На экраны мира вышла картины "Get On Up" ("Путь наверх"), которую спродюсировал легендарный музыкант Мик Джаггер. О том, за что он любит кино, как выстраивает отношения с аудиторией на концертах и что помогает ему, несмотря на бешеный жизненный ритм, всегда знать, в каком городе он находится, сэр Мик рассказал "Огоньку"
В 71 год сэр Мик Джаггер — рыцарь британской короны и король рок-н-ролла — гастролирует со своим ансамблем Rolling Stones, демонстрируя такую неутомимость, что и не снилась его молодым подражателям. А еще он занимается кино: в прокат вышла биографическая картина "Get On Up" ("Путь наверх"), которую продюсировал Мик Джаггер, которая рассказывает о легендарном американском чернокожем музыканте Джеймсе Брауне.
— Конечно, помню! Но я до этого с ним встречался, мы даже потусовались вместе. Так что он мне был не совсем чужим. И я знал, что это за такое шоу. Когда вам 21, вам все пофигу. Вы бесстрашны!
— В фильме есть сцена, когда вы, молодой Джаггер, стоите за кулисами, когда выступает Браун...
— А вот этого никогда не было!
— В реальной жизни Браун как-то повлиял на вас, вдохновил?
— Безусловно, он был одним из величайших исполнителей. У него был талант на все — на тексты к песням, на их интерпретацию. Он очень повлиял на меня. В первую очередь своей неуемной энергетикой на сцене, тем, что он выкладывался там на все 100 процентов. И тем, как разогревал аудиторию. Он мог делать со зрителями все, что хотел. Опять же он постоянно пробовал что-то новое, что тоже произвело на меня колоссальное впечатление.
— И как все это накладывается на вашу роль продюсера фильма о Джеймсе Брауне?
— Ну, у меня в работе над фильмом было много ролей. И не всегда чисто творческих, а часто деловых. Во-первых, нужно было добиться того, чтобы сценарий довели до кондиции. Сценарий был вполне хорошим, но что-то я хотел изменить: ускорить действие, усилить некоторые персонажи. Не все, что делает Браун, вызывает симпатию, но я хотел, чтобы зритель болел за него. Я также пристально следил за тем, чтобы актеры играли достоверно, и, конечно, за тем, какие песни Брауна были использованы в фильме. А еще я был вовлечен в окончательный монтаж картины — так что забот хватало.
— Долгое время права на фильм о жизни Брауна были у другого продюсера. Вам пришлось за них побороться?
— Да, я вышел на ринг. Пока Браун был жив, было очень трудно делать фильм о нем. Ему многое не нравилось. Мол, слишком много негативного. Я, конечно, могу это понять. Потом пришлось иметь дело с его наследниками, а их столько! Могу сказать, что было трудно. На определенном этапе мне предложили более простое решение — сделать документальный фильм о Брауне, но утро вечера мудренее, и наутро я решил, что все-таки буду делать художественный фильм.
— О режиссуре подумывали?
— Режиссура... Не знаю. Это тяжелая работа — ставить фильм. Первым приходишь на работу, последним уходишь. Не уверен, что это для меня.
— Близки ли вам метания вашего героя: "Понимают ли меня, понимаю ли они, что я делаю на сцене?" Вы через это проходили?
— В фильме?..
— В жизни...
— Нет. Таких внутренних монологов я никогда не произносил. Этот фильм не о моей жизни. И я о ней не говорю.
— А если кто-то захочет сделать фильм о вашей жизни, что именно вы предпочли бы оставить за кадром?
— Вот это вопрос... Если уж такое произойдет, я бы тоже не хотел, чтобы преобладал негатив. Как и в случае с Джеймсом Брауном, когда мы могли, но не стали концентрироваться на отрицательных аспектах его характера. Такого же подхода я хотел бы и в фильме обо мне. Не потому, что я хочу выглядеть слишком хорошим. Просто на негативном легче всего зациклиться.
— Коль скоро вы играете в кино и продюсируете фильмы, кто сформировал ваши представления о том, каким должно быть кино, кто влиял на вас?
— Когда я был молодым, я любил смотреть фильмы Куросавы. Я думал, что в некотором роде я интеллектуал. Одна из первых иностранных картин, которые я посмотрел, была "Нож в воде" Романа Полански. В школе у нас было некое подобие киноклуба. Так что меня вдохновляли иностранные фильмы. Ну, конечно, и английские картины того периода. Не могу сказать, что я был крупным кинофилом, но в молодые годы я насмотрелся хорошего кино.
— А из недавнего?
— Мне нравятся фильмы Ридли Скотта.
— Вы также снимались в кино как актер. Что вам нравится в актерском деле?
