Маяковский, Есенин, Бродский — вне закона. Звучит абсурдно? Тем не менее для современных подростков это именно так. Желание защитить подрастающее поколение от негативной информации привело к тому, что сегодня детей лишают возможности приобщиться ко многим достижениям отечественной и мировой культуры. Решать проблему нужно незамедлительно, поэтому 11 декабря комитет Госдумы по культуре провел круглый стол «О совершенствовании законодательных механизмов, регулирующих доступ детей к произведениям литературы и искусства».
Заседание, в котором приняли участие деятели театра и кино, книгоиздатели, представители библиотечной системы, музейного сообщества, органов исполнительной власти и многие другие, прошло под председательством заместителя главы комитета Александра Шолохова, курирующего этот вопрос. Речь шла о возрастных маркировках, присваиваемых произведениям искусства, о том, какими цензы должны быть, если должны, и кто вправе их устанавливать. Целей две: с одной стороны, открыть детям и подросткам путь к настоящему искусству, с другой — оградить их от того, что таковым не является.
— Мы хотим, чтобы между нашим человеком, особенно юным, и нашей культурой не было нагромождения барьеров с надписями «не влезай, убьет», — подчеркнула председатель комитета Елена Ямпольская. — Безнравственность порождается не «Темными аллеями» Бунина, а бездной, пролегающей между как бы высокими целями и чудовищным идиотизмом их воплощения на практике. Задача нашего комитета — сделать так, чтобы закон реально работал, ограждал детей до 18 лет от грязи, с которой им бы лучше не сталкиваться, но при этом чтобы все богатство мировой и отечественной культуры было в их распоряжении.
Главный итог дискуссии — сегодняшняя система маркировки требует решительных перемен. С парламентариями согласились и деятели искусства, и представители исполнительной власти.
Ребенок не должен расти в башне из слоновой кости, знакомство с шедеврами русской и мировой литературы, с классикой советского и мирового кино, театрального искусства необходимо для его гармоничного развития и жизни в реальном мире, и все препоны на этом пути нужно ломать. При этом следует провести четкую линию между тем, что действительно полезно, а что наносит вред.
— Ставя одни запреты, мы мотивируем ребенка на то, чтобы он заинтересовался именно тем, что ему запрещают. Акцент следует сделать на регулировании этих процессов, — заметила Жанна Садовникова, заместитель директора департамента государственной политики в сфере общего образования Министерства просвещения.
— Наше мнение — запретительная формула нужна, и она должна относиться к достаточно серьезному возрасту, будет ли это 16 или 18 лет, скажут эксперты, — заявил, подводя итог дискуссии, Александр Шолохов. — А вот от промежуточной возрастной градации, которая в правоприменении, а потом и в сознании превратилась в регламентирующие нормы, по-моему, следует отказаться. Наш комитет во взаимодействии с Министерством культуры и Министерством просвещения должен подготовить инициативу по корректировке законодательства с тем, чтобы контролирующим органам и исполнителям закона не приходилось впадать в крайности.
— Инициативы, которые сегодня зреют в недрах комитета, ведут к тому, чтобы была строгая запретительная мера — «18+», а все остальное — помощь родителям и ничего более.
По словам Елены Ямпольской, маркировать следует только то, что действительно может нанести вред: произведения, содержащие ненормативную лексику, порнографию и другие неприемлемые вещи, а все остальное сделать доступным.
— В законе довольно четко прописано, что может нанести вред ребенку, — говорит депутат. — Мое пожелание как руководителя комитета — чтобы 80–90 процентов нашей культурной продукции было доступно всем. Плюс рекомендации педагогов, психологов, которые помогли бы родителям сориентироваться, на какой примерно возраст рассчитана та или иная книга, фильм, спектакль.
Сергей Сельянов, председатель ассоциации продюсеров кино и телевидения:
— Современный закон по большому счету носит формальный характер. Открытая информационная среда, интернет позволяют школьникам относиться с иронией к запретам в кино и воспринимать кинотеатр как отстойное место, в котором действуют странноватые правила. Раньше было достаточно ограничения «дети до 16 не допускаются», мы все помним это время, и ведь тогда ничего страшного не случалось.
