«Смешная история» произошла недавно в Вятке. Руководитель местной Академии интернет-маркетинга Лев Саламатов пришел на мероприятие Вятского государственного университета, где выступала стартап-адвокат Бриана Вайзингер.
Американка показалась Саламатову «зеленоглазой, пышногрудой и симпатичной», именно с этих слов он начал свой пост в соцсети, что не помешало ему дальше перейти к сути выступления заморской гостьи.
Но все уже заверте… Сотни возмущенных женщин и десятки мужчин гневно, витиевато или прямо глумливо дали понять Саламатову, что слово «пышногрудая» неприемлемо. Какой-то доброжелатель озаботился тем, чтобы перевести и донести его сообщение (или, может быть, только первую фразу) до самой Брианы Вайзингер. Американка посчитала себя оскорбленной и не поленилась написать комментарий, где сообщила Саламатову, что у него «немощный старческий разум» и «мерзкие старческие убеждения». Ну и, конечно, что все это не простая случайность, а часть «старых российских проблем» (куда ж без эдакого вывода). Итого: на два абзаца два раза в осуждающем смысле употреблено указание на преклонный возраст, что, заметим, является типичным эйджизмом — дискриминацией по возрасту. Вспомним жизнеутверждающие образы бодряков-пенсионеров, в особенности заграничных, — в США Вайзингер заклевали бы за такое оскорбление стариков.
Но к этому моменту никто уже и близко не заботился о соблюдении приличий. На Саламатова лился поток оскорблений, рядом с которыми слово «пышногрудая» кажется целомудреннейшим из эвфемизмов. И не только соцсети — университетское руководство высказалось в том смысле, что Саламатов больше не должен появляться на мероприятиях.
Тут уместно вспомнить, что когда Гасан Гусейнов в соцсети открыто и грязно оскорбил целый народ (обругав его язык), модераторы Фейсбука не удаляли его пост, коллеги не порицали его, а руководство Высшей школы экономики сперва пожурило своего преподавателя, но потом извинилось перед ним за то, что это журение произошло с отклонением от регламента. Так и вошло в новости: ВШЭ извинилась перед Гусейновым.
«Нет, ребята, все не так, все не так, ребята…»
С Саламатовым получилось совсем по-другому. Рассмотрим, что именно получилось — сперва на уровне брани в Интернете, а потом на уровне руководства.
Заметим сразу: у нас нет цели представить Льва Саламатова защитником традиционных ценностей, каким он сам себя считает, приплетая сюда же и Пушкина (бедный Пушкин, кто только не стремится спастись в его тени). То, что он сперва оценивает внешность женщины, а уж потом пытается вникнуть в ее слова и в такой же последовательности об этом пишет, вряд ли характеризует его как человека выдающегося ума и деликатности. Но скажем прямо: это нормально. И многие из нас так делают, женщины не меньше, чем мужчины. Верна давным-давно придуманная поговорка: встречают по одежке — провожают по уму. И да: по внешности встречают не менее охотно, чем по одежке. Мы так делаем. И это не плохо. Плохо — когда ты не способен заглянуть дальше, за фасад.
Мне возразят: ну ладно, многие так делают, но ведь не обязательно говорить об этом! Дело в том, что между «говорить об этом не обязательно» и «говорить об этом нельзя» дистанция огромного размера. Запрет в таком случае еще хуже, чем поощрение, и ненавистники Саламатова далеко превзошли по степени грязи, пошлости и ядовитости брошенное им довольно-таки невинное слово. И для чего весь этот пыл? Вы хотите, чтобы мужчины перестали оценивать женскую стать, а женщины мужскую? Серьезно? Это что, дивный новый мир? Спасибо, не надо.
Тут, кстати, уместно вспомнить, что именно в США, откуда родом Бриана Вайзингер, компании часто устанавливают форму одежды для сотрудников и даже вменяют им не приходить два дня подряд в одной и той же одежде. Сюда же и требование «быть позитивными», улыбаться. Внешний вид они не только оценивают, но и считают важным, не скрывают это. Так почему же одновременно запрещается то, что называют «сексуальной объективацией»? Предположу: дело здесь в том, что, в отличие от формы одежды, физическое внимание друг к другу мужчин и женщин проявляется гораздо сильнее и в то же время куда хуже поддается регламентации. Такими людьми труднее руководить, у них появляются другие мотивации. Все это сложно. А запрет — быть может, самый действенный способ упростить сложное. Напомню: «нельзя» и «не обязательно» — это совсем не одно и то же.
Еще более интересны мотивы вятского начальства, принявшего сторону американки. И тут я позволю себе привести далекую аналогию. На указателях в столице нашей родины, городе Москве, можно увидеть параллельные надписи на русском и английском языках. Вот только русские надписи порой выглядят как строчки загадочных аббревиатур, в то время как английские — нормальные слова. Смысл надписи гораздо легче понять по-английски, чем по-русски!
Так в чем же суть аналогии? А вот она: нашим заграничным гостям должно быть удобно. Все должно быть так, как они привыкли. Должно ли быть удобно нашим собственным, российским гражданам? А вот это совсем не факт. Собственные граждане перебьются. А если они к чему-то привыкли — ничего, отвыкнут. Вот в чем первый смысл начальственного суждения.
Вероятно, есть и второй, глубинный. Иностранцы рассматриваются как источник денег. Валюты — такой ценной, такой любименькой еще в СССР во времена магазинов «Березка». А также как проводник престижа. Вспомним, что показателями авторитета, рейтинговой привлекательности российских вузов считаются публикации в иностранных журналах и число зарубежных студентов. Конечно же, американка для этого куда важнее, чем какой-то местный вятский Саламатов. Несравненно важнее!
И пока дело обстоит именно так, «наши уважаемые партнеры» будут весьма уверенно и цепко держать российское начальство за… самое ценное. За кошелек.