3 июля исполняется полвека со дня смерти Джима Моррисона, вокалиста культовой американской группы The Doors и главной ролевой модели для рок-звезд всех поколений. Его образ соединил в себе все возможные клише – от «секса, наркотиков и рок-н-ролла» до «живи быстро и умри молодым». Но не было человека, который презирал бы этот образ больше, чем сам Моррисон. Те, кто подражает лидеру The Doors, на самом деле вдохновляются скорее мифами и легендами, чем подлинной историей артиста. Чтобы лучше узнать Моррисона, нужно разрушить связанные с ним стереотипы.
Долгое время самым известным литературным портретом Джима Моррисона служила биография «Никто из нас не выйдет отсюда живым», написанная Джерри Хопкинсом и Дэнни Шугерманом в 1980 году. Близкие знакомые певца отнеслись к этой книге прохладно, сочтя, что авторы плохо поняли своего героя. «Джим заслуживает лучшего», – констатировала Джинни Гэнал, работавшая секретаршей в офисе The Doors.
Еще хуже вышло с художественным фильмом Оливера Стоуна «Дорз» (1991). Желая заинтересовать всех без разбора, режиссер снял мелодраму об этаком скандальном бузотере, вызвавшую недоумение у музыкантов The Doors и других причастных. Моррисон, по их словам, вовсе не был тем психопатом, каким его изобразил Стоун. Режиссер провернул занятный трюк: готовясь к съемкам, он советовался со многими очевидцами и участниками событий, создав впечатление, что картина будет максимально адекватной. А затем сделал все по-своему.
Но дело не только в Стоуне. Нередко люди, наблюдая Моррисона издалека или на сцене, складывали о нем превратное мнение. Джинни Гэнал признавалась, что до личного знакомства Джим казался ей фальшивым позером.
«Никого на моей памяти не понимали так неверно, как Джима», – говорил его приятель музыкант Рон Алан.
Каким же он был на самом деле? Читая разнообразные воспоминания друзей Моррисона, понимаешь, что легче сказать, каким он не был. Потому что мнения расходятся: одни знали его тихим интеллектуалом, который мухи не обидит, другие – пьяным наглецом, способным на неприятные выходки, третьи – невозмутимым мастером дзен. Моррисона часто сравнивают с хамелеоном: он мог проявлять себя совершенно по-разному в зависимости от того, с кем имел дело и что у него было на уме.
Пафосный гедонист
«Теперь я вижу, почему кто-то недоволен фильмом «Дорз». Приятно послушать этого остроумного и рассудительного Джима, совсем не такого, как в кино», – написал пользователь YouTube в комментарии к одному из интервью Моррисона.
Аудиозаписи моррисоновских интервью – это вообще особый жанр, который можно назвать интеллектуальным релаксом. Звучание его неспешного, ровного, невозмутимого и дружелюбного голоса действует успокаивающе и почти никак не сочетается с образом хулигана-гедониста.
«Он был немного застенчивым, сдержанным, почти интровертом. Всегда вежливый, мягкая медленная речь, он говорил, тщательно выбирая слова», – рассказывает Винс Тринор, техник The Doors, с которым Моррисон любил вести долгие философские беседы. Впрочем, не только с ним.
«Джим с интересом расспрашивал всех, кого встречал, и у него была способность пробуждать в людях все самое лучшее», – рассказывала Джинни Гэнал.
«Он был очень умный, мягкий, забавный. Я чувствовала себя защищенной рядом с ним. Не знаю, что это значит, что почему-то я чувствовала защиту», – рассказывает Черри Сиддонс, жена менеджера группы Билла Сиддонса.
Почти все без исключения отмечают отменное чувство юмора Моррисона и его склонность шутить. Когда его школьного товарища Фада Форда попросили охарактеризовать Джима одной фразой, тот сказал: «Это был самый веселый парень из всех, кого я знал».
Люди так привыкли воспринимать Моррисона как пафосного и даже напыщенного человека, что им трудно представить юмор и иронию, которые стояли за его поступками и словами. В каждой второй статье о Моррисоне его называют Королем ящериц, по фразе из песни Not To Touch The Earth. «Вообще-то все это было сказано с иронией. Странно, что никто этого не уловил», – признался сам Джим в интервью 1971 года.