Есть и технические моменты. Например, сейчас выходит очередная часть наших «Трех богатырей», ограничение по возрасту — «6+», хотя, вообще-то, достаточно было бы «0+». Возрастная маркировка, во-первых, лишает возможности пятилетних детей посмотреть мультфильм, а во-вторых, сокращает наши возможности по продвижению. Фильмы с плашкой «18+» рекламировать нельзя вообще. Поэтому думаю, что на данный момент самый оптимальный вариант ограничения — «16+» и «18+».
Еще один момент — перед показом фильма в течение 10 секунд мы должны демонстрировать плашку с указанием возрастного ограничения. Все это время зритель сидит и скучает, что негативно сказывается на последующем восприятии кино. А когда единственным носителем была дорогая кинопленка, эта мера также приводила к значительным затратам кинопрокатчиков, вынужденных записывать плашку на десятки тысяч носителей. Десять секунд — это очень много: есть рекламные ролики, длящиеся пять секунд. А кружочек с цифрой «6+» мы воспринимаем за одну секунду.
Мэри Назари, генеральный директор сети кинотеатров «Пионер»:
— На сегодняшний день непонятно, с чем коррелируют существующие возрастные ограничения. Может быть, имеет смысл сделать так, чтобы они соотносились с возрастом дееспособности, указанном, в частности, в Уголовном кодексе. В этом была бы хоть какая-то логика. Разбивка по возрастам, возможно, и нужна, но она должна быть обоснованной. Другой момент — есть фильмы, для которых ограничения необходимы, но есть и такие, в которых не все настолько просто, как может показаться. Например, документальный фильм величайшего режиссера Терренса Малика «Путешествие времени», рассказывающий о происхождении Вселенной. Из-за того, что динозавры ведут себя в нем довольно агрессивно, лента сначала получила маркировку «16+». А это между тем учебный фильм об эволюции. Поэтому считаю, что в случае спорных решений нужно собирать комиссию, в которую, помимо людей из Министерства культуры, входили бы психологи, педагоги, люди, которые непосредственно общаются с детьми и понимают, как и на что они реагируют. Может быть, в эту комиссию стоило бы, как это делается во Франции, приглашать детей и подростков. Поверьте, они прекрасно во всем разбираются, так как имеют доступ к очень разной информации.
Елена Драпеко, первый заместитель председателя комитета Государственной думы по культуре:
— Мне кажется, что вопрос, скорее, не о возрастных цензах, а о том, кто принимает решения и на каком основании. Сегодня мы защищаем детей от табакокурения. А значит, Василий Теркин, с его фразами о махорке и ее необходимости на фронте, попадает в список запрещенных персонажей. И от Александра Сергеевича Пушкина с его «Выпьем, добрая подружка / Бедной юности моей, / Выпьем с горя; где же кружка?» детей тоже нужно оградить до 16 лет? Детей защищать нужно, но важно решить, кто этим будет заниматься. Я считаю, что когда решения принимаются на основании административных регламентов, как это происходит сегодня, чиновник становится машиной, функцией. А с искусством должны работать не машины, а люди, которые на основании жизненного опыта могут сказать, навредит ли то или иное произведение ребенку или нет. Думаю, в этом нам могут содействовать профессиональные сообщества, творческие союзы. Например, Союз театральных деятелей мог бы помочь в маркировке детских спектаклей. У нас, напомню, есть поручение президента переложить часть государственных функций на общественные организации. Всю тонкую работу, которая касается экспертных решений, нужно поручить именно им.
Георгий Исаакян, художественный руководитель Московского детского театра имени Наталии Сац:
— Я считаю, одна из проблем — что этот закон принят как универсальный в среде, которая состоит из сильно разнящихся частей. Телевидение, кино, мультипликация и литература — это совершенно разные сферы культуры, и они не могут регламентироваться одними и теми же инструментами.
