СПРАВКА «КП»
Переселение русских в Туркестан шло несколькими волнами. Сначала, в XIX веке, во времена генерала Скобелева, вместе с русскими войсками и чиновниками колониальной администрации пришли безземельные крестьяне из центральной России. В 20-30-е годы прошлого века в эти хлебные места от голода и спасаясь от репрессий потянулись представители "враждебных классов" – бывшие дворяне и купцы, священнослужители, кулаки. А в годы войны вместе с эвакуированными в тыл заводами приехали инженеры, техники и квалифицированные рабочие, многие остались здесь и после войны. Самая большая волна переселенцев была во второй половине XX века: рабочие и инженерные кадры ехали на заводы и фабрики по направлению. Последний ручеек переселенцев был в 1966 году, когда в Ташкент после страшного землетрясения отправилось восстанавливать город чуть ли не пол-Союза.
В лучшие годы русских в Узбекистане насчитывалось почти два миллиона человек, а вместе с татарами, казанскими и крымскими, турками-месхетинцами, украинцами, белоруссами, немцами, евреями и прочими “нетитульными” народами – 2,7 миллиона. 15 процентов всего населения. Два года назад русских оставалось уже только 800 тысяч. Сколько сейчас их в 30-миллионной стране, не знает никто. Может, 500 тысяч. Может, еще меньше.
“ЗАВИДУЮ РОССИЯНАМ – КАК ОНИ ПИТАЮТСЯ!”
Это ведь только в романах видного писателя (и по совместительству первого секретаря ЦК Коммунистической партии Узбекистана) Шарафа Рашидовича Рашидова и в снятых по ним эпическим полотнам киностудии «Узбекфильм» бывшие дети дехкан выходили из своих кишлаков на большой путь и становились к кульманам в КБ и станкам с числовым программным управлением в светлых цехах. На деле же большинство детей дехкан предпочитали, как их деды и отцы, ходить в галошах на босу ногу, выращивать овощи и хлопок и варить плов в чайханах. Или, если сильно повезет, отводить воду в арыки на поля. А на шахты, заводы и ТЭЦприходилось завозить рабочих и специалистов из Костромы, Гомеля, Винницы и прочих российско-белорусско-украинских городов и весей.
Многие в начале 90-х уехали. Но многие и остались. Галина, бывшая инженер-программист, выпускница Тульского политеха, торгует на “бродвее” в центре Ташкента бусами из поделочных камней и всякой хрустальной бижутерией - это у нее запасы еще времен трудовой деятельности:
- Ну и как торговля? Не мешают?
- Да как не мешают... Только тем и заняты, что подписываем протоколы у милиции. То за незаконную торговлю, то за нарушение экологии.
Интересно, как это картины и всякая бижутерия могут повлиять на экологическое состояние столицы солнечного Узбекистана? Может, акварельные краски стекают с ватмана, проникают в землю и отравляют грунтовые воды? Или бусы под лучами солнца превращаются в линзы и ослепляют приборы наблюдения СНБ?
- Как живете здесь, Галина?
- Я приехала сюда на завод по распределению в 1973-м. Эх, как мы хорошо раньше жили! Как питались вкусно! Как одевались! Как отдыхали! Вот, помню, мне профсоюз дал путевку в санаторий. А сейчас... У меня пенсия в два раза меньше прожиточного уровня. За квартиру платить надо, за газ, за свет, за воду.
Это для приезжих местные цены кажутся фантастически дешевыми: вареная колбаса - 16000-22000 сумов за килограмм (в переводе на российские деньги получается 180-250 рублей за кило), правда, вид у нее такой, что даже пробовать не хочется. Литр молока, самой низкой жирности, стоит 4 тысячи сумов (примерно 45 российских рублей). Свежие говядина и баранина - в зависимости от разделки - 24-32 тысячи сумов (270-360 рублей), самый обычный сыр типа "Тильзитер" или "Витязь" подороже - от 66 тысяч сумов (740 рублей за кило). Зато хлеб - 600-700 (7-8 рублей буханка), лепешка - от тысячи сумов и больше (от 12 рублей). Эх, такие бы цены да к российским зарплатам! Но в Узбекистане зарплаты – у тех, у кого они есть, в два, а то и в три раза меньше. А пенсия в 500 тысяч сумов (меньше 6 тысяч рублей), как у Галины, считается очень хорошей, ведь есть пенсии и 120-150 тысяч сумов (1400-1700 рублей).
- И что же вы не уедете?
- Поздно мне уже, да и некуда. Была жива сестра в Туле, звала к себе, теперь сестра умерла, а племянникам, ее детям, я не нужна. Эх, не сглазить бы, как вы там в России хорошо живете, как питательно! А у нас что - только чай да хлеб.
