Долго и счастливо в России традиционно живут только герои сказок, но в последние десять лет и у обычных граждан продолжительность жизни росла. Подчас по причинам почти сказочным: например, выяснилось, что переключение с водки на пиво ежегодно спасает сотни тысяч мужчин. Однако рост тревожности в кризис способен перечеркнуть позитивный тренд.
Кривая смертности — одна из по-настоящему уникальных российских характеристик. В наши дни 20-летний россиянин с вероятностью примерно 67% доживет до 60. В 2003 году вероятность составляла 53%, а в 1994-м — и того меньше. Но к кризису 1998-го она превысила 60%, а в 1964 году достигла 74%. Подобных "пируэтов", по выражению независимого консультанта-демографа, в прошлом сотрудника департамента экономических и социальных вопросов секретариата ООН Сергея Иванова, показатели смертности не совершали ни в одной стране мира. Разве что на Украине траектория была похожа, но амплитуда была не такой сильной. В Польше смертность мужчин, выросшая было в 1970-1980-х, сокращается уже лет двадцать, и сейчас шансы у молодых людей дожить до 60 лет больше 80%. В США они выше 83% уже четверть века.
В России же смертность начиная с 1965 года приняла, по словам Иванова, "волнообразный характер": за полвека наблюдалось три цикла ее роста и падения (см. график 1). Рост с 1965 по 1985 год, затем резкое сокращение в 1986-1989-х, во время антиалкогольной кампании, новый рост в период реформ, новое падение после адаптации общества — в 1994-1998-х, и опять рост — до 2003 года. Устойчивое сокращение продолжается с 2004 года. Более того, по данным, которые в конце февраля со ссылкой на предварительные оценки Росстата обнародовала министр здравоохранения Вероника Скворцова, в 2014 году продолжительность жизни в России впервые в истории достигла 71 года: 76,5 у женщин и 65,4 у мужчин (официальные оценки Росстата должны быть опубликованы в июне).
"Нынешний период снижения смертности длится дольше, чем предшествовавшие. Это вселяет долю оптимизма. Но при оценке этой тенденции следует иметь в виду, что смертность в России находится на запредельно высоком уровне. Можно говорить, что она снижается целых десять лет и темпы ее снижения вдвое, а то и втрое выше, чем исторические темпы снижения смертности в развитых странах. Но уровень, с которого началось это снижение у нас, был настолько высоким, что говорить о каком-то приближении нас к ним даже в перспективе еще рано,— подчеркивает Иванов.— И, что важно с точки зрения человеческого развития, в общем-то бессмысленно обсуждать экономический рост или уровень образования, если многие умирают в возрасте, который считается возрастом расцвета человека".
Пиво и революция
Одна из главных причин высокой смертности граждан банальна: по оценкам, которые приводит Иванов в статье "Сбережение народа", вошедшей в доклад Аналитического центра при правительстве РФ о человеческом развитии в России за 2014 год, в последние десятилетия до 30% мужских смертей и 15% женских составляли "алкогольные потери". Это не только смерти от алкогольных отравлений — статистика фиксирует их не так много,— но и связанные с алкоголем состояния: у мужчин в первую очередь смертность от внешних причин (суициды, убийства, ДТП...), у женщин — от ишемической болезни сердца. При этом примерно 42% роста продолжительности жизни мужчин в 2003-2012 годах и 34% женщин связано со снижением смертности, ассоциированной с алкоголем.
Ростом и падением потребления алкоголя в той или иной степени объясняются почти все колебания российской смертности за полвека, включая рост в советское время, с 1965 по 1985 год. К середине 1960-х население стало пить втрое больше, чем сразу после войны, когда на человека приходилось 1,9 литра алкоголя в пересчете на чистый этанол (самогон не в счет), а к 1979 году учтенное потребление увеличилось до 10,6 литра (см. "Демоскоп" N263-264, 2006). Новый всплеск смертности в начале 1990-х тоже был связан не просто с тяжелым "периодом реформ", а с ростом потребления алкоголя (см. график 2). А антиалкогольная кампания Михаила Горбачева, которая с самого начала стала предметом насмешек, спасла 1,2 млн жизней.
Однако у тренда, появившегося в 2004 году, есть некоторые особенности. В пересчете на чистый этанол объем выпитого действительно снижается — с 16,1 литра в 2003-2005 годах до 15,1 литра в 2008-2010-х (последние доступные оценки ВОЗ, учитывающие нерегистрируемое потребление), но, возможно, важнее, что в 2000-х изменился сам тип потребления алкоголя.
"Молодежь выбирает пиво. В старших поколениях россиян тип потребления остается прежним, а новые уходят от водочной культуры и "ударных доз". Это долговременные, поколенные изменения,— подчеркивает научный руководитель Центра демографических исследований РЭШ Владимир Школьников.— Я не встречал доказательств, что пиво как-то влияет на смертность. Может быть, и влияет, но это несопоставимые вещи".
Школьников указывает еще на один фактор: "Наряду со снижением смертности от внешних и алкогольно-зависимых причин с 2004 года происходило снижение смертности людей пожилого возраста от сердечно-сосудистых заболеваний. Особенно женщин, и особенно от инсульта. Это совершенно новая черта, которая связывает снижение смертности последнего времени с тем, что называют сердечно-сосудистой революцией".
