— Наша семья уже полностью перебралась в Москву. Мама переехала сразу после рождения моей старшей дочери Ани. Вместе нам проще. Но я очень часто бываю в родных местах — и одна, и с детьми. Псков — потрясающий старинный город, там очень много близких мне людей: школьные друзья, мои кумовья, отец Андрей, который крестил и Аню, и Машу. А с недавних пор Псковский драматический театр возглавил режиссер Дмитрий Дмитриевич Месхиев, у которого я снималась еще студенткой ГИТИСа. Он несколько раз уже предлагал мне сыграть роль в каком-нибудь спектакле, но никак не складывалось.
Понимала, что просто не хватит времени на серьезный ввод. И вот прошлым летом мы снова встретились с Месхиевым, и он опять завел разговор: «Может, все-таки сыграешь?» Тогда я предложила: «А давайте я лучше как режиссер спектакль поставлю!» Митрий Митрич сильно удивился, когда узнал, что именно я ему предлагаю. Мне давно не давала покоя чеховская «Каштанка», хотелось сделать рок-историю, не для детей, а для зрителей постарше. Месхиев — человек, конечно, рисковый, потому что он сразу согласился. Правда, я предложила, что я сама бесплатно напишу инсценировку и за постановку тоже не получу никаких денег, хотя предлагали, мне оплатят только переезды и проживание. Но отступать мне уже было некуда. С августа по февраль я жила в дороге, а перед выпуском совсем перебралась в Псков.
Проект шел сложно. Быть режиссером — сплошная нервотрепка, ты же отвечаешь за все вокруг: за каждого человека, за декорацию, звук, свет, костюмы, парики. На третьем прогоне случилось ЧП, о котором до сих пор не могу вспоминать спокойно. В спектакле минимум декораций, самая большая из них — это деревянная катушка в два человеческих роста, в которой катаются актеры. И вот за неделю до премьеры это колесо наезжает на руку одному парню и травмирует палец. Актера срочно отправили в больницу. А у меня началась настоящая истерика, по-другому не могу это назвать.
Мне казалось, что мы все делаем неправильно, эта спешка с выпуском спектакля к добру не приведет. А тут еще в больнице сказали, что у актера открытый перелом. Я всю ночь звонила знакомым хирургам в Москву, договаривалась о приеме. Потом поняла, что туплю. Какая Москва? Если делать ампутацию (а мысли были именно такие), то счет идет на часы. Питер намного ближе. Под утро по телефону стала искать хирурга уже в Санкт-Петербурге. Я чуть не поседела за эту ночь. Но через несколько часов пострадавшего отправили в областную больницу, сделали трехсторонний рентген, и выяснилось, что ему поставили неправильный диагноз. Никакого перелома, просто разрыв мягких тканей. Его зашили, и наш парень терпеливо, превозмогая боль, продолжил репетиции.
— Ну, будем надеяться, благодарность земляков за ваш труд как-то компенсирует вам и нервотрепку, и отсутствие гонорара.
— Такой уж повальной благодарности я, кстати, не заметила, но я ее и не ждала. А вот странных разговоров было много. Одни решили: я приехала потому, что меня с позором выгнали из Москвы вместе с детьми. Другие считали, что я преследую какую-то выгоду, хочу отжать себе все главные роли. Смешной случай был в кафе, как раз после первого прогона перед зрителями. Мы обедали с дочками, и вдруг я слышу за спиной: «Ой, да кто такая Пересильд? Бездарность, посредственность!» Ну и еще много чего про спектакль, какое это дерьмо. Сначала не хотела обращать внимание.
Характер у меня резкий, могу не сдержаться. Но с другой стороны, я-то уже услышала, все равно буду об этом думать. Подхожу: «Здравствуйте! Я — Юля Пересильд, раз уж вы про меня, то можно я тоже к разговору присоединюсь? Вы, судя по всему, были на спектакле? Мне очень важно мнение горожан, ваша критика». Нет, говорят, в театре не были. «Ага, значит, можем обсудить мои неудачные киноработы, вы же об этом говорили?» Фиг что они смогли об этом сказать! Помялись-помялись и сбежали. Так что мнения, как видите, были самые разные! Но все равно я очень довольна, что этот спектакль вышел, в Пскове увидели необычный театральный формат, много откликов мы получаем именно от молодых зрителей. А еще так получилось, что премьеру посмотрели и многие профессионалы, в их числе режиссер Алексей Учитель, критик Олег Лоевский, актриса Елена Николаева.
— Подождите, Учитель тоже был на премьере? Вы ведь перестали уже скрывать, что именно он — отец ваших детей. И что Алексей сказал на то, что в семье появился еще один режиссер?
