Женщин-военкоров в зоне СВО можно пересчитать по пальцам. Они всегда в центре событий, работают на передовой — «на нуле». Рассказывают о боевых действиях в режиме реального времени. Вместе с бойцами двигают фронт. Военные общаются с ними на равных. Берут с собой на задания. Потому что знают, что они не подведут. Несмотря на тяжелую экипировку, ежеминутную опасность, не «врубят девочку», не закатят истерику. И покажут в репортажах правду — без прикрас и инсценировок. О своем опыте работы в зоне СВО «МК» рассказала военкор Белла Либерман. Белла родом из Новороссийска, по специальности — журналист и лингвист-переводчик.
— Несколько лет после института я занималась журналистикой, но потом ушла работать в рекламную сферу, — рассказывает наша собеседница. — Была маркетологом, продвигала различные компании. В 2022 году, когда началась специальная военная операция, поняла, что надо помогать фронту. В сентябре, в свой отпуск, отправилась в зону СВО с гуманитарной миссией. Увидела, насколько тяжело людям живется в прифронтовой зоне. Решила, что мой журналистский опыт может им помочь. Стала снимать видео. Рассказывать в своих сюжетах, что людям требуются лекарства, одежда, бытовые принадлежности. Отснятый материал отправляла в различные СМИ.
Одно из изданий предложило Белле поработать на новых российских территориях.
— Я продлила отпуск, потому что чувствовала себя нужной и полезной. На Донбасс я приехала с одним рюкзаком, который взяла у друга-десантника. Вещей у меня с собой не было. Был небольшой запас денег, который быстро закончился. Работать приходилось практически за еду. За выезд на передовые позиции мне платили 4 тысячи рублей. Но материальная сторона как-то отошла на второй план, потому что изначально была цель помочь людям.
Окончательное решение уволиться с основной работы и задержаться на Донбассе Белла приняла после одного из сюжетов о мобилизованном бойце. Когда репортаж вышел в эфир, с ней связались родители парня и поблагодарили за возможность увидеть сына.
Как стрингер Белла работала на различные СМИ. Снимала репортажи из Северодонецка, Рубежного, Южного, из ЛНР. А потом уже ездила по всей зоне СВО.
Как говорит Белла, никакой специальной подготовки она не проходила.
— Всему учились на ходу. Просили ребят-военных, чтобы они показали, как оказать себе первую медицинскую помощь. Потом уже сами на передовой после артиллерийских обстрелов накладывали жгуты раненым бойцам. В зоне СВО всему учишься быстро.
— Из всех родных у меня только мама. Ей уже немало лет, она человек советской закалки. Ее отец, мой дедушка, был участником Великой Отечественной войны. Я тоже не могла остаться в стороне, когда началась специальная военная операция. Мама, конечно, за меня переживает, но и гордится, всячески поддерживает. У меня нет детей, нет семьи. Для меня очень важно оставить след, сделать что-то хорошее для людей.
Белла признается, что она папина дочка.
— Он в свое время научил меня стрелять, управлять автомобилем. У нас в доме всегда было оружие. К сожалению, папы уже нет с нами.
— Приходилось применять оружие?
— Совсем недавно в Курской области мне дали «гладкоствол» на случай, если за нами погонится беспилотник. Этого не случилось. Но если потребуется, конечно, буду отстреливаться.
Сейчас Белла работает в одном из крупных интернет-изданий.
— У нас хорошая экипировка, есть детекторы дронов — устройства для выявления и мониторинга беспилотников. Кроме бронежилета и шлема есть наушники, чтобы в случае близкого разрыва снаряда не лопнули перепонки. Всегда берем с собой на выезды аптечки, что-то на перекус: батончики, орешки. А также большой запас воды. У нас были ситуации, когда вода заканчивалась. Мы экономили каждый глоток. Губы пересохли. Я знаю случаи, когда бойцам, которые долго находились без воды, снились озера, в которых они плавают...
Как говорит наша собеседница, отправляясь на передовую, они иной раз застревали там на неделю из-за обстрелов.
— Жили с бойцами в подразделении, если они готовы были нас принять. Мы со многими ребятами дружим, поддерживаем связь.
Белла вспоминает одну из самых сложных вылазок.
— Это было в Курдюмовке, на Бахмутском направлении. Была зима, командир сказал: «Иди, показывай жизнь бойцов». Я отправилась с разведчиками на задание. Машина нас высадила, и мы с двумя бойцами 6 часов шли под обстрелами. На мне тогда был бронежилет, который весил килограммов 15. Мы очень близко подошли к противнику. Навстречу нам попался боец, который сказал: «Куда вы идете? Там нашей роте досталось». Но задача поставлена, ее надо выполнять. Пошли дальше. Темень, ничего не видно. Там вся территория усыпана минами-«лепестками» и «колокольчиками». Тогда только по темноте можно было ходить.