«Почти дзен»
Для типичного эгоцентрика, которыми бывают почти все рок-звезды, он слишком сильно интересовался другими людьми и слишком широко смотрел по сторонам, поражая знакомых точными и мудрыми суждениями обо всем на свете. «В разговоре он никогда не тянул одеяло на себя, – вспоминает Винс Тринор, – он затевал разговор для того, чтобы узнать твое мнение или чтобы совместно прийти к чему-то новому, но никогда не высказывался ради того, чтобы показать себя».
Безразличный к материальным благам, Моррисон жил в дешевом мотеле, хозяин которого не знал, что его постоялец – мировая знаменитость. Казалось, что он был на другой волне, нежели большинство людей. «Предметом его интереса были вещи иного мира, не того, в котором живу я», – говорил Билл Сиддонс.
«У всех у нас бывают дни, когда что-то идет не так и ты раздражаешься. То тебя подрезали на дороге, то нагрубили, и твое настроение скачет вверх-вниз. Это общечеловеческое. Но у Джима этого не было совсем. Эти вещи его не беспокоили вообще, – вспоминает Рон Алан и добавляет: – Это почти дзен. Он видел суть вещей, как все работает, и был спокоен. Просто принимал все как есть».
Не три мушкетера
Тому, кто мечтает о том, чтобы его группа была такой же великой, как The Doors, придется принять и то, что в этом коллективе не было полного единения, вообще-то очень важного для творчества. «Мы втроем на одной стороне, и Джим на другой», – описывал отношения в группе гитарист Робби Кригер. Удивительно, как The Doors удалось записать все их великолепные альбомы, учитывая, что, кроме первых двух, они давались немалым трудом, главным моментом в котором было укротить, уломать, структурировать Моррисона и более-менее удачно записать его голос.
Золотая пора закончилась примерно год спустя, после того как к The Doors пришло признание. Моррисон не разделял восторг коллег по поводу большого шоу-бизнеса. Слава очень быстро обернулась для него проклятием: он возненавидел роль секс-символа и рок-звезды за глупость и одномерность. Его ответом на это стало безудержное пьянство.
Трое из The Doors были настроены ковать железо, пока горячо. В 1967 году они продали свой первый хит Light My Fire рекламе «Бьюика». Группа провернула это без ведома Моррисона: несколько дней его не могли найти в городе. Но когда он узнал о сделке, то пришел в редкое для него состояние бешенства. «Это был конец мечты о группе и дружбе», – говорит Билл Сиддонс.
Джим взял за привычку появляться в студии записи навеселе, часто приводя с собой толпу мутных личностей, на манер Парфена Рогожина.
Бейб Хилл, ближайший друг Моррисона последних лет, смягчает картину, утверждая, что Джим по-доброму относился к коллегам по группе и понимал свои обязательства перед ними.
Тем не менее пластинка L.A. Woman (1971) должна была стать последней работой Моррисона и The Doors – заканчивался контракт, и Джим с радостью «выходил на свободу», раздумывая о новых перспективах. В итоге альбом действительно стал прощальным – вскоре после его выхода певец умер в Париже.
Не в силах смириться с уходом Моррисона и желая показать, что группа не держалась на нем одном, трое из The Doors выпустили после смерти фронтмена еще два диска: неплохих, но не имевших большого успеха. Идея позвать на место Моррисона Игги Попа была провалена самим Попом: увидев фрика, который по случаю прослушивания нарядился в женское платье, музыканты сразу поняли, что этот артист будет вести себя еще эксцентричнее и неадекватнее, чем Джим.
Развалина
Считается, что из-за пьянства Моррисон сильно обветшал к 27 годам: растолстел, зарос дремучей бородой, дошел до импотенции как творческой, так и физиологической. Но Моррисон обладал феноменальным здоровьем. Алкоголь подорвал его, но не настолько, чтобы вывести из строя.
За полгода до смерти, в феврале 1971-го, Джим с друзьями играли в тач-регби. Причем собрались они по инициативе Моррисона. «Мы играли три часа без перерыва, – вспоминает Фрэнк Лисиандро, оператор, режиссер, соучастник двух кинопроектов Моррисона, – и Джим играл все это время без перерыва, двигался быстро и жестко, с явным удовольствием. Потрясающая выносливость». «Лошадиная», – добавляет поэт Майкл Маклюр. Неплохо для обрюзгшего алкоголика.
