К началу 1945 года ситуация на фронтах Второй мировой войны позволяла первым лицам воюющих государств уже не решать тактические и стратегические задачи, а задаться проблемами будущего устройства мира. Вопрос этот требовалось обсудить заранее, чтобы не повторить ошибок Версаля.
Версальский мирный договор лета 1919 года, как известно, аукнулся осенью 1939 года новой войной. Выстроенный державами-победительницами Первой мировой европейский порядок оказался слишком тесен как для Германии, так и для Советской России.
Когда говорят о решениях Ялтинской (Крымской) конференции, обычно отмечают победу Иосифа Сталина над его союзниками по антигитлеровской коалиции и одновременно политическими оппонентами: президентом США Франклином Делано Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем.
На первый взгляд, Советский Союз и в самом деле добился победы над западными демократиями. Сталин смог включить в советскую сферу влияния Польшу, что автоматически делало легитимным просоветское правительство Берута и обеспечивало дипломатическое признание союзника СССР на Балканах, командующего Народно-освободительной армии Югославии Иосипа Броз Тито.
Напомню, что англичане и французы вступили во Вторую мировую войну под лозунгом защиты независимости Польши, а в Лондоне располагалось польское правительство в изгнании (Рачкевича – Арчишевского). Там же в Лондоне жил и король Югославии Петр II.
Кроме того, Сталин добился, чтобы СССР получил 50% всех репараций. Советский Союз также должен был быть представлен в будущей Организации Объединенных Наций тремя голосами: собственно СССР и входившими в его состав Украинской и Белорусской социалистическими республиками как наиболее пострадавшими в войне. «Тогда и США должны быть представлены всеми штатами», — недовольно пробурчал Рузвельт. Но его слова остались лишь хорошей шуткой при плохой игре.
Наконец, СССР добился признания за собой всех 56 островов Курильской гряды и юга Сахалина, утраченного в результате злосчастной русско-японской войны.
Значит ли это, что на Ялтинской конференции игра шла в одни ворота? Или, как утверждают апологеты Рузвельта и Черчилля из числа жестких «реалистов», вождями Запада был разработан «хитроумный план», согласно которому, Сталину отдавались страны, опека над которыми должна была подорвать советскую экономику?
А может быть, подобными уступками покупалось участие СССР в войне с Японией? Ведь американская и английская разведки существенно переоценивали военный и экономический потенциал Токио. Согласно стратегии союзников, они планировали десант на остров Кюсю 1 ноября 1945 года (план «Олимпик»), а на Хонсю вообще в марте 1946-го («Коронет»). Если учитывать, что первое испытание ядерного оружия состоялось лишь 16 июля, то подобная рассчитанная на много месяцев вперед стратегия была вполне объяснима.
Конечно, союзники были заинтересованы в участии Красной армии в войне с Японией и шли на определенные уступки. Только не нужно преувеличивать их масштаб и значение. Сталин тоже неоднократно шел на попятную. Он согласился, чтобы в число держав-победительниц была включена Франция, что неизбежно сокращало привилегии не только СССР, но также США и Великобритании.
Но еще более важно, что до начала конференции Сталин отказался от контроля над Грецией. Если учитывать, что Эллада имела мощную компартию, а Народно-освободительная армия Греции (ЭЛАС) была в значительной степени прокоммунистической, то создание в Афинах родственного Москве режима не было беспочвенной утопией.
В дальнейшем Сталин откажется и от варианта установления просоветского режима в Австрии.
Что же тогда двигало лидерами антигитлеровской коалиции?
Думается, сознание равенства сил партнеров,несмотря на все внутренние споры и противоречия. Да, Черчилль мог ворчать, что за цены на американскую продукцию, заявленную по ленд-лизу, «не только три шкуры сдерут, но и мясо до костей». Да, Рузвельт и Черчилль не питали иллюзий по поводу «демократичности» Дядюшки Джо, как они за глаза между собой называли Сталина, и даже готовы были ему противостоять вооруженным путем (план «Немыслимое»), но только в случае защиты от нарушения Москвой уже подписанных договоренностей. Все они ощущали себя в первую очередь равноправными партнерами, а потому видели в уступках территорий, относящихся к чужой сфере влияния, не проигрыш или «потерю лица», а естественную (пусть и не всегда приятную) коррекцию интересов.
Как следствие, в Ялте установилась архитектура биполярного мира, которая в значительной степени определила всю дальнейшую политику.
Уважение к партнеру предполагало в первую очередь стремление избегать войны. Да, в определенной степени последние условие впоследствии, уже после 1944–1948 годов, определялось наличием у и Соединенных Штатов, и Советского Союза ядерного оружия. Но и конфликты с применением обычного вооружения, пусть и кровавые (Вьетнам) или затяжные (Афганистан), в эту эпоху оставались локальными и не перерастали в полномасштабные войны.
Одновременно биполярный мир обеспечивал взаимное ограничение интересов его ведущих игроков. Ни США, ни СССР не рассчитывали быть для всего мира «полицейскими с дубинками», в случае отклонения от заданных правил прибегающими к «гуманитарным бомбардировкам». Одно из последствий, свержение Мухаммеда Саида Барре в Сомали, ввергло страну в хаос гражданской войны и создало феномен «сомалийских пиратов». При этом не происходила и сдача союзников, не соответствующих собственным зачастую умозрительным представлениям о «демократии». Обратим внимание, что процент терактов и нарушений прав человека после так называемой арабской весны («финиковой революции») в Египте увеличился по сравнению с периодом правления Хосни Мубарака.
В принципе отказ от биполярного мира и даже, скажем жестче и острее, от мышления в духе разграничения «сфер интересов», собственно, в духе Ялты, привел к деградации и самих победителей. США не знают теперь, за что им вновь потребуется воевать, тратить жизни своих солдат и деньги своих налогоплательщиков. Придется ли им воевать против террористов в Ираке, за террористов в Сирии, придется ли разоружать Иран или сдерживать Россию? Теперь нет Ялтинского жесткого закона, теперь в сфере ответственности вождей Запада почти весь мир.
Биполярный мир не был идеален, как, впрочем, и любая иная политическая конструкция, но система взаимосдерживания и неизбежная опять-таки взаимная конкуренция делала его прямо по Лейбницу наилучшим из всех возможных миров, очень неуютным и плохим, но всё же наиболее оптимальным из всех реально достижимых.
Остается надеяться, что путь к новому биполярному миру придет не через новую войну (даже холодную), а через возрождение духа Ялты. Главное — не опоздать.