Похоже, многие пожилые русские в Узбекистане существуют впроголодь. Покупаю у Галины какую-то совершенно ненужную мелочь и ухожу в расстроенных чувствах.
РУССКИЕ – В РЯЗАНЬ, ТАТАРЫ – В КАЗАНЬ!
- А что это у вас такое? – спрашиваю местного жителя, показывая ему на девятиэтажку в центре Ангрена, центра угольной промышленности и связанной с ней тепловой энергетики, - в здании черные провалы вместо окон.
- Это тут русские жили. Уехали и все побросали. У нас таких домов много, десятка полтора, а, может, два, - охотно объясняет тот, косясь на мою фотокамеру.
- А чего же местные сюда не заселились?
- А зачем, брат? Мебель взяли. Двери взяли, окна – тоже. Стекло для теплицы, рамы для тандыра. Больше взять ничего нельзя было…
И в самом деле, что тут возьмешь? В начале 90-х отъезжающим за трехкомнатную квартиру предлагали 500 долларов. Через несколько лет не предлагали вообще ничего. Даром достанется…
Типичная постсоветская и постиндустриальная картина. Брошенные шахты и разворованные заводы… Опустевшее жилье при них… И дело совсем не в Узбекистане. Точно такую же разруху я видел во многих местах российской глубинки. Доживающие кой-как шахтерские поселки в Тульской области. Умирающие моногорода на Урале и в Хабаровском крае. А на Крайнем Севере – так вообще апокалиптические картинки: сотни километров Колымской трассы с совершенно пустыми поселками, в которых один-два жителя, которые перебиваются сбором металлолома или живут переменчивым старательским фартом. Какой уж там Ангрен – все куда страшней…
Но если в России бросали убыточное производство или уезжали из мест с крайне некомфортным климатом, то есть по экономическим и географическим причинам, то здесь-то что? Продукция востребована. Климат – обзавидоваться можно: воткни колючку саксаула – арба вырастет! Ага, понятно: уехали потому, что стали ненужными. Зачем солнечному Узбекистану добывать и обогащать уран и всякие редкоземельные материалы, если все равно атомных станций нет, а приборостроительные заводы закрылись. Да и топить дома в кишлаках сподручней кизяком, хворостом или оконными рамами, вынесенными из брошенных русскими домов, нежели каким-то бурым углем…
В тематической группе в Одноклассниках – группа объединяет бывших узбекистанцев – множество воспоминаний. Самых горьких.
Анжелика Н, из Ангрена, работала в детской библиотеке, сейчас живет в Тамбовской области:
- Уехали в 1998 году. Все поехали и мы поехали, да и обстановка уже была напряженная... Узбеки нам кричали: «Русские, езжайте на свой Россия!». Отчетливо помню: сидим в кинотеатре, смотрим фильм. Посреди фильма в зале включают свет и начинают орать. Это сильно напрягало, хотя я там родилась вторым поколением, а сын мой старший - третьим. Если бы не развал СССР, никогда бы оттуда не уехала…
В той же группе нахожу Марата Бабийчука. Ему 34 года, родился в поселкеКрасногорск Ташкентской области (теперь входит в состав города Ангрена), жил и учился в Ташкенте, потом переехал в Казань.
- Почему вы уехали? Не видели перспектив?
- О чем вы говорите? Какие перспективы?! После того, как СССР распался, в Узбекистане некоренное население стало изгоями. Выживали нас, как могли. И это не обида, а факт. Республика хотела получить независимость, но от кого? Чем дальше от центра, тем страшнее... Отец был прапором КГБ, мама - кандидат меднаук. Школа работала только 4 месяца в году. За хлебом очередь занимали с утра, чтобы купить его по талонам вечером, если повезёт. Газа нет, готовили на улице на костре. Мама начала ездить в Россию покупать всякую мелочь, чтобы перепродать её. Работы не было вообще. В Ташкенте был такой рынок – «Тизиковка», так там русские на любую работу соглашались, лишь бы с голоду не умереть. Поход в школу - драка, учёба в школе - драка, возвращение домой - драка. Потому что ты не узбек, и волосы у тебя светлые. Русские - в Рязань, татары - в Казань!
- Но ведь сейчас ситуация поменялась…
- Если будет возможность, заедьте в поселок Красногорск. Это родина моей мамы. Бывший урановый рудник с московским обеспечением. А теперь болото, из которого кто не выбрался, тот выберется вряд ли.