— Дело в том, что никто ничего специально не скрывал, наши дети всегда знали, кто их папа и мама. (Улыбается.) Я по-прежнему не очень люблю об этом говорить, но не отказываюсь от того, что этот человек есть в моей жизни. А по поводу режиссуры Алексей сказал мне очень правильные слова. Что это — очень заманчивая история, и обычно человек, который встает на путь режиссуры, уже никогда не возвращается к своей прежней профессии. Молодец, что он так сформулировал, для меня это был правильный холодный душ. Я думаю, что теперь еще долго не буду ставить. Но верю в то, что у нашей «Каштанки» будет долгая жизнь. Актеры уже готовятся к первым гастролям, недавно нас пригласили на фестиваль «Черешневый лес». Теперь вот думаю, как же привезти в Москву ту огромную деревянную катушку, на которую не могу спокойно смотреть после ЧП с разбитым пальцем. У меня и у самой было много травм, иногда я на них даже не обращала внимания. Но вот ответственность за другого человека оказалась для меня серьезным стрессом.
— Вы так спокойно говорите, что не обращали внимания на травмы. Как это?
— Сто раз падала, разбивалась, резалась, теряла сознание, играла с температурой 40. Да это обычное дело! Однажды во время спектакля «Figaro. События одного дня» сломала указательный палец и лишь через три дня поняла это, когда рука стала опухать. Год назад на премьере «ГРОЗАГРОЗА» в Театре Наций тоже сломала палец — но уже на ноге, и даже не почувствовала. Доиграла до конца и только утром обнаружила, что половина ноги — синяя.
Когда это происходит с тобой, все кажется ерундой, очень долгое время на адреналине себя ощущаешь нормально. Я понимаю, что это неправильно, что я довожу себя до края. В какой-то момент я заметила, что у меня вдруг стал пропадать голос. Я долго не могла понять, что происходит. А потом нашла человека, который делает очень хороший массаж, и он сказал: «Кого же ты играла? Пятый и седьмой позвонки надо вправлять». И опытным путем мы вычислили, что после некоторых конкретных спектаклей — «Солнечная линия», «ГРОЗАГРОЗА» и «Кроличья нора» — у меня действительно вылетают позвонки, от этого голос становится сиплым.
— После таких спектаклей нужно уже в санаторий.
— Знаете, после таких спектаклей хорошо бы просто лечь спать. Но у меня так устроена психика, что я потом еще часов до пяти утра маюсь бессонницей, прокручиваю в голове все, что было сделано не так. На сон остается всего пара часов. Но я уже привыкла жить в таком бешеном ритме. Недавно, например, я снималась во Ржеве. В выходные дни сразу же мчалась в Москву, чтобы хоть несколько часов побыть с детьми. Проверяла уроки, плела косички, мы успевали потусить, сходить по магазинам, в кино, в музеи. А потом, полусонная, я опять садилась в машину и неслась во Ржев.
— А нельзя было с собой взять дочерей, как в Псков?
— У нас там были очень тяжелые съемки, и по погодным условиям, и по бытовым. Я беру с собой детей, только если им там будет комфортно. Но такие съемки бывают крайне редко. Обычно мы работаем в экстремальных условиях. Например, на «Золотой Орде» все время дули пронизывающие ветра, мы даже спали в одежде. Запасались коньяком в местном сельпо, чтобы хоть как-то согреться. Село Золотое в Крыму, куда мы уехали с экспедицией, оказалось довольно мрачным местом. Я даже снимала для дочек видео, как скрипят старые качели и ветер гоняет сухую траву по высохшему бассейну с облупившейся голубой эмалью. Как в фильмах ужасов. Я шутила, что вот если в следующем году будете себя плохо вести, то поедете отдыхать в село Золотое.
— А если они будут себя хорошо вести, куда поедете летом?
— Хочется в Италию, мы никогда не отдыхали в этой стране. Обычно-то мы отправляемся в Грецию или в Испанию. Надеюсь, что летом не буду работать. Очень насыщенный год выдался, уже чувствую, что устала. А еще и зима такая долгая была… Хочется к солнцу, посвятить побольше времени детям, самой себе, просто отдыху. Нужны новые впечатления, книги, фильмы. Ну а пока не начались каникулы, будем выбираться на дачу в Калужскую область, у нас там домик и участок, на котором мы с успехом выращиваем все известные виды сорняков. (Смеется.) Я бы с удовольствием возилась с грядками по колено в грязи, обожаю это, но катастрофически не хватает времени. А еще я бы хотела завести корову, я бы ее пасла, доила, разговаривала с ней. В Швейцарии видела такую красавицу — пегую, огромную, как буйвол, с большим колокольцем. Пока это только мечты, но мне кажется, что и дочкам понравилась бы Муся — это я для коровы уже имя выбрала.
