ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Фев. 21, 2020

Вторая история к Беларуси прямого отношения не имеет. Примерно в это же время был у меня разговор об Украине с одним коллегой. Я ему рассказывал про свои впечатления от Киевского военно-исторического музея, где Иван Мазепа представлен наравне с Богданом Хмельницким, а рядом развернута выставка, посвященная одному из генералов армии Украинской народной республики, воевавшему под началом Симона Петлюры. Причем это не случайность, а серьезная тенденция, связанная с общественным мнением, на которую реагируют власти и элиты, в том числе и военные. А он мне говорил про то, что все это ерунда, рябь на воде. А главное — что некие российские бизнесмены, связанные с государством, покупают стратегические активы на востоке Украины, и, значит, скоро Россия будет рулить украинской экономикой.

Разумеется, экономика важна, но в политических процессах важнее другое: о чем люди думают, как выражают свои эмоции, почему принимают те или иные решения. И здесь очень важно не следовать устаревшим стереотипам, а стремиться гибко реагировать на меняющуюся ситуацию. В российском сознании Беларусь до сих пор — все та же советская Белоруссия, братская республика, младшая сестра великой Руси. И когда получается, что Александр Лукашенко вовсе не собирается не только объединяться, но и всерьез интегрироваться с Россией, то у многих возникает (или возник еще раньше) сильный диссонанс.

На самом деле Лукашенко не желает интеграции (включающей пост Президента Союза России и Беларуси, структуры союзной исполнительной власти, общий парламент, единую валюту) уже два десятилетия. То есть с того момента, как стало ясно, что у него нет никаких шансов стать президентом единого государства: при Борисе Ельцине Лукашенко стимулировал интеграционные процессы, рассчитывая именно на такой сценарий. Не для того он создавал свой авторитарный режим, чтобы отдать России власть в своей стране. Но тогда, в начале нулевых, Лукашенко прикрывал нежелание объединяться громкими словами о необходимости интеграции, обвиняя в ее неудачах российских чиновников. В то время еще советское по духу белорусское общество было готово к объединению — причем не столько с реальной, уже рыночной к тому времени Россией, сколько с наследницей бывшего СССР. Сейчас же Лукашенко уже не надо носить маску интегратора: он уже давно выступает в роли «отца-основателя» независимой Беларуси.

И здесь есть важный нюанс. В России критики Лукашенко (а их становится все больше) считают, что он сознательно стимулировал усиление белорусской национальной идеи для легитимации своей власти. Это часть правды, но не вся правда. Не менее значимо и то, что Лукашенко адаптировался к запросам постепенно меняющегося белорусского общества, на которое оказывают влияние не только объективная смена поколений, но и другие факторы. Один из них — поиск собственной идентичности, который привел к выстраиванию белорусской версии истории, в которой находится место и полоцким князьям, и правителям Великого княжества Литовского, и деятелям Речи Посполитой.

Конечно, важной частью белорусской «самости» остается Великая Отечественная война, но она воспринимается несколько иначе, чем в современной России. В Беларуси полностью доминирует представление о ней как о великой трагедии — тем более что жертвами стало около четверти населения страны. Лукашенко как опытнейший политик (образ «простого мужика» уже давно мало кого вводит в заблуждение) использует эти представления в своих интересах. В прошлом году он даже заявил, что ни Отечественная война 1812 года, ни Первая мировая, ни Великая Отечественная — это «не наши были войны», имея в виду, что белорусы не были причастны к большой политике, с которой было связано начало этих войн. И тут же заговорил о том, что теперь Беларусь наконец-то сама определяет свою судьбу — в отличие от предыдущих столетий. Вряд ли в Москве были довольны такой трактовкой истории и современности. Да и риторика типа «можем повторить» в Беларуси популярностью не пользуется: повторять трагедию не собирается никто.

Другой фактор — близость к Западу. Если в странах «старой Европы» велик евроскептицизм, то неофиты с энтузиазмом стремятся на Запад. Можно вспомнить только что прошедшее голосование в парламенте Северной Македонии, где за ратификацию протокола о вступлении в НАТО проголосовали 114 из 120 депутатов — и прозападное большинство, и оппозиция, не так давно выстраивавшая отношения с Россией. Можно вспомнить и крайне неприятную для Москвы атлантическую интеграцию Черногории. Беларусь в НАТО не стремится, но европейская идея завоевывает в ней все большую популярность — тем более что Вильнюс рядом, да и Варшава недалеко.

Борьбу идей Россия проигрывает. Пока она исходила из того, что в ее руках — универсальный нефтяной рычаг, настроения в соседней стране менялись. Что может Москва противопоставить национальной и европейской идеям? Советскую культуру? Но она важна преимущественно для старших поколений. Современный масскульт — от эстрады до сериалов? Но он проигрывает западным образцам, и от него, похоже, устают уже сами россияне. Поиск альтернативных исторических героев? Но граф Муравьев-Виленский, жестоко подавлявший польское восстание в позапрошлом веке и заслуживший у противников прозвище Вешатель, вряд ли может привлечь благосклонное внимание белорусского общества. В отличие от эффектного литовского князя Ольгерда, конный памятник которому с 2014 года стоит в Витебске. Не привлекают белорусское общество и бурные современные реалии ДНР–ЛНР, изрядно дискредитировавшие идею «русского мира».

Сейчас в России распространены представления о том, что нефтяной рычаг все же окажется эффективным и позволит смирить Лукашенко. Не уверен в этом. То же самое лет тридцать назад говорили про хозяйственную зависимость балтийских республик от союзного центра. Потом — о безальтернативности для Украины поставок российского газа. И каждый раз получалось, что вполне логичные экономические аргументы оказывались уязвимыми, а вопросы идей и связанного с ними политического выбора — определяющими дальнейшее развитие страны.