Что ж, еду в Красногорск. Если по прямой от Ангрена, это верст 10-15 – за горой. Но дороги нет, поэтому крюк получается в 120 километров. Прямого автобусного сообщения нет, поэтому местным жителям, чтобы получить справку или побывать в поликлинике, приходится добираться сначала до Ташкента, а уж оттуда на маршрутке в город, к которому они приписаны. На круг получается километров четыреста…
Застывший в котловине между гор поселок даже не дышит. В окнах ни огонька. На улицах – пустота. Только возле облезлой автобусной остановки кучкуются мужики. Сидят на корточках. Курят. Чего-то ждут. На вопросы отвечают односложно: «работы нет», «денег нет». Нет вообще ничего. Нет жизни…
На что надеются? Да бог его знает…
РАЗГОВОР С УЗБЕКОМ О ЛЮБВИ, БРАКЕ И ВЕРНОСТИ
Бомбила Фархад, с которым проехали за день больше 450 километров по кишлакам, поселкам и городам Ташкентской области, очень словоохотлив и имеет свое мнение буквально обо всем - политике, национальном вопросе, этнографии, истории, традициях и пр. И говорит он по-русски практически без акцента:
- Так у меня жена русская. На четверть полька, на четверть немка, остальное... Ну, в общем, русская!
Как узнаю дальше, живет Фархад со своей русской женой уже 15 лет в счастливом браке, у них четверо детей, младшей дочке всего четыре месяца.
- А ты, Фархад, кто?
- Я стопроцентный узбек. Потому что кураминец. Ну это племя такое узбекское, самое элитное.
- И как же тебе угораздило на русской жениться?
- По большой любви. Но я ей сразу сказал: "Женюсь, если только в ислам перейдешь!".
- И что, перешла?
- Конечно! Сейчас вот думаю вторую найти. Кураминку. Чтобы мне чистокровного узбека родила. А то моим метисам трудно потом придется, а брат чистокровный узбек им поможет.
- Разве в Узбекистане разрешено многоженство?
- Нет, у нас по закону это преследуется. Но есть закон и есть традиции. Вообще-то, я не по правилам женился. Обычно у узбека русская - это вторая жена. Ну сначала узбечка для продолжения рода, а потом русская для любви. Две узбечки нельзя, они расцарапают друг друга. У меня есть знакомый, так он с обеими, русской и нашей, даже в одном доме живет, вместе детей воспитывают.
- Но ведь, насколько я знаю, всех жен нужно содержать одинаково - чтобы обид не было. У тебя денег-то на это хватит?
- Вот только это меня и останавливает, а так бы уже давно вторую завел. Работаю сутками, чтобы одну семью прокормить. Другое дело, что до сорока мне еще далеко. Вот сорок исполнится и найду тогда вторую.
- А первая согласится?
- А куда она денется. Надо, конечно, подготовить. Время надо. Но опять же, это ведь не завтра, а ей тоже уже сорок будет. Кто ее тогда возьмет, если бросить меня захочет? И похороню я ее на исламском кладбище, чтобы не какая-то Катя Килина была, а Камилла Исмаилова.
- Почему у вас вообще женщины соглашаются на это?
- Так мужиков не хватает на всех девочек, а им же тоже мужчину хочется. Поэтому вот такой выход. И исламу не противоречит.
Восток - дело, конечно, тонкое. Эту поговорку Фархад повторяет мне всю дорогу. А когда уже подъезжаем к Ташкенту, вздыхает:
- Устал я очень. Эх, сейчас бы в горячую ванну, да бокал красного вина, да с блондинкой!
Похоже, второй женой Фархада тоже будет русская. Если вообще будет...
«ЖЕНИСЬ НА МНЕ ФИКТИВНО, НО ПО-НАСТОЯЩЕМУ!»
С русскими женщинами вообще все непросто. Особенно с теми, кто желает во что бы то ни стало уехать из Узбекистана.
В Ташкенте в аэропорту встречает меня молодая дама, с которой познакомился в соцсетях пару дней назад. Обещает мне показать город. С ходу рассказывает, что вообще-то она замужем уже десять лет, но год назад фиктивно развелась. Это потому что муж в Москве тоже фиктивно женился – чтобы получить российское гражданство. Живет он с новой супругой по-настоящему, но когда получит красный паспорт, то с ней разведется и вернется к ней, жене первой. А пока бывший муж просто посылает ей в Ташкент деньги и подарки…
Ну просто санта-барбара какая-то на восточный манер!
- А если не захочет от новой уходить? – спрашиваю я ташкентскую разведенку.
- Ну что поделаешь, значит, судьба такая. А ты женись на мне, а то не могу я уже тут! – на полном серьезе предлагает она через пять минут очного знакомства.