Более конкретно о том, как действует закон у нас. С одной стороны, в театре удалось создать территорию страхов и доносов. При мне великий режиссер Кама Гинкас вынужден был писать объяснительную в департамент культуры Москвы из-за того, что какая-то зрительница пожаловалась на то, что в спектакле «Свидетель обвинения» судья курит. С другой — закон не работает. У меня во время новогодних каникул будет по шесть спектаклей в день, в зале — 1100 мест. Как в такой ситуации проверить соответствие пришедших маркировке? Наконец, что нам проверять? Свидетельство о рождении?
Кроме того, представьте ситуацию: спектакль «6+», но на него пришли родители с детьми, одному из которых семь, а другому пять. Что мы должны им сказать? «Со старшим проходите в зал, а младшего оставьте на морозе?» Плюс к этому, многие приезжают к нам из других концов Москвы, а кто-то и из дальнего Подмосковья, на автобусах. Нам их разворачивать?
Мало того, маркировка детского искусства с шагом в шесть лет бессмысленна. У нас есть внутренняя маркировка с шагом в два года: произведения для двух-, четырех- и шестилетних — совершенно разные. Родителям существующие возрастные ограничения ничего не объясняют. Когда я покупаю игрушку и вижу, что она предназначена для детей до трех лет, то понимаю — в ней есть мелкие запчасти, которые ребенок может проглотить, что небезопасно. Но если шаг в шесть лет, мне, как родителю, это не дает никакого инструментария.
К тому же каждая сфера должна регулироваться отдельно: театр, литература, кино — и это должно делаться грамотно. Когда включаю для своего ребенка «Войну и мир», и фильм начинается с маркировки «18+», свет меркнет в глазах. Классика-то что нам плохого сделала?
Сергей Безруков, художественный руководитель Московского губернского театра:
— Мы в нашем театре сами для себя определяем, какое возрастное ограничение поставить тому или иному спектаклю, более того, мы приглашаем на прогоны и взрослых, и детей, чтобы понять, кому это действительно интересно. Кстати, все дети очень разные. Сейчас мы провели первый Международный большой детский фестиваль, в жюри вошли дети от 8 до 18 лет. Они сами решали, какой спектакль им понравился, какой — нет. В жюри были девочка и мальчик, оба восьми лет. По поводу постановки Большого театра кукол из Санкт-Петербурга их мнения диаметрально разделились. Спектакль по произведениям живописи, в нем говорилось о Ван Гоге, Шагале. Парень в восторге, так как был воспитан на живописи, а девочке не понравилось, потому что она в этом ни в зуб ногой.
Больше того, считаю, ответственность за то, что читает и смотрит ребенок, должны принимать родители. Я играю спектакль «Хулиган. Исповедь» по Есенину. И Сергей Александрович у меня там без купюр, то есть нецензурная лексика присутствует. Для меня это жесткий критерий, на основании которого я устанавливаю запрет. Ценз: «18+». Но представьте ситуацию: выхожу на сцену, и вижу в первом ряду ребенка, которому от силы лет семь. Думаю: «Люди, вы что, с ума сошли, ведь стоит маркировка». При этом смотрю — полный зал, люди пришли посмотреть спектакль. И подходя к самой страшной фразе «Пей со мною, паршивая сука», жестом показываю родителям, чтобы они прикрыли ребенку уши. И они прикрывают.
Мне кажется, господа взрослые должны взять на себя эту замечательную функцию — ограждать детей от того, что им не нужно. Вместо того чтобы разговаривать с детьми, они ссылаются на эти маркировки — «18+», «16+», «12+». Пойди сам в кино, на спектакль, посмотри и решай, стоит это видеть твоим детям или нет, не закрывайся от них, а будь с ними постоянно в контакте.
Думаю, под запретом должно быть только то, что имеет маркировку «18+», а по поводу остального взрослые пусть сами принимают решение, разрешать или нет.