Как говорит наша собеседница, над ними постоянно летала «Баба-Яга» (украинский тяжелый многовинтовой беспилотник со сбрасываемыми минами).
— Укрывались от вражеского дрона. Я все время падала в грязь. Еще и прилеты минометных мин были. Шансов не выйти оттуда было очень много. В один из моментов, когда над нами снова начал жужжать дрон, я увидела блиндаж. Думаю, надо предупредить, что это свои, если там кто-то есть. Могли ведь и огонь открыть. Сказала: «Пустите, пожалуйста, журналиста». Один из бойцов, который был внутри, очень удивился, сказал: «Журналистов здесь никогда не было. Заходите». И мы переждали у них в блиндаже обстрел.
Как говорит Белла, парень, который их встретил, был родом из Казахстана.
— Мы очень замерзли с бойцами. Он зажег окопную свечу, вскипятил на газовой горелке воду, заварил чай. Мы согрелись. Потом подсказал нам, какой тропой лучше выйти обратно. Слава богу, дошли целыми и невредимыми.
«На Курском направлении было много всего натовского»
Как говорит наша собеседница, всегда невыносимо тяжело узнавать о потерях.
— На Харьковском направлении в нашу группу прилетел дрон, ударил в бойца. Из-за обстрелов мы не могли оттуда выбраться. Потом раненого бойца забрали и нас чудом вывезли. А через несколько дней мы узнали, что вся группа, с кем мы шли, погибла.
В «Военно-медицинском журнале» было отмечено, что 75,5% ранений наши бойцы получают от сбросов и попаданий FPV-дронов. Еще 20,5% травм — в результате прилетов артиллерийских боеприпасов, 4% травм — от пулевых ранений.
— За последний год не было ни одного случая, когда бы мы выезжали на позиции и не встречались с украинским беспилотником.
4 января 2025-го произошла трагедия. Группа журналистов на двух машинах возвращалась из Горловки в Донецк. У машины донецкого журналиста «Известий» Саши Мартемьянова в дороге пробило колесо. Ее пришлось оставить около Пантелеймоновки. И дальше военкоры вшестером поехали уже на Беллином стареньком Hyundai.
— ВСУ устроили в тот день настоящее дронобесие, били по мирным людям, по гражданским машинам, по всем целям подряд. И в нашу машину на трассе ударил дрон.
Белла помнит только яркую вспышку, громкий звук. Ей показалось, что она ослепла или умерла. Она и редактор «Блокнот Донецк» Светлана Ларина выпали на ходу из машины. Саша Мартемьянов, который сидел на переднем сиденье, погиб.
— Мы получили контузии, ранения, были дезориентированы. Ни один детектор не показал дрон, потому что он был высажен дистанционно с большого беспилотника «Баба-Яга». Это был ударный FPV-дрон, от него, к сожалению, пока еще нет спасения. Он молниеносно взлетел и ударил, прошив крышу нашей машины. Сашу поразила мина. Он погиб мгновенно.
Как говорит наша собеседница, кроме дронов большую опасность сейчас представляют мины-ловушки, которые разбрасывают ВСУ с беспилотников.
— Психологи говорят, что человек не может постоянно бояться. Страх притупляется, это защитная реакция организма.
— Да, ты не можешь постоянно бояться, обстрелы становятся рутиной. Но тут важно сохранять баланс. Не терять самообладания, не впадать в панику. Но здоровое чувство страха должно присутствовать. Это естественная реакция человека, основанная на инстинкте самосохранения.
Как говорит Белла, в Донецке, где она живет, сейчас тихо.
— У меня бессрочная командировка начиная с 2022 года. Но я сама выбрала этот путь. Мы живем с коллегой, Димой Григорьевым. Нам так удобнее, мы вместе работаем. И мы хорошие друзья. К нам часто приезжают коллеги. Наша квартира открыта для всех. У нас сложилось свое сообщество. Это Миша Кевхиев, Андрей Гусельников, Филипп Прокудин и многие другие. Среди нас нет конкуренции, мы дружим, делимся контактами, часто вместе ездим на съемки. Все ведь «в одной лодке», делаем одно дело.
— На месте боев остается много подбитой натовской техники. Что-то интересное находили внутри?
— Скорее сама техника была интересной. На Курском направлении, например, меня поразили бронированные «Пежо», которые Франция поставляла Украине для передвижения операторов беспилотников. Наши бойцы эту технику восстанавливают и дальше используют для своих нужд, например для эвакуации раненых.
Как говорит Белла, на Курском направлении вообще было очень много всего натовского.