- Да вообще-то я женат…
- Жаль! А знакомого у тебя нет, который бы на мне женился? Нет, ты не думай, я нормально с ним буду жить. Любить его буду. Только потом, когда мы оба российское гражданство получим, вернусь к первому мужу. Я это честно говорю и сразу.
В общем, как в советские времена, теперь не только евреи и немцы, но и русские из России—в Узбекистане не национальность, а средство передвижения.
Я обещаю подыскать кандидата. Ау-у-у, никто не желает такого счастья? А то адресочком могу поделиться…
НЕВОСТРЕБОВАННЫЙ ПЕРЕЕЗД
- А с чего вообще такие страсти-мордасти? – интересуюсь у новой ташкентской знакомой. – Ведь есть же российская государственная программа переселения соотечественников. Записывайся – и прямиком в Россию. Там же предусмотрены и льготы: подъемные, жилье и прочее…
- Ага, попробуй в эту программу попасть! Там требуются врачи, ученые, преподаватели, квалифицированные рабочие и особо ценные для вашей экономики специалисты. А я куда со своей корочкой программиста?
- Прекрасная специальность. Нужная в России и не только. И даже денежная…
- Это только на словах. Потому что диплом есть, а профессии – нет. Мы в колледже после школы по два месяца на хлопке были. И учили нас на узбекском. А я в нем ни бум-бум. Но корочки все равно выдали…
В общем, узбекские русские готовы на все тяжкие, чтобы только покинуть Узбекистан. И не скрывают своей обиды:
- Самое страшное в том, что после распада Советского Союза немцам переехать помогала Германия, евреям Израиль, а нас просто кинули. Сейчас в России узбекские гастарбайтеры занимают наши рабочие места, вливаются в российское общество, заводят вторые семьи с вашими девушками. А зачем, спрашивается? Они получили независимость, выгнали нас. Теперь едут сюда. Спросишь об этом каждого из них, один ответ: «Я не такой, я этого не делал». Поверьте, там очень много неграмотных, подверженных чужому влиянию людей. Появится лидер, скажет им: «Идите!» - и они запросто повторят антирусские погромы, но уже в России.
Ключарь главного православного храма на территории Узбекистана – Святоуспенского кафедрального собора – протоиерей Сергий (Алахтаев) между тем демонстриует христианское смирение. Как и положено служителю церкви:
- Сложности везде есть. Но дискриминации нет. Двести, сто пятьдесят лет тому назад русские люди, наоборот, ехали сюда, у них была вера, они были сильные. Но сегодня, когда люди теряют веру, они теряют все. Едут они в Россию за хорошей жизнью. Приезжают, например, в деревню, а там не то, что ждали. Там им тоже тяжело жить. Переезжают в город, а там безработица. Надо в Москву ехать, но там слишком много народу. Надо ехать куда-то дальше! Процесс не закончится, пока не придет мир в душу.
- То есть человек прекращается в перекати-поле?
- Да. Но нельзя уехать и за счет других там обрести благо…
ДАЙТЕ НАМ ДЕШЕВЫЕ КРЕДИТЫ. ЛУЧШЕ - БЕСПЛАТНЫЕ
Замешанные на полуправде и мифах взгляды представителей русской общины Узбекистана о жизни в современной России накладываются на их же представления и мечты о том, «как оно должно быть на самом деле».
В единственном православном храме Архангела Михаила в Намангане – это областной центр (по-новому – центр вилайета) в Ферганской долине – беседую с помощником старосты церковной общины ВячеславомСвиридовым. Вячеслав имеет российский паспорт, но родился, вырос и живет в Намангане.
- Ну ладно Германия или Израиль, но почему бы не взять собственный российский опыт? Например, столыпинской реформы, когда люди переселялись в Сибирь и на Дальний Восток. Почему приезжающим в Россию из Узбекистана и других стран соотечественникам не предоставлять особые льготы и не давать дешевые, а лучше вообще беспроцентныен кредиты на приобретение жилья?
- Это что получается: переселенцам беспроцентные кредиты, а люди, постоянно живущие в стране, должны за ипотеку платить по 12-18 процентов годовых в течение 30 лет? И где же справедливость?
- Ну я не знаю, пусть это правительство решает…
Вот вроде бы уже четверть века прошло, а иждивенческий подход у бывших советских граждан процветает вовсю. Особенно в республиках с большим количеством солнечных дней и жарким климатом.
НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК НЕ ХОТЯТ
- Вам, небось, уже жаловались, что программа переселения в Россию не такая, что в нее включают только высококвалифицированных специалистов и тому подобное? – руководитель Русского культурного центра в Намангане Андрей Володин усмехается. – Да ведь ничего подобного! Нам присылали предложения по переезду на Дальний Восток – там действует большая госпрограмма по развитию региона. И нужны люди, которые работали бы, например, в сельском хозяйстве или на стройках. Но ведь не хотят!