— Я чувствую себя очень счастливым на съемочной площадке. Выступать перед живой аудиторией совсем другое дело. К съемкам в кино нужно тщательно готовиться. И если ты готов, то все получается. На сцене ты часами, и у тебя колоссальный прилив адреналина. В кино иное — сцены не слишком долгие. Там совершенно иная художественная дисциплина. Вы создаете образ по заранее написанному, но кроме того, что вы подчиняетесь тексту, вы создаете нечто совершенно свое. Что не было написано именно для вас, но вы сделали это своим. Так что я люблю играть в кино. Но, к счастью, я не должен жить от роли к роли. Мне много предлагают сниматься, но мало что из этого интересно. Профессиональным актерам приходится труднее. Они должны сниматься в совершеннейшем барахле. А у меня есть возможность не принимать участия в плохих картинах. Время от времени я решаю сняться в чем-то довольно странном, но для меня интересном.
— Можете сравнить кино со сценой?
— Когда выходишь на сцену, никогда не знаешь, как все развернется, куда пойдет. Может произойти масса неожиданных вещей. И это всегда не то, что ты ожидаешь. Вроде те же песни, что и вчера, но место другое, люди другие. И каждая аудитория как новый человек, которого музыка и слова должны зацепить. Тебе нужно, чтобы возникли отношения с этой аудиторией, чтобы они работали. Ты должен быть им другом, ты должен возбудить этих людей, ты должен их взять с собой в путешествие. Это очень интенсивные отношения на два часа. Для них и для тебя самого.
В кино игра более интимная. А на театральную сцену я выйти боюсь. И никогда не пробовал. Я привык работать с большими аудиториями. А там, в театре, должна быть колоссальная отдача для того ограниченного количества людей, которые пришли на постановку. В кино же ты играешь для себя и, может быть, пары других актеров.
— От кино к музыке. Сейчас вы работаете так же напряженно, как всегда?
— Не знаю, когда остановлюсь. Продолжаю работать.
— Можете назвать момент, когда вы решили стать профессиональным музыкантом?
— Мои родители не хотели, чтобы я был в шоу-бизнесе. В те времена шоу-бизнес был не в чести. Но в один прекрасный день я решил бросить колледж и не просто играть рок по уикендам, а заниматься этим все время. К тому времени я уже записал пластинку.
— Вы активно выступали против апартеида в Южной Африке. Считаете, что артисты должны участвовать в политической деятельности?
— Меня особенно злит неравенство в области элементарных вещей, необходимых для выживания. Мы тратим массу времени и сил на всякие диеты, иногда даже перестаем есть. А стоит обернуться, как увидишь детей, которым есть нечего! Перелистаешь журнал — на одной странице ожирение, на другой истощение от голода. Как такое возможно в том малом мире, в котором мы живем?! Сделай что-нибудь, чтобы изменить ситуацию! Демократия тем и хороша, что каждый может в ней участвовать. В Америке, похоже, люди шоу-бизнеса в политику идут чаще, чем в иных странах. Некоторые даже становятся президентами и губернаторами.
— Но и бывший премьер Великобритании Тони Блэр выступал на сцене...
— Да, он был в рок-ансамбле...
— Хорошем?..
— По его собственному признанию — не очень. Но в этом нет ничего дурного.
— Люди проявляют не всегда здоровое любопытство к частной жизни артистов...
— Люди не всегда могут видеть разницу между вашей сценической персоной и тем, кем вы являетесь в реальной жизни. Вы думаете, что Кларк Гейбл был в реальной жизни таким, как на экране? Или Джек Николсон? Конечно, кое-что из вашей экранной жизни переходит в частную. Но все же не надо путать эти вещи.
— Когда королева Великобритании пожаловала вам рыцарское звание, сэр Мик, что вы чувствовали?
— Но я ведь не работал на эту цель. Однако, когда вам делают приятное, нужно принимать это с благодарностью.
— Можете назвать какой-то из своих концертов, который вам особенно запомнился?
— Однажды мы выступали в Италии в Circus Maximus, на арене, которой 2 тысячи лет. А кругом были древние постройки, какие-то средневековые здания. Все было освещено как-то по-особому. Это было незабываемо! Еще мне понравилось играть на пляже в Рио-де-Жанейро. Это было круто!
— Rolling Stones славится своим особым звуком и стилем. Откуда все это, где музыкальные корни?
— Корней много, и они разные. В разных формах музыки. В особенности в блюзе и ритм-энд-блюзе. Мы такую играли в наши ранние годы в клубах. Да и сегодня не потеряли связи с этими стилями. Были, правда, времена, когда мы об этом забывали, но это было ненадолго. Рок-н-ролл только один из видов музыки, которую мы играем. Нам не чужды и другие — кантри, ритм-энд-блюз. Но стилистически мы никогда не теряем связи со своими корнями.
— Вы помните, когда впервые запели свою собственную песню?
— Лет в 19, я думаю.
— Вы много разъезжаете. Как удается не теряться во времени и пространстве?
— А я всегда пишу на зеркале в ванной, где я.