Другой товарищ Моррисона, промоутер Рич Линнелл, вспоминает: «Может, он был не самым лучшим атлетом в той команде, но меня поразил энтузиазм, который он принес в игру. Джим без устали гонялся за моим братом, который крепкий парень вообще-то. И он был явно не из тех, кто сваливает из игры, сказав: «что-то скучно».
На вопрос, выглядел ли он нездоровым, Рич отвечает: «Нисколько. Да, у него было брюшко, но Джим был в очень хорошем расположении духа и с редким энтузиазмом для человека, который нечасто играет в подобные игры».
Теперь уже не секрет, что Моррисона убила доза героина – наркотика, которого он всегда благоразумно избегал. Впрочем, он так часто заигрывал со смертью, ставя себя в рискованные ситуации, что мог уйти и гораздо раньше.
Жена-ведьма
В мифологии Моррисона немало места уделяется его отношениям с журналисткой и писательницей Патрисией Кеннели, считающей себя главной женой музыканта и подписывающейся не иначе как Кеннели-Моррисон. В 1970 году она, большая любительница колдовских ритуалов, устроила им с Джимом языческий обряд бракосочетания.
В фильме «Дорз» Кеннели даже сыграла жрицу, проводившую тот самый обряд. Тем не менее работой Оливера Стоуна она тоже осталась недовольна.
В 1992 году Патрисия выпустила мемуары «Странные дни», судя по которым, ее роль в жизни Моррисона была очень и очень значительной. Но у нее есть масса оппонентов – от друзей Моррисона, чьи воспоминания вошли в книгу Фрэнка Лиссиандро «Друзья, собранные вместе», до ее бывшей подруги Дженнет Эрвин, которая написала собственные мемуары «Твой бал окончен, детка».
Оппоненты отзываются о ней как о навязчивой персоне, одержимой идеей женить на себе певца и выдумывавшей сказки о том, как он ее любил. Моррисон был человеком, «открытым к любому эксперименту», и свадьбу с колдуньей воспринял как еще одно занятное приключение. Вскоре он начал сторониться своей новоявленной супруги, а затем и вовсе открыто избегать ее.
Интересно, что еще в 1985 году, в интервью для книги «Жены рока», Кеннели не делала из романа с Моррисоном большого события. Однако в дальнейшем, с ростом интереса к The Doors, она начала настаивать, что была чуть ли не главной соперницей Памелы Курсон – женщины, которая была с Моррисоном почти всю его сознательную жизнь.
Две стороны
Тихоня, джентльмен, интеллектуал, постигший дзен... Хорошо, но кто тогда буянил на сцене? Кого винтила полиция во время концертов в Нью-Хейвене и Майами? Кому грозил тюремный срок за публичную демонстрацию детородного органа?
У обаятельного «доктора Моррисона» была и темная сторона – мистер Хайд, выходивший наружу, когда артист бывал пьян, и не только тогда. Джим с детства был известен своими проказами, порой довольно жестокими. Он любил ставить людей в неловкое положение и наблюдать за их реакцией. Это была его своеобразная борьба с неправдой: шаблонами поведения и масками, за которыми люди прятали свое истинное лицо и которые хотелось сорвать. Не сказать, чтобы такие методы вызывали у окружающих восторг или понимание.
Однажды канадские пограничники своим грубым поведением напомнили ему сторожевых псов, и, чтобы указать им на это, он встал на четвереньки и принялся лаять. Вряд ли персонал таможни понял смысл этого поступка, а вот канадские гастроли The Doors чуть было не отменились.
«Джим не выпендривался, хотя иногда это так и выглядело. Он скорее любил встряхивать людей, любил играть с твоим сознанием, дезориентировать, выводить окружающих из зоны комфорта» – говорит Рон Алан.
В нем сочетались две противоположности: рассудительность и безрассудство. С одной стороны, он мог без колебаний съесть горсть неизвестных таблеток, предложенных на вечеринке незнакомцем, ходить по краю крыши лос-анджелесского небоскреба, злить полицейских, а с другой, по словам Рича Линнелла, «он был более рассудительным человеком, чем многие, и я не раз видел, что в сложных ситуациях он может хорошо успокаивать других».
«Он не был скандалистом, он был деликатным человеком, пацифистом. Но когда он пил, демоны выходили наружу», – комментирует Винс Тринор.