— Это касалось и техники, и вооружения, и амуниции. Также мы находили сухпайки, которые поставлялись из Новой Зеландии. Попадалась нацистская символика «Азова» (террористическая организация, запрещена на территории России), шевроны Нацгвардии Украины. Там много было подобных лютых подразделений.
На Курском направлении Белла впервые услышала звук вражеского FPV-дрона, который управлялся через оптоволокно.
— Мы быстро спрятались, благо рядом был подвал. Я всегда, когда иду по какому-то маршруту, отмечаю места, где можно укрыться, спастись. Особенно если это ясный день, нет ни дождика, ни тумана. С появлением дронов на оптоволокне опасность увеличилась. Им не страшен никакой РЭБ, они могут работать в зонах с высоким уровнем радиопомех. Дрон-детектор их не определяет.
Военкоры подвергаются риску ежедневно, ежечасно. Их ряды редеют. Недавно, 24 марта, погибли корреспондент «Известий» Александр Федорчак, оператор и водитель телеканала «Звезда» Андрей Панов и Александр Сиркели. 26 марта стало известно о гибели в Белгородской области военкора Первого канала Анны Прокофьевой.
Казалось бы, отвага — не гендерное понятие. Но девчонкам-военкорам нередко приходилось слышать, что «военный корреспондент — не женское дело».
— На мой взгляд, профессия военкора не делится по половому признаку, — говорит Белла Либерман. — Это такая же работа журналиста. Да, конечно, нужна физическая подготовка, чтобы где-то быстро пробежать, пролезть, нести на себе тяжелый бронежилет, технику.
Как говорит Белла, нередко высокие чины, которые заявляют, что военкор — не женская профессия, сами не бывают на передовой.
— Был у меня как-то разговор с солидным военным экспертом в годах, который у меня спрашивал: «Зачем вам ездить в зону СВО?» Я объясняла ему про выбор, про внутреннюю потребность. А потом привела пример. Допустим, вы, опытный человек, скажете бойцам: «Возьмите меня на позицию». С такой же просьбой обращусь и я, девочка 50 килограммов веса, шустрая, быстрая. Как думаете, кого возьмут? Естественно, меня. Потому что при длительном переходе тучный мужчина в возрасте будет создавать бойцам определенные проблемы и при ранении его сложнее будет вытаскивать.
— Полевые условия — довольно суровые. Бывает сыро, холодно, негде помыться. Еще и мыши одолевают. Как с этим справляетесь?
— Все не так критично, лишь бы не было обстрелов. Много мышей было раньше, в 2022–2023 годах. Помню, мы спали, а по нам мыши бегали. Но у нас сложилась хорошая компания. Коллеги подбадривают. Мы много шутим. Без юмора в тех тяжелых условиях никак. Нагрузки ведь, как физические, так и психологические, огромные.
Без воды, как говорит Белла, тяжеловато. Летом можно помыться из баклажки (обиходное название 5-литровой пластиковой бутылки).
— У военных, конечно, есть бани, но, честно говоря, я стесняюсь там мыться. Лучше потерплю, буду использовать влажные салфетки. Зато потом, когда вернусь в Донецк, помоюсь с двойным удовольствием. Правда, надо еще дождаться воды, у нас она подается раз в два дня.
«Третий раз пришлось начинать жизнь заново»
Белла часто бывает в прифронтовых поселках и городах. Общается с эвакуированными жителями и теми, кто не захотел покидать свои дома.
— Я вообще стараюсь ездить на освобожденные территории, захватив гуманитарную помощь. Чтобы не только снять репортаж, но и передать людям все самое необходимое. И когда еду обратно, стараюсь организовать эвакуацию людей из опасных зон.
Белла вспоминает свою поездку в Соледар.
— Мы думали, что в этом городе не осталось мирных жителей, он был полностью разрушен. Там не было газа, света, воды. Но оказалось, что там остались 12 мирных жителей. У них не было документов, не было российских пенсий, не было генераторов. Мы с моим коллегой, Димой Григорьевым, решили им помочь. Обратились к меценатам. А также в МВД Дебальцево, чтобы они помогли получить людям российские паспорта. Совместно с бойцами, медиками из добровольческой разведывательно-штурмовой бригады «Невский» вывезли их оттуда. Люди получили паспорта. Им предлагали остаться в пункте временного размещения, убеждали, что в Соледаре небезопасно. Но они решили вернуться домой.
Как говорит наша собеседница, ее поразила стойкость жителей Соледара, которые были настолько преданы своей земле, своему дому. Несмотря на все опасности, отсутствие каких-либо удобств, не хотели отрываться от своих корней. К сожалению, одну женщину потом ранило, она потеряла ногу. Также ранение получил еще один пожилой мужчина.
В марте 2025-го подразделения группировки войск «Север» освободили курскую Суджу от украинских нацистов.