- А чем объясняют отказ?
- Климат им там якобы не нравится. И вообще типа на Дальнем Востоке дикость. Нет, говорят, нам бы в теплые края – на Кубань или в Ростовскую область. Или в крупные города – Нижний Новгород, Екатеринбург, в крайнем случае в Новосибирск. А лучше сразу в Москву или Санкт-Петербург.
- То есть хотят на всё готовое и обустроенное?
- Ну да. Я им говорю: езжайте и потрудитесь. Работу вам предоставят, жилье – тоже, а когда через несколько лет получите российский паспорт, сами сможете выбрать, перезжать на новое место или остаться. Нет, не хотят ни в какую.
Сам Андрей Яковлевич коренной узбекистанец. Предки его, бывшие священнослужители, в роду был даже архиепископ, приехали сюда еще в начале 30-х годов прошлого века. Бежали от преследований. А он вот долго работал в советских органах, был директором школы, даже преподавал несколько лет русский язык в местном духовном училище-медресе.
- Сами-то уезжать не собираетесь?
- Нет, я ведь здешний…
ВО ВСЮ ИВАНОВСКУЮ
Русский культурный центр в Намангане располагается в так называемом Доме дружбы, дверь в дверь с Корейским центром. Корейцев, правда, там нет. Только преподаватели, которые за 140 тысяч узбекских сумов (полторы тысячи рублей) – сумма немалая по местным меркам! – в течение месяца обучают узбеков азам корейской грамоты. Чтобы узбеки могли поехать на работу в Сеул или Пусан.
Здесь же был кабинет и Еврейского центра, но его деятельность сейчас приостановлена. За недостоверную отчетность. В том смысле, что средства из-за границы регулярно поступали, но евреев в Намангане практически не осталось – все давно в Израиле, Германии или США. Этакий вариант еврейского счастья для местного функционера бывшей диаспоры.
- А русских в Намангане сейчас сколько живет? – спрашиваю Андрея Володина.
- По официальной статистике 23 тысячи. Но я думаю, осталось тысяч 18, максимум 20.
- И куда же люди подевались?
- Кто мог, уехал. Дело в том, что мы вот сейчас находимся в так называемом «микрорайоне». Раньше он назывался Советским, потом Давлатабадским, и возник он при крупнейшем в стране камвольно-прядильном комбинате. Еще и швейное производство было. На комбинате только в городе работало 10 тысяч человек, а с филиалами в области – 40 тысяч. Ткачихи и прядильщицы приезжали из Иваново, Костромы и других российских городов. Здесь им давали жилье. Было несколько русских школ – их так и называли «ивановскими». Но после распада Советского Союза комбинат обанкротился – не выдержал конкуренцию с китайским текстилем. Народ стал разъезжаться.
- Только по экономическим причинам?
- Нет, здесь еще ваххабитов было много. Целых две группировки. Шариатская милиция действовала. В 1990 году убили и сожгли прямо в автобусе нескольких советских солдат. Тогда, помните, ваша «Комсомолка» еще большую статья «Черные яблоки Намангана» напечатала?
То-то я смотрю, этот микрорайон, где сконцентрированы остатки наманганских русских, - типичное индустриальное гетто с претензией на незатейливый пролетарский уют. Облезлые четырехэтажки-хрущобы, в которых отключают свет по 2-3 раза за сутки. Дороги – в хлам. Барахолка с пропахшими нафталином потертыми пальто и платьями в стиле «отложной воротничок-кокетка-фонарик». Общая унылость и запустение. В центре Наманагана, который отсюда в 3-4 километрах, не оазис, конечно, но поприятней будет. Но там русских не встретишь – одни узбеки.
Я РУССКИЙ, А МОЙ БРАТ – УЗБЕК
А ведь идеологически правильные ученые-этнографы и антропологи, создавшие в 70-х годах прошлого века «новую национальную общность – советский народ», не так уж и ошибались. Во всяком случае в густонаселенной Ферганской долине, где чуть ли не самая большая плотность жителей в мире на квадратный километр, всё так перемешалось, что вопрос этнической принадлежности самый запутанный. Как и языковой.
В основанной русским генералом Скобелевым Фергане (до 1924 года она так и называлась – Скобелев) направляюсь в рабочий микрорайон Киргили.
