теперь не сделать этого…— качал головой президент.

Что ж, ждем послания.

Александр Десятниченко, эксперт «Общероссийского народного фронта», волнуясь, предлагал списать кредиторские задолженности, когда они переходят от бывших руководителей к новым.

Владимир Путин оживился:

— Вы понимаете, это в любой сфере так, можно сказать! Бывший руководитель был такой нехороший, я теперь хороший, но все, что было сделано до сих пор, меня не касается, и мне спишите все долги: и моральные, и политические, и финансовые!

Он сейчас, без сомнения, говорил про себя самого.

— Если мы взялись за что-то, как у нас в народе говорят: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Это что означает? Если ты взялся, ты понимаешь, в каком состоянии ты взял учреждение, либо область, либо город…

Он не договорил: «Либо страну».

— Если уж взялся за это, не нужно плакаться по поводу того, как тебе тяжело, а нужно решать задачи, которые перед тобой стоят,— закончил господин Путин.

Софья Даниленко, представляющая «Волонтеров-медиков» Калужской области, рассказала, что «еще позавчера мы проводили образовательный интерактив для губернаторов Российской Федерации и субъектов».

— То есть вы их немножко подучили? — переспросил Владимир Путин, известный любитель губернаторов.

— Да,— созналась Софья Даниленко.— Первая помощь.

— Губернаторам? — не мог не уточнить президент.

— Да,— невозмутимо подтвердила Софья Даниленко.— Рассказывали основы первой помощи...

Екатерина Олифиренко, студентка мединститута Балтийского федерального университета, сообщила:

— Я за здоровый образ жизни и активный вид отдыха.

— Мы здесь все такие,— видимо, разочаровал ее господин Путин.

Екатерина Олифиренко попросила помочь с реализацией проекта «Куршский велотракт».

— Мы сейчас у губернатора спросим,— повернулся президент к господину Алиханову.— Это в принципе его компетенция. Антон Андреевич, денег нет?

И вот тут мы стали свидетелями уникального ответа, который продемонстрировал губернатор Калининградской области. Это был апофеоз поведения собравшего всю свою волю в кулак чиновника, который совершенно не знал, что отвечать, и поэтому отвечал максимально подробно. И тут ценно каждое слово:

— Уважаемый Владимир Владимирович, это, конечно, моя компетенция, но парк национальный (Куршская коса.— А. К.), поэтому это компетенция Министерства природных ресурсов. Действительно, это правда!

— Сколько это стоит? — спросил Владимир Путин.

И дальше без паузы.

— Я сейчас не готов назвать цифру, коллеги, здесь, кстати, где-то был директор парка Анатолий Калина,— проговорил Антон Алиханов.— Я думаю, сейчас цифру можно будет, если ему микрофон дадут, уточнить. Но опять же пока из непроверенного источника, Владимир Владимирович, было позавчера заседание комиссии, по-моему в Министерстве экономики, оно же у нас туризм сейчас курирует, и мне сказали, что, скорее всего, его поддержали, этот проект, через средства ФЦП по туризму. Но отвечать 100% за эту информацию, к сожалению, не могу. Вам докладываю, что такая информация тем не менее есть. То есть, может быть, этот вопрос уже решен. Сегодня министр здесь, мы уточним, может быть, решен уже вопрос.

Все, выдохнули. И вроде никто не уволен.

Речь на самом деле шла о велодорожке длиной 41 км и стоимостью в 451 млн руб.

— Я вам сейчас расскажу очень любопытную историю,— предупредил президент.— Бельки — такие, знаете, маленькие животные. Их жестоким образом маленькими палками забивают для того, чтобы шкурки продавать. Это местный промысел людей, которые проживают в этом регионе, он традиционный. Мне стало совсем жалко этих бельков, я говорю: «Слушайте, а сколько зарабатывают (местные жители.— А. К.)?» По-моему, сказали, 30 млн. Я говорю: «30 млн — Россия не обеднеет, но бельков сохраним». В общем, когда в конце концов принесли бумагу на подпись, по-моему, 3 млрд получилось. Я сильно рассердился, помню. 300 млн пришлось выдать. Примерные цифры, боюсь соврать, но увеличивается многократно, так же и велодорожка у вас!

Господин Путин обещал построить в конце концов и эту велодорожку. Ведь бельков уже спас.

Пора и за другие подвиги браться.

Хоть один-то обязательно надо с утра совершить.