"Сердечно-сосудистые заболевания считались естественным атрибутом старости, результатом дегенерации организма, с которой невозможно бороться,— объясняет Школьников.— На этом даже основывалась теория, что продолжительность жизни во всех странах со временем станет примерно одинаковой и что некоторые уже достигли потолка. Но в 1980-х годах оказалось, что смертность в старших возрастах можно снизить, и очень сильно. И в 60 лет, и в 80, и даже в 90. Однако бывшие социалистические страны еще долго оставались в стороне от этого процесса. В Восточной Европе смертность от сердечно-сосудистых заболеваний стагнировала на высоком уровне, в России и других странах бывшего СССР повышалась".
"То, что произошло после 2003-2004 года, то есть не только "алкогольные колебания", которые характерны для России, но и начало снижения сердечно-сосудистой смертности в старших возрастах, очень сильно зависит от состояния здравоохранения, медицины, доступности довольно дорогостоящих методов диагностики и лечения, профилактики. Зависит от того, что появились эффективные медикаментозные средства борьбы с атеросклерозом, повышенным артериальным давлением и тому подобные вещи. Что появились малоинвазивные операции,— перечисляет Школьников.— Это очень важная новая вещь, и из-за того, что она так тесно связана со здравоохранением и медициной, вызывает особую тревогу то, что сейчас идет довольно ощутимое снижение финансирования здравоохранения".
Народ в депрессии
Однако снижение финансирования здравоохранения (проект поправок к федеральному бюджету, опубликованный Минфином в начале марта, предполагал сокращение на 8%) не единственная угроза продолжительности жизни. Угрозу составляет экономический кризис, усиливающий уже привычное для России избыточное неравенство. Зарубежные и российские исследования подтверждают, что неравенство влияет на рост заболеваемости, уровень преступности, рождаемость и смертность, рассказывает старший научный сотрудник лаборатории сравнительных исследований массового сознания ВШЭ Алла Салмина.
После предыдущего кризиса, напоминает она, неравенство в России сократилось, но "в рамках статистической погрешности (коэффициент Джини снизился с 2008 по 2013 год с 42,1 до 41,8)" и "исключительно" за счет роста социальных выплат и пособий — "изменений, связанных с ростом среднего класса, ростом доходов от предпринимательской деятельности, не произошло". Сейчас возможностей для перераспределительной политики меньше, поэтому "нынешний кризис, безусловно, создает риски углубления неравенства", а в отсутствие социальных лифтов неравенство демотивирует: "Человек понимает, что, какие бы усилия он ни предпринимал, он все равно честным трудом не достигнет того же уровня, как его ровесник, имеющий связи. В результате у людей опускаются руки".
"Когда мы говорим о смертности от внешних причин, мы говорим, по существу, о следствиях того, что люди не чувствуют перспективы, не видят возможностей карьеры, не ощущают безопасности жизни, ее надежности, не могут ею управлять,— соглашается Иванов.— Отсюда и неудовлетворенность своей жизнью, и представление о низкой ценности человеческой жизни. Это отражается как на отношении к своему здоровью, так и на отношении к жизни других людей". Он полагает, что низкая социальная мобильность негативно сказалась еще в советское время: "Отсутствие рынка жилья, затрудненный переезд из одного места в другое — вероятно, эти факторы, определяя то, что мы называем русским характером, обусловили особенности поведения, которое и сейчас не изжито".
Правда, в тучные годы экономическая стабильность и постоянный рост доходов способствовали улучшению психологического состояния. По данным РАНХиГС, влияние стрессовых факторов (одиночество, усталость, страх перед будущим) снижалось вплоть до 2013 года. В начале 2000-х неопределенность будущего тревожила более 90%, в 2010 году, как рассказывает директор Центра социально-политического мониторинга РАНХиГС Андрей Покида,— 68,6%, а в 2013-м — 56,5%. "Я сомневаюсь, что этот тренд сохранился сейчас, в данной ситуации. У многих состояние меняется в худшую сторону",— добавляет он.
Это предположение подтверждает директор "Левада-центра" Лев Гудков: "Мы не измеряем уровень тревожности как отдельный индикатор, но мы время от времени задаем вопросы об их страхах, настроении, ожиданиях от ближайшего будущего и т. п.— все это вместе дает нам возможность проследить динамику. Уровень тревожности резко вырос в конце осени, рост чуть-чуть приостановился в январе, в феврале рост продолжился. На вопрос "Стала ли за последний год жизнь в вашей семье лучше?" только 9% отвечают утвердительно, а 45% говорят, что стала гораздо хуже. И в ответах на проективные вопросы — о том, чего люди ждут через год,— настроения тоже довольно мрачные".
"Напряженность, которую ощущает население перед кризисом и в момент кризиса, разрешается, как правило, в росте агрессии, как внутренней, так и внешней: в росте алкоголизма, преступлений, самоубийств, психических и сердечных болезней. Некоторый их всплеск, я думаю, будет, но пока рано об этом говорить: вспышки агрессии происходят не во время самого кризиса, а на выходе из него,— объясняет Гудков.— Если смотреть по официальной статистике преступности, то с лагом примерно в год. 1991 год дал вспышку таких явлений социальной патологии в 1992-м, а 1998-й — в 1999 году".