Это типичный соцгород при гигантах индустрии, как говорили в советские времена. То есть жилой массив километрах в пяти от центра и вблизи нефтеперерабатывающего завода, комбината “Азот”, ТЭЦ. Такое же, как в Ташкенте, Намангане и других центрах вилайетов, пролетарское, а теперь просто русское гетто.
Заводы работают. Хотя и не так, как в прежние времена. Вот и Киргили живет, точнее, дотягивает на советских остатках. Типовые четырехэтажные хрущобы, разбитые тротуары и дороги. Те же постоянные отключения света. Проблемы с водой и газом. Всюду следы убогости, упадка и нищеты, которая рядится в приличную бедность. Улицы давно переименованы на узбекский манер, хотя на домах сохранились старые названия. Они въелись в эти крошащиеся и облезлые железо-бетонные блоки и вывести их можно только вместе с жильцами, вывезя их на свалку или кладбище.
- Как проехать на улицу Янгиасир (Новый мир, если по-узбекски)? - вместе с таксистом уже полчаса разыскиваем нужный адрес, опрашивая по дороге всех подряд - и русских, и узбеков, и корейцев.
Нас посылают в разные стороны, пока, наконец, пожилая женщина не отвечает радостно:
- Так это улица Тургенева, так бы сразу и сказали! Подвезите, я как раз там живу.
Ну это ж так очевидно: Янгиасир - это Новый мир эпохи узбекской независимости, а Тургенев, Пушкин, Космонавты, как там еще раньше назывались ферганские улицы, - это мир старый, принадлежащий к временам русской империи. И чего это, спрашивается, ферганцев так тянет в этот старый имперский мир?
Народ здесь живет своеобразный. В пенсионерке можешь не распознать русскую, потому что она одевается как узбекская бабушка-апа из кишлака. Как в большой деревне, все здороваются друг с другом и общаются на странной смеси русского и узбекско-таджикского.
Меня уже ждут в необычной для приезжего и самой рядовой для местных семье. Лена, ей 36, русская, ее муж Сардор (Саша, на русский манер), ему 29, наполовину узбек, наполовину таджик. Трое сыновей.
- Ты кто по национальности? – спрашиваю старшего, Тимура.
- Как кто, - удивляется тот. – Я русский.
- А ты кто?
- Я узбек! – отвечает средний Умит.
Третий, самый младший, десятимесячный Самир сидит на руках у мамы и с национальной самоидентификацией пока не определился.
В доме все говорят по-русски.
- Это потому что все учились в русской школе, - объясняет отец Сардор. – И дети сейчас в русском классе. У нас это считается престижно.
- Погоди, - поправляет его супруга. – Почему по-русски? Мы и по-узбекски говорим. Особенно у бабушки.
- А, - догадываюсь я, - бабушка – это мама Сардора.
- Нет, это моя мама, - объясняет Лена.
С ума сойти! У русской бабушки все говорят по-узбекски, а родные братья разных национальностей общаются с отцом-метисом по-русски…
Кстати, в слове «метис» здесь не видят ничего оскорбительного. Простая констатация факта: человек родился в смешанной семье…
- Мы отсюда никуда не поедем, - твердо говорит Лена. – Вот многие соседи уехали, и что они там нашли?
- Нет, я бы в Россию поехал поработать, - встутупает в разговор Сардор.
- Ага, - прерывает его Лена. – В последний раз полгода работал. И что ты привез? Лучше здесь работу ищи!
- Какую? – грустит Сардор.
Безнадега…
ПОЙ ЖЕ, ПОЙ, ТЫ МОЯ ДОЙРА, РАЗГОВАРИВАЙ
Великий и могучий русский язык в Узбекистане, несмотря на переименования и прочие лингвистические шараханья, сохранился на весьма высоком уровне и вполне обиходен. Во всяком случае в городах и среди старшего поколения. В кишлаках среди сельской молодежи, конечно, много не знающих русского, но и там все не безнадежно. Продвижению нашей родной речи сильно помогает телевизор.
Как цветисто выражается узбекское ТВ, "солнце светит всем, но озаряет идеями только избранных" (между прочим, эта большая метафора посвящена пресс-туру представителей узбекских СМИ в один из регионов страны).
Узбекские телесериалы - типа нашего медицинского “Интерны” или “Женский доктор”, но под свежим названием "13 палата", - полны ужасного трагизма, когда диалог между врачом и матерью ребенка о его чирее исполняется с интонациями древнегреческой трагедии. Сильно впечатляют и дублированные на узбекский бондарчуковская киноэпопея «Война и мир» или «Человек-амфибия», где юный Владимир Коренев заявляет: «Ич мен балык» («Я человек-рыба»).