— Юлия, вы не только отца детей раньше скрывали, но и о дочерях говорили очень дозированно. А сейчас Аня и Маша стали звездами: снимаются у Урганта, бывают на премьерах, участвуют в модных показах. Что все-таки изменилось, почему ваша семья сделалась более открытой?
— Пока дочери были маленькие, я старалась, чтобы они поменьше мелькали в прессе. Но сейчас они подросли и сами выражают желание пройтись по красной дорожке, так что глупо говорить: «Нет, только через мой труп!» Да, получается так, что новые правила нам диктуют дети, именно они становятся центром. У нас недавно вышел спор с Аней, она загорелась бальными танцами, а я была против. Для меня этот мир слишком связан с самолюбованием. Но Ане удалось убедить меня, и я вижу, как она счастлива, теперь делаю ей прически перед занятиями, слежу за расписанием и погружаюсь в проблемы бальных танцев. Оказывается, так трудно было найти мальчика в пару! На это понадобилось время.
— Пройдет немного времени, и мальчики понадобятся ей не только для танцев. Как у вас с готовностью отпустить дочь во взрослую жизнь? Или будете ее контролировать?
— Я вообще плохо отношусь к контролю. Как у многих родителей, у меня на телефоне установлено приложение, которое показывает, где находится мой ребенок. Я понимаю, что в наше время это необходимое условие для безопасности и в этом есть плюсы, но что-то подлое в этом все же чувствуется. Ведь дети имеют право на собственную жизнь. В этом кроется такая странная несвобода, продиктованная вроде бы заботой. Но мне не по себе от этого, иногда я отключаю у себя на телефоне эту функцию, а потом снова устанавливаю. Сложно все. Но я бы сама не хотела узнать о том, что кто-то следит за мной и знает о моих перемещениях. Даже из благих побуждений!
— Три девушки в доме — это, наверное, нелегко. Вот когда вы собираетесь с дочерьми куда-нибудь на красную дорожку, к зеркалу выстраивается очередь?
— Быстрее всех, за несколько минут, собираюсь я, потом Маша. Ей лишь бы джинсы удобные были и куртка крутая. А вот Аню приходится ждать подольше, она у нас главная модница. Даже если мы просто собираемся в кино, на обычный сеанс, она перемерит десять нарядов. Мне смешно на это смотреть, потому что я сама никогда так не зависела от вещей и от косметики. В этом смысле я совершенно ненормальная женщина. Если мне не нужно появиться в этот день на светском мероприятии, то я никогда в жизни не положу в свою сумочку губную помаду или тени.
Записная книжка, ручка, сценарий, расческа, таблетки, часы, увлажняющий крем или патчи, чтобы быстро снять припухлость на лице после ночной смены, — вот и все, что я беру с собой даже в поездки. Никакой декоративной косметики в обычной жизни! В моей работе хватает яркого макияжа и на фотосессиях, и на съемках. В мае выйдет новый фильм Сергея Мокрицкого «Черновик», в нем я сыграла женщину, которой триста лет, но выглядит она как голливудская дива, такая немного из времен Великого Гэтсби. Вот там помаду на моих губах можно ломать кусками, настолько все ярко, вызывающе, но очень красиво.
— Признайтесь, но ведь и об этом вы мечтали, когда из Пскова приехали в Москву поступать в театральный?
— Конечно! Я же сделала все возможное для того, чтобы заниматься именно этой профессией и жить именно в этом городе. Может показаться смешным, но я еще в одиннадцать лет интуитивно почувствовала, что могу стать счастливой только в Москве. Тогда мы с моими педагогами приехали сюда на конкурс «Утренняя звезда», и я потерялась на Ленинградском вокзале. Мама, кстати, ничего не знает об этом случае и прочитает впервые в вашем журнале. Не знаю даже, как она отреагирует… Тогда не было никаких мобильных телефонов, чтобы созвониться и найти друг друга. И я целый час простояла под табло отправления поездов. При этом я совершенно не испугалась, не просила помощи, не обращалась в милицию, просто ждала, зная, что меня рано или поздно найдут.
Мне никогда не было страшно в Москве, даже когда потом я приехала поступать в театральный и жила там же, на Ленинградском вокзале, потому что больше было негде. Я всегда говорю своим детям, что сегодняшний день и завтрашний могут быть кардинально разными. Тебе может очень повезти, а может и наоборот. Поэтому каждый день нужно проживать так, чтобы ни о чем не жалеть. Не в смысле того, чтобы спускать все деньги, мыть голову шампанским и объедаться икрой. Но по возможности делать подарки своим близким людям и помогать всем, кто в этом нуждается.
0
25.00