Георгий Василевич, директор Государственного музея-заповедника А.С. Пушкина «Михайловское»:
— Как приятно слушать, что говорит немаркированное поколение. Скажите, кто перечитывал во взрослом возрасте Андерсена своим детям и внукам?! Это же потрясение. Кстати, это касается и пушкинских детских сказок. Вообще все русские сказки, которые рассказываются ребенку, — первый шаг к воспитанию души человека, его принадлежности к этому миру. Через сказки, через первые страшилки, нужно переступать для того, чтобы сформироваться как личность. Но ребенок — существо удивительное: в разном возрасте он пропускает через себя определенную информацию и воспринимает ее в соответствии с теми внутренними, глубокими механизмами, которые позволяют ему считать Андерсена добрейшим, милейшим писателем, пока он не становится взрослым. Без этого опыта жизнь человека просто не состоится. Кстати, если просто смотреть на эти запретительные значки, а сегодня многие дети в первую очередь смотрят, то эта маркировка «12+», «16+» — это крест на поколении двенадцатилетних, шестнадцатилетних. Можно же и так прочесть, в конце концов. Я поддерживаю точку зрения, которая предполагает ввести меньшее количество маркировок. Время меняется, меняется восприятие, и литература, которая вчера казалась чем-то ужасным, сегодня — естественная и не пугающая часть культурного ландшафта.
Конечно, есть книги, чтение которых без семьи невозможно. Читали каждому из нас, кому-то больше, кому-то меньше. Каждый раз, когда дети слушают, они задают вопросы: «Зачем герой так поступил? Он правильно сделал? Почему?» Нет ничего увлекательнее и радостнее, чем пройти эту дорогу со своими детьми. Поэтому я считаю, что если можно не запрещать, то и не нужно. Педагогика доверия — это лучшая педагогика. Педагогика совместного прохождения пути — это то, без чего не вырастет ни настоящий мужчина, ни настоящая женщина, ни гражданин, ни просто неравнодушный человек.
Надежда Михайлова, генеральный директор Объединенного центра «Московский дом книги»:
— Сегодня на полках «Московского дома книги» 230 000 наименований книг. Из них 30 000 — детские. И подсказать родителям, что и в каком возрасте читать, довольно сложно. Например, мой трехлетний внук читает такие книги, к которым некоторые дети не притрагиваются и в пять лет. В каждой семье все по-своему. Родителям или бабушкам с дедушками всегда виднее, что нужно читать их детям или внукам. К нам идут люди с конкретным пониманием того, что они хотят купить. Как правило, они расспрашивают о новинках в той или иной категории. При этом у нас около семи возрастных градаций, позволяющих родителям сориентироваться, какую книгу стоит купить ребенку. И о категории «12+». Это подросток? Сегодня подростковый возраст снизился, и продвинутые детишки читают книги, которые какой-то ребенок в 12 лет не прочитает. За границей это называется young adult.
А вот «18+» — это понятно. Для нас, например, это книги, которые мы получаем запакованными, в целлофанированной обложке, которую никто младше этого возраста не посмотрит: на такую литературу мы должны спрашивать документы. Более того, есть сайт, на котором есть список запрещенной литературы, там несколько сотен названий, которые менеджеры должны просматривать при заказе книг. Это произведения с порнографическим содержанием, пропагандой насилия и т.д. Мне кажется, что этого достаточно.
Мария Веденяпина, директор Российской государственной детской библиотеки:
— Мы говорили о кино, театрах, в которых довольно сложно устроить какое-то разбирательство, скандал. А в библиотеках это происходит постоянно. Например, в Ставропольском крае из библиотек изъяли все книги Есенина и Набокова. Степень этой глупости и абсурда может быть бесконечной. В начале текущего года в одной из библиотек Подольска библиотекарь не смог выдать «Повесть о настоящем человеке» маме с мальчиком, который учился в седьмом классе: на книге стояла маркировка «16+». И таких случаев множество, ведь все библиотеки Российской Федерации должны исполнять этот закон. К нам могут прийти представители прокуратуры или Роскомнадзора и поинтересоваться: «А почему у вас книги «0+» и «16+» находятся рядом?» Согласно законодательству эти издания должны находиться на расстоянии 100 метров друг от друга. Представьте себе наши сельские библиотеки. Это крохотные помещения, у которых вся площадь зачастую — 100 метров. О каком разделении можно говорить?
Нужен один ограничительный возраст, «16+» или «18+», а все до того должно носить рекомендательный характер.
0
14.96