Поэтому и русские телезрители, и узбеки предпочитают смотреть российские телеканалы. Тем паче, что транслируются они в Узбекистане совершенно свободно - и новостные "Россия-1" и "Вести-24", и развлекательный ТНТ.
Информационная политика узбекских властей вообще загадочна и непонятна иностранцу. К примеру, многочисленные попытки «Комсомолки» получить разрешение на местное издание газеты всегда заканчивались отказом. Даже если речь шла о дайджесте сугубо развлекательных материалов. Подписаться на московскую «КП» в Узбекистане тоже невозможно, хотя 3 подписчика все же имеются. В администрации покойного президента Каримова, в правительстве и Службе национальной безопасности.
Зато узбекские газеты на русском, а они обязательно выходят в каждом вилайете-области, отличаются душевностью и социальным оптимизмом. Полны впечатляющих рапортов об огромных достижениях эпохи независимости и искрятся энтузиазмом и пафосом созидания.
"Во 2-м медицинском колледже чествовали ветеранов-педагогов. В непринужденной обстановке за пиалой чая они рассказали о своих далеких студенческих годах, многолетней работе, интересных событиях, произошедших в ходе уборки хлопка"...
И ведь не скажешь, что местные СМИ лакируют действительность. Нет, не обходят и временные трудности роста и пока еще нерешенные проблемы:
"- Нам приходится иметь дело с такими больными, от которых шарахаются многие врачи других специальностей, - говорит главный врач кожно-венерологического диспансера Обидхон Абдурахманович Холмирзаев"...
Вот некоторые сомневаются, что Советский Союз жив. Читайте, завидуйте, там - граждане СССР!
ФОТОГРАФИРОВАТЬ ЗАПРЕЩЕНО!
В центре узбекского автопрома городе Андижане, где получившие американскую приставку “Шевроле” (после того, как УзДЭУ была продана Дженерал моторс), но ничуть не изменившиеся “Матиз” и “Нэксия” спорят разве что с такими же неизменными микроавтобусами “Дамас”, милиция ко мне была очень сурова.
И то сказать: я, иностранец, сделал непростительную ошибку на уровне открытого шпионажа, диверсии и акта вредительства вместе взятых. То есть сфотографировал и снял на видео стратегический объект – здание местного облисполкома (хокимията). Окружившие меня двое стражей порядка и прибывший им на подмогу экипаж патрульной машины долго выясняли цель этих враждебных для Узбекистана действий. Заставили стереть кадры секретного здания и видеоролик с ним же и пообещали прояснить мою личность более подробно.
Отойдя на сто метров – благо оптика позволяла – я повторил враждебную попытку. И быстренько слинял с места преступления. И с площади, и из города, и из страны. Благо, на следующий день был выходной, и я, не дожидаясь установочных мероприятий, покинул территорию Узбекистана через сухопутную узбекско-киргизскую границу, сохранив, судя по всему, бесценные кадры.
Строгий паспортный режим, обязательная регистрация в каждом городе, еще куча каких-то непонятных и кажущихся нелепыми ограничений. Закрытое государство? Полицейский режим? Ну не без этого. Полицейская машина не может без врага, и чем крупнее механизм репрессивного аппарата, тем больше ему надо объектов для приложения сил. Чтобы шестеренки не ржавели.
Но с другой стороны... ИГИЛ уже совсем рядом. В Афганистане. Буквально за горой. В самой стране существует тщательно законспирированное ваххабитское подполье. И при всех нелепых строгостях в городах и поселках Узбекистана спокойно. Можно гулять хоть днем, хоть ночью без опасений, что ограбят или убьют…
ОГЛАСИТЕ ВСЕХ ПОИМЕННО!
Многие местные русские к милицейским ограничениям относятся спокойно. В Русском культурном центре в Алмалыке – это промышленный город в Ташкентскгй области - вполне буднично рассказывали мне, как накануне традиционного ежегодного дня поддержки ветеранов, когда им вручают небольшую финансовую помощь от росссийского посольства, из местного горисполкома-хокимията пришло официальное требование: предоставить подробный, поименный, список всех участников мероприятия. Потом по этому списку горисполкомовские клерки и суровые ребята в штатском сверяли всех присутствующих. Процесс закончился, только когда посольская машина отбыла в сторону Ташкента. А ведь речь шла всего о пяти ветеранах…
В интересном, в общем, положении пребывают в стране русские. С одной стороны их права, как любого гражданина любой национальности, твердо защищены Конституцией. За ущемление или дискриминацию по национальному признаку, даже на бытовом уровне, могут реально в тюрягу отправить. Но реальная жизнь всегда богаче любых правильных уложений.