— Мы приехали в Суджу практически сразу после освобождения города. У нас разрывался дронодетектор, небо было «грязным» — кругом летали дроны. Противник проявлял активность. Около одного из разрушенных домов мы встретили мужчину. Он приехал с волонтерами, чтобы забрать фотографию фронтовика — дедушки своей жены. От их дома ничего не осталось. А фотоальбом уцелел, как и портрет дедушки. Они с ним каждый год на День Победы ходили в колонне «Бессмертного полка».
Но самое поразительное, как говорит Белла, что ее собеседник в свое время, 6 августа 2015 года, уехал с семьей с Донбасса в Суджу. И 6 августа 2024-го они вынуждены были уехать из Суджи.
— Дома и на Донбассе, и в Судже у них были разбиты. Людям в третий раз приходилось начинать жизнь заново. Но мужчина не терял оптимизма, говорил: «Главное, что семья осталась жива».
— Как выживали те, кто остался в оккупированном городе?
— Я разговаривала со многими жителями Суджи в пунктах временного размещения. А также с теми, кто приезжал в город за своими вещами. Люди в оккупации по возможности помогали друг другу. Но часто местные жители не могли покинуть подвалы, где они укрывались. Ходить по улице из-за обстрелов и дронов было опасно. Да и украинские боевики могли расстрелять из-за любого неудачно сказанного слова.
Как рассказывает Белла, жителям Суджи не хватало воды.
— Я видела на калитке одного из домов надпись: «Воды!» Как оказалось, там жила женщина, которая умерла от того, что у нее не было ни еды, ни воды. Но даже в тех непростых условиях люди смогли организоваться. Помогали своим землякам хоронить погибших близких.
Наша собеседница делится, что работала тогда не только как журналист, но и как волонтер.
— У нас в Курске работает штаб. Мы каждый день раздавали людям по 1,5 тысячи продуктовых наборов. Также развозили одежду по пунктам временного размещения.
Белле приходилось эвакуировать с освобожденных территорий не только людей, но и животных.
— Выезжая в прифронтовые города и поселки, мы все время берем с собой тушенку и корма для домашних животных. Обязательно думаем о «хвостиках», вывозим их с обстреливаемых территорий. Все время находимся на связи с руководителем донецкого приюта «Кошкин дом» Евгенией Михайловой. Знаем, куда привезти животных, где их точно спасут.
Как говорит Белла, у них в квартире в Донецке живут два кота.
— Один котик — моего друга. Он был танкистом, сейчас — замполит. Этот кот был с ним практически всю службу. Также у нас живет кот Рысенок. Я нашла его на позициях, усатый пережил три операции, у него были большие проблемы со здоровьем. Вылечив его, я поняла, что не хочу кота никому отдавать.
Белла многое видела и испытала в зоне СВО. Недалеко от Марьинки ей пришлось убегать от снайперского огня, в Кременной — просыпаться в 2 часа ночи от взрывов HIMARS в соседних домах. Почти на каждом выезде были сбросы, прилеты.
Но, как говорит наша собеседница, все плохое стирается из памяти, запоминаются в основном позитивные моменты.
Это звучит парадоксально, но за российского военкора Беллу Либерман переживают и на другой стороне. Простые жители Украины.
Дело в том, что она как-то взяла интервью у нескольких украинских военнопленных. После чего с Беллой связались их жены.
— Русский человек ведь милосердный. Начиная с 2022 года у меня появилась возможность ездить в места, где содержатся украинские военнопленные. И ко мне стали обращаться их родственники с Украины. Просить хоть как-то передать сообщения для их близких. Стали записывать видео, где рассказывали о своей жизни, о домашних делах. И украинские военнопленные получали вести от своих родных. Они всегда очень ждут, когда я приеду.
Как говорит Белла, когда в их машину ударил дрон, об этом сообщили в новостях, ей стали писать женщины с Украины, спрашивать, как она себя чувствует.
— Они были благодарны мне за то, что их мужья, братья, сыновья, находящиеся в плену, получают весточки из дома. И искренне переживали за меня.
Белла многое успевает. Уже третий сезон она как лектор участвует в проекте «Школа молодого военкора имени Бориса Максудова». А также в проекте «Лаборатория дронов». Когда закончится СВО, она хотела бы развивать этот проект уже в мирных целях.
— Не хотите написать книгу?
— Когда я первые годы жила в Донецке, было страшно, город обстреливали. Чтобы как-то отвлечься, я написала детскую книгу-сказку, которая называется «Специальная волшебная операция». Погрузилась в свой волшебный мир с героями русских сказок. Надеюсь, что когда у меня будут дети, я им эту сказку прочту. И серьезную книгу по итогам спецоперации напишу. Надеюсь, что у меня хватит для этого сил и терпения. И, конечно, она должна быть с хорошим концом.
0
31.56