Далек от насилия
«До знакомства мне говорили, что Моррисон опасный человек, что быть с ним в одной комнате – все равно что сидеть в клетке со львом. Но я ничего такого не увидел», – вспоминает Леон Бэрнард, пресс-агент The Doors.
«Джим никогда в жизни не мог совершить поступков, показанных в фильме Стоуна, вроде той сцены, в которой он поджигает квартиру. Он был далек от насилия», – утверждает Бейб Хилл.
В экстремальных ситуациях он сохранял непонятное окружающим спокойствие, словно наблюдая за течением поставленного им эксперимента. «Когда его в Нью-Хейвене заталкивали в полицейскую машину, я кричал, а Джим посмотрел на меня и сказал: «Билл, ничего не поделаешь, я поеду в тюрьму. Они должны сделать это». Он понимал, что переступил черту и теперь в руках людей, которые поступают так, как они запрограммированы».
«Он не был тем, кто борется против чего-то, – говорит Рон, – он принимал все как есть. Если что-то случалось, он мог сказать: «ну ладно», – и всё».
Говорят, лишь инцидент с публичным обнажением на концерте в Майами, за которое Моррисону хотели присудить несколько лет тюрьмы, вывел артиста из состояния равновесия. Джим немного нервничал, но, если так можно выразиться в его случае, все обошлось.
Чужой среди поэтов
В России Моррисон считается едва ли не лучшим западным рок-поэтом. Тексты The Doors оказали огромное влияние на логоцентричный русский рок. Между тем в Америке у Моррисона в этом плане более скромная репутация, не сравнимая со статусом Боба Дилана или Брюса Спрингстина. Многие в курсе, что у лидера The Doors были поэтические амбиции, но для большинства он остается каноническим рок-идолом, секс-символом – в общем, тем, кем он хотел себя видеть в последнюю очередь.
«Всякий раз, когда Джим заходил в гости, он вскакивал на кровать и читал свое новое стихотворение», – вспоминал Марти Балин из группы Jefferson Airplane.
Слава кумира молодежи, героя глянцевых обложек закрыла для него дорогу в мир серьезной литературы, к которому он действительно хотел принадлежать.
В 1969-м Моррисон выпустил за свой счет небольшим тиражом две книги: «Боги» и «Новые создания», а в следующем году –«Американскую молитву». Вскоре издательство Simon & Schuster сделало книгу, объединив два первых тома. Однако литературная общественность смотрела на Моррисона-поэта, примерно как сегодня театралы смотрят на Ольгу Бузову, вышедшую на сцену МХАТ.
Можно вспомнить и Высоцкого, который, как и Моррисон, хотел быть равным среди «профессиональных литераторов» и не получил этого признания.
«Джим понимал, что если его и зовут на какие-то поэтические встречи, то только из-за его громкого имени в поп-культуре», – говорил Бэйб Хилл. Причем, по его словам, Моррисон считал себя слабее иных современных стихотворцев: «В 1969 году мы поехали на симпозиум в Сан-Диего. Там были Роберт Крили и Ричард Бротиган и все эти ребята. Джим сказал мне: «Представляешь, их никто не знает. Я известен больше, чем они, а у них таланта больше, чем у меня».
Письма с Сейшел
Мир популярной музыки, в котором Моррисон был признанным героем, ему опостылел, а мир большой литературы оказался недоступен. По мнению Хилла, именно это породило в нем «апатию к жизни», которая и привела к ранней гибели. Довольно распространенная версия.
Но переживать из-за непризнания со стороны кучки высоколобых эстетов? Не очень-то похоже на мастера дзен. Да и уж кому, как не умнейшему и начитанному Моррисону, было не знать, сколько выдающихся поэтов обошлось без подобных почестей при жизни. И что в мире есть много интересного помимо стихов и рок-н-ролла.
Клавишник The Doors Рэй Манзарек в 2001 году опубликовал роман «Побег поэта» – о том, как одному музыканту вдруг начинают приходить письма с Сейшельских островов от вроде бы давно погибшего друга. Манзарек сочинил роман, вспомнив, что во время записи L.A.Woman увидел в руках Моррисона туристический буклет об этих островах к востоку от Африки. «О, это отличное место, чтобы спрятаться от всех», – произнес тогда Джим.
Моррисона в Париже хоронили спешно и тайно. Его тело видели лишь несколько приближенных лиц. И все действительно уверены, что он устал от жизни и умер?
0
44.25