- Первое, что мне сказала коллега-узбечка, когда я устроилась заправщицей на АЗС, - это: «Почему ты, русская, тут у нас, узбеков, рабочие места отнимаешь? Поезжай в свою Россию – и там деньги зарабатывай!» - рассказывала мне живущая в Фергане Нина П. – Я на нее пожаловалась, ее даже уволили. Она мне потом звонила и извинялась: мол, я это не со зла, просто денег на прожитье нет.
Самое занятное, что хозяин бензоколонки обеим конфликтующим сторонам даже зарплату не платил: получайте с клиентов чаевые – это ваш заработок!
ТЫ ВИНОВАТ ЛИШЬ В ТОМ, ЧТО ХОЧЕТСЯ ИМ КУШАТЬ
Ферганская долина всегда была полем битвы за существование. Страшная скученность – в этой межгорной впадине живет по разным источникам от 14 до 20 миллионов человек, постоянная безработица, нехватка земли и воды для орошения, да еще и тщательно законспирированное и дремлющее до поры до времени исламское фундаменталистское подполье раз за разом прорываются, как гнойные источники, в погромы и вооруженные конфликты. Естественно, межнациональные. Кто ж виноват, что у тебя в день есть только лепешка и полдыни, как не сосед, говорящий на другом языке, хотя и имеющий те же лепешку и полдыни?
Так было в мае-июне 1989 года, когда «из-за тарелки клубники» (фраза бывшего первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Рафика Нишанова) в Фергане и ее окрестностях, а позже в Коканде вспыхнули погромы турков-месхетинцев. Более ста человек были убиты, сотни пострадали, более 16 тысяч турок-месхетинцев пришлось вывезти самолетами в Россию. Но виноватыми в итоге оказались русские: солдаты-срочники внутренних войск, видите ли, слишком жестоко отбивали нападения разгоряченной кровью и наркотиками узбекской толпы на турецкие дома…
Так было и во время резни в соседнем киргизском Оше весной и летом 1990-го, когда погибло более 1200 человек, и практически под копирку повторившимися там же событиями в 2010-м (тоже сотни жертв). Виновны опять были русские: что, с одной стороны, не защитили узбеков от киргизов, а с другой, - не поддержали киргизских погромщиков…
Так было и во время событий 2005 года в Андижане, где последователи одного из направлений религиозной экстремистской группировки «Хизб ут-Тахрир» и Исламского движения Узбекистана (обе организации запрещены в России) организовали массовые беспорядки и вооруженные нападения на органы власти, воинскую часть и взяли штурмом городскую тюрьму. А потом пошли боевым маршем к узбекско-киргизской границе. И опять сотни жертв – заложники, милиционеры, военнослужащие, сами экстремисты.
Казалось бы, при чем здесь Россия и русские, ведь Узбекистан к тому времени уже 15 лет был самостоятельным? Нет, русские виновны, потому что защитили «не тех», стали «пособниками кровавого режима Каримова и не осудили жестокость узбекских милиции и сил безопасности при разгоне мирных митингов»…
В общем, двое дерутся, третий не лезь. Но в том-то и беда, что еще оставшиеся здесь русские как раз и становятся заложниками местных экономических, внутриполитических, этнических и религиозных разборок.
НА ГРАНИЦЕ ТУЧНЫЙ ХОДИТ ХМУРО
Пограничный пункт пропуска “Дустлик” (в переводе – “Дружба”) на узбекско-киргизской границе пугает холодной пустотой, в которой неторопливо передвигаются узбекские пограничники и таможенники. Линии контроля четыре. Первая – аж за 10 километров от КПП, где сидящий прямо на улице милиционер, охраняемый двумя автоматчиками, долго от руки вписывает данные моего паспорта в толстую бухгалтерскую книгу.
Что они там потом сводят? Какой дебет-кредит моих добрых дел и грехов? И что там в балансе?
Шариковая ручка не пишет, и сержант старательно реанимирует ее дыханием. Про существование компьютеров, сканеров и иной оргтехники здесь, видимо, не подозревают.
На самом пункте пропуска вальяжно лютуют таможенники. Обязательный досмотр багажа. Потом личный досмотр. Интроскоп есть, но он не работает. Рамка металлоискателя тоже. Затем еще один опрос-допрос тучного пограничника в кабинке. И наконец дополнительные вопросы от бойца с автоматом наизготовку, который сторожит калитку для прохода на сопредельную территорию.
Что-то будет сейчас, после кончины первого президента? Страна еще больше закроется, сохраняя свою стабильность такими вот полицейскими мерами? Или нравы станут мягче, а государство – более открытым?
Это покажут уже ближайшие месяцы…
Ташкент-Наманган-Фергана-Андижан.
0